Слепые души - Алана Инош
До Нового года остаётся неделя.
Глава 10. Чудо
Тащу из магазина тяжёлый пакет, и как раз в этот момент – поразительная точность! – из снежной пелены выныривает чёрный джип. Дверца открывается, и на снег ступает нога в зимнем ботинке – удобном и тёплом, но с женской точки зрения не слишком-то изящном: его обладательница – не кокетка. Она носит брюки и короткую стрижку, не пользуется косметикой, а духами – самую малость, но зато водит шикарный чёрный джип.
– Здравствуй, золотце. Что такая невесёлая? Новый год на носу.
– Здравствуйте, Диана Несторовна, – отвечаю я, останавливаясь. – И вас с наступающим.
Поставив машину на сигнализацию, она подходит ко мне, в чёрной короткой шубке и широких чёрных брюках – клёш от бедра. Ей достаточно одного взгляда на меня, и она сразу делается серьёзной.
– Пойдём-ка, угостишь чаем. Заодно на пару слов.
Ей возражать бесполезно. Она несёт мой пакет, другой рукой приобняв меня за плечи, и на нас сыплется из низких туч снег. «Пара слов» начинается ещё по дороге к подъезду.
– Ну, что случилось? Зачем Альку мучаешь? Почему не разговариваешь с ней? Что за блажь?
Всё-таки она иногда бывает резковатой. Вот так – с ходу в наступление – её привычная манера, которая не всегда приятна. Мне тяжело отвечать, когда на меня «наезжают», я тоже становлюсь в позу.
– Вы специально приехали ко мне, чтобы об этом спросить?
Она хмурится, её глаза – как льдинки.
– Но, но, полегче, дорогуша… Кто тебя учил так со старшими разговаривать? – В голосе тоже льдистый перезвон.
– Извините, – бурчу я.
– То-то же, – смягчается она. – Отвечаю на твой вопрос… Приехала я просто так, чтобы тебя увидеть. Ну, и заодно узнать, что у вас с Алькой случилось. Что за обиды? Поссорились, что ли?
Мы поднимаемся по лестнице: я – чуть впереди, чтобы справиться с внезапно навернувшимися на глаза слезами до того, как Диана Несторовна их увидит. Но от неё ничего нельзя скрыть, она тут же всё подмечает.
– Так-так, всё вижу, не отворачивайся, – говорит она. – Что за слёзки?
Её рука просовывается под мой локоть, прижимает ласково, но крепко. Объяснений не избежать. Торопливо смахиваю солёные капли, открываю дверь.
– Проходите…
Я раздеваюсь, она тоже скидывает шубку. Я тащу пакет на кухню, она следует за мной. Видимо, она привыкла, чтобы на её вопросы отвечали незамедлительно, поэтому требует:
– Ну-ка, посмотри на меня. Что случилось, солнышко?
– Всё в порядке, – пытаюсь соврать я.
Она неодобрительно качает головой.
– А врать не умеешь, милочка. Хватит валять дурака, говори правду.
– Нет, правда, – вздыхаю я. – Никаких обид, мы с Алей не ссорились. У нас всё по-прежнему.
– Если бы это было так, ты бы не пряталась от неё, – возражает Диана Несторовна. – Ты бы, моя лапушка, перестала наконец передо мной притворяться!
Всё-таки её обращение действительно жестковато, ничего не поделаешь. Но если к этому привыкнуть и не принимать близко к сердцу, она вполне славный человек. Теперь, когда она сняла шубку, я замечаю, что её фигура изменилась: она похудела и стала меньше сутулиться, костюм сидел на ней гораздо лучше и был подогнан плотнее по силуэту. Она выглядела элегантно.
– С Алей это не связано, – объясняю я. – Просто я чувствую себя неважно… Ни с кем не хочется разговаривать.
– Так, в чём дело? – озабоченно спрашивает она, заглядывая мне в глаза. – Ты что, заболела? Что с тобой?
– Да нет, не в том смысле, – морщусь я. – Не физически… На душе скверно. Просто когда мне плохо, я залезаю в свою раковину… Что я хотела? Ах да, чай. Сейчас заварю. Вы присаживайтесь, в ногах правды нет.
Я ставлю чайник. Некстати вдруг вспоминается, что точно так же я заваривала чай, когда приходила Ника, и пожалуйста – глаза опять на мокром месте.
– Так, сядь, – говорит Диана Несторовна властно.
В сущности, я человек строптивый и не люблю, когда мной командуют, но властность в её голосе не раздражает, потому что в её глазах – искренняя озабоченность. В отличие от прохожих на улице, ей не всё равно. Я сажусь, и Диана Несторовна накрывает мою руку своей тёплой ладонью с крепкими, ровными пальцами хорошей формы.
– Рассказывай, что случилось.
Хоть Ника и сказала, что не обязательно рассказывать всё, но именно Диане Несторовне я чувствую потребность выложить всё как есть, потому что уверена: она поймёт. И я рассказываю, ничего не утаивая, а она слушает – серьёзно и не перебивая.
– Тот человек хоть и не умер, но получил тяжёлую черепно-мозговую травму… Он сейчас лежит в коме, исход пока неизвестен. На Нику завели дело, она под арестом. Её обвиняют в нанесении тяжких телесных повреждений, а адвокат будет доказывать самооборону. Опять же – она была пьяная, когда ударила этого парня, и это вроде бы отягчающее обстоятельство, но она пришла с повинной, и это – смягчающее. Напилась она, после того как… – Я проглатываю шершавый ком в горле и всё-таки договариваю почти шёпотом: – После нашего разговора.
Рассказав всё до конца, я больше не могу сдерживаться – роняю голову на руки и плачу. Выслушав, Диана Несторовна говорит задумчиво:
– Да, жалко девчонку.
– Это я виновата, – рыдаю я. – Не надо было её отпускать… Надо было удержать!
– Так, голубка, давай сейчас без истерик, ладно? – говорит Диана Несторовна нарочито грубовато. – Слезами горю не поможешь. Она как вообще – пьющая?
– Нет… – всхлипываю я.
– Ну вот, – кивает Диана Несторовна. – Откуда тебе было знать, что она пойдёт и напьётся? Как ты могла это предвидеть и удержать её от этого?
– Всё равно я чувствую себя виноватой, – прошептала я, зажимая ладонями глаза. – И ответственной…
– С какой стати ты отвечаешь за глупости другого человека, лапуля? – возражает Диана Несторовна. – Этак можно до абсурда дойти. Похоже, ты любишь изводиться. Не годится так, моя голубка, совсем не годится. Какая твоя вина в том, что она пошла шататься ночью по улицам, да ещё и в пьяном виде? Вот и нашла приключения.
– Я ей сказала, что люблю Алю…
– Ну и что? Вешаться теперь? Ведь как известно, сердцу-то не прикажешь. Ну, не могла ты ответить на её чувства – что тут поделаешь? В общем, дурочки вы обе, вот что я тебе скажу.
– Что теперь делать, Диана Несторовна? – спрашиваю я беспомощно.
– «Что делать»! – усмехается она. – Ничего, моя милая, ты не можешь сделать. Остаётся только надеяться, что тот отморозок не отдаст концы, и что этой глупышке не впаяют по полной. Если он останется жив, года два дадут – и то слава Богу. А если адвокат не лопух, то и условным может отделаться. И не изводи себя, никакой твоей вины во всём этом нет. – Диана Несторовна погладила меня по руке. – Ну всё, вытри глазки и наливай чай.
За окном валит снег, крупный и густой. Замело и крыльцо, и весь двор, голые деревья ёжатся вдали: «Что, неужели и правда не виновата?» «Похоже, что так», – отвечает им снег.
– Настенька, – окликает меня голос Дианы Несторовны.
Я оборачиваюсь и встречаюсь с ней взглядом. Она смотрит ласково, выражение суровости пропало, и от этого всё её лицо озаряется внутренним светом, становясь почти красивым.
– Знаешь, а головные боли меня больше не беспокоят, – говорит она. – Раньше часто голова болела, а теперь вообще не болит.
– Я рада, – отвечаю я. – Вы прямо преобразились. Вы по-прежнему считаете, что это сделала я?
– Считаю, – улыбается она. – Врач не смог толком это объяснить. Знаешь, отчего были эти боли? У меня была опухоль размером с грецкий орех. А недавно мне сделали томографию, и опухоли не обнаружили. Её просто нет.
– Ну, наверно, рассосалась, – пожимаю я плечами.
Диана Несторовна встаёт и подходит ко мне. Положив руки мне на плечи и глядя на меня серьёзно и ласково, она говорит:
– Нет, сама рассосаться она не могла – такие просто так не рассасываются. У меня есть серьёзные основания считать, что это сделала ты, другого объяснения этому я не вижу. Не знаю, сколько бы я ещё прожила с этой опухолью… Наверно, недолго. Нет, умереть я не боюсь, я просто тревожусь за Альку: её нельзя оставлять одну. А теперь… Теперь совсем другое дело. Я поняла, как жизнь прекрасна, я живу и радуюсь. Ты вернула мне всё, понимаешь? Всё! Я как будто родилась заново. У меня столько сил, сколько ещё никогда в жизни не было. Само такое чудо произойти не могло. У Альки начали расти волосы, когда врачи уже вынесли ей приговор всю жизнь ходить в парике, – разве это не чудо?
Я вздыхаю, улыбаюсь.
– Вы вбили себе в голову, что это сделала я, и мне вас, похоже, не переубедить.
Она говорит:
– Вот улыбаешься ты – и хотя за окном снегопад, а кажется, будто весна.
От её взгляда у меня внутри что-то сжимается, да так, что я еле могу дышать.
– Вы приехали только для того, чтобы сказать мне это? – бормочу я.
– Да, – отвечает она.
Нет, за этим ничего не следует. Мы стоим у окна, Диана Несторовна курит, а я чищу мандарин. Предлагаю ей, но она отказывается. Говорит зачем-то:
