Андрей Дай - Поводырь - 4
Жалел иногда, что довелось мне ту, первую, жизнь прожить в двадцать первом веке, а не, например, в конце двадцатого. Когда еще живы были старые мастодонты - организаторы индустриального строительства из эпохи СССР. Вот бы у кого поучиться как на пустом месте, с минимумом ресурсов, гигантские производства строить! Может, были и у них ошибки и неудачи. Может быть, и не стоило вообще перегораживать Великую Обь, наливать микроскопическое, по сравнению с другими сибирскими, водохранилище, резко изменившее экологию и сейсмическую опасность прилежащей местности...
Только - не нам их судить. Стоят заводы, и мосты, и плотины. И нефть, ими найденная и покоренная, по ими проложенным трубам в бюджет изрядную долю несет. Почему вот, до меня только сейчас дошло - какими великими были предки?! Насколько героические их свершения?! Сам же речи с высоких трибун произносил, грамоты к юбилеям раздавал. Руки жал. Формально. Не искренне. Радовался, когда удавалось еще какую-нибудь часть от гигантов советской индустрии откусить и выгодно перепродать... Гнидой, я Герочка, был. Жирной, присосавшейся к чужим успехам, к результатам чужих трудов, вшой. Только подумаю, в морду себе плюнуть хочется...
Так-то, умом, понимаю, что, по сути, те строители индустриальной мощи страны, обладали одним немаловажным ресурсом, которого нет, и скорее всего никогда не будет у меня теперь. Те же речки, полезные ископаемые и глухая тайга. Вот чертежи из столицы господин инженер Буттац пришлет - и строительные машины можно будет построить. Но вот доступного, волшебной силой какой-нибудь комсомольской путевки, практически бесконечного, числа рабочих рук, мне не видать, как своих ушей. Нет у меня за спиной руководящей и направляющей миллионной правящей партии, способной решением пленума стронуть с места, посадить в кабины тракторов и самосвалов, сотни тысяч человек!
Придется как-то обходиться. Возводить мой Транссиб не как БАМ - напряжением сил всего государства, и с привлечением целой армии строителей, а как-то иначе. Использовать те преимущества, те стимулы высочайшей производительности труда, о которых и не задумывались большевики. Желание людей уберечь членов своих семей от голода и холода, хотя бы. Ну или заработать еще один миллион, если хотите. Мне нужно долг всем грядущим поколениям земляков отдавать, а не деньги в чужих карманах пересчитывать.
В общем, тему химзавода больше не поднимали. В Ирбите начиналась ярмарка. Мясников с Гилевыми засобирались, заторопились, пообещав потом, после окончания торгов, еще навестить меня в Колывани. Насилу уговорил Ваську взять с собой татарского казака - Рашитку со щенками. Хотя бы до Тюмени. Ну и помочь пристроиться к какому-нибудь каравану, идущему на запад, в Нижний Новгород. А мне оставалось только проводить уезжающих, и вновь браться за письма, за прожекты, за свою ненавистную бухгалтерию, наконец.
А потом на подворье первогильдейского Колыванского купца Кирюхи Кривцова ворвался на взмыленном коне молодой казачек - посыльный.
- Беда, Ваше благородие! - прохрипел он, утирая иней с жидкой еще по возрасту лет, бороды. - Кокоринский караван злыдни постреляли!
И мирный ужин, богатое, хоть и не скоромное - Великий пост на дворе - застолье взорвалось суетой и приготовлениями. Бряцало оружие, и хищно поблескивали в нервном свете керосиновых ламп тупые свинцовые головки патронов.
- Нешто ты сам в погоню, Герман Густавович? - удивился Кирилл Климович. - Подиткось и без тебя управятся. Коли зверя, с Божьей помощью, скрадывают, так и двуногих охальников сумеют. А тебе, твое благородие, не по чину будет...
Какое, к Дьяволу?!!! Моя железная дорога в опасности! Больше месяца специально выпрошенный у московского богатея Кокорина миллион ассигнациями добирался до моей губернии. Целый воз денег, предназначенный для расчетов с рабочими, которые уже этой весной должны были начать укладку рельс на первом участке будущей магистрали! Отдать?! Подарить каким-то скотам? Ворам и разбойникам?! Зубами рвать буду! Без суда и следствия!
Час спустя, успокоившийся, умиротворенный размеренной рысью выданного колыванским купцом коня, выговаривал сам себе, что не догадался поставить в известность местные полицейские власти. Оглянулся на наш, прямо скажем, небольшой отряд, и подумал, что еще пяток стрелков точно бы не помешал. Ладно хоть Кривцов местного проводника дал - отставного пожилого казака с покалеченной левой, беспалой рукой. Иначе вообще бы втроем были, против банды - неизвестной числом, но, тем не менее, не побоявшейся совершить нападение на хорошо охраняемый караван.
- Не журись, твое благородие, - словно почувствовав, что моя ярость, моя слепая решимость немедленно найти и покарать злодеев, стала рассеиваться, поспешил поддержать меня беспалый Силантий. - Оне нынче в берлогу свою подались. Добычу делить да страх хмельным заливать. Тут-то мы их и возьмем.
- Конечно, - согласился я. - Так все и будет.
Хотелось верить, что мы оба правы. И все же, когда уже присыпанная свежим снежком тропа вывела нас к логову - укромной лесной заимке, торопиться не стал. Тем более что был выбор - напасть немедленно, в надежде на неожиданность, и на то, что бандиты еще не избавились от страха, но уже успели расслабиться, понадеявшись на удаленность своей базы от тракта. Или укрыть лошадей в логу, аккуратно, по большому кругу обойти строения, и лечь в засаду с наветренной стороны, дожидаясь, пока злыдни зальют глаза водкой на радостях.
Понятно, что именно я выбрал. Не от нерешительности конечно - Боже упаси. Из осторожности. Не хотелось по-глупому терять бойцов, да и собственное здоровье оценивал куда дороже, чем этот несчастный миллион ассигнациями.
Проводник легонько тронул за плечо, отвлекая от воспоминаний. Склонился к самому уху и выдохнул:
- Их шестеро. Скоро уже...
Шесть - это не много. В полтора раза больше нас, но, все-таки не так страшно, как могло бы быть. Всего два выстрела каждому...
Скажу сразу - пришлось начать атаку раньше, чем мы планировали. Низенькая, по плечо взрослому человеку, дверь в избушку резко распахнулась, и на заснеженный дворик вылетел раздетый до исподнего, босой человек. А следом за ним - еще трое, в отличие от первого, одетые и обутые. И с короткими, кавалерийскими карабинами в руках.
Теперь уже никто никогда не узнает, чем именно провинился этот, ставший последней жертвой банды, разбойник, но я даже на колено привстать не успел, как раздалось сразу три выстрела, и босой рухнул возле саней, марая вытоптанный дворик темной кровью. Тут же заговорили спенсерки моих казаков, а я, разом позабыв о собственных планах, рванулся вперед с револьвером в руке. И, клянусь, только неожиданно ослабевшие от долгого лежания в неудобной позе ноги, причина того, что к избе я подбежал не самым первым. Зато именно мне пришлось пристрелить рвущихся с цепи, беснующихся от ярости собак. Жаль их. Они-то уж точно ни в чем не виноваты...
Ветер был слабый и какой-то неправильный, дерганный. Клочья порохового дыма зависали у скатов крыши, и отказывались растворяться. Все, что ниже - было отлично видно, а вот выше - серая беспросветная мгла.
К чести злодеев, разобрались в происходящем они достаточно быстро. Тонко взвизгнул последний умирающий пес, упали возле крыльца трое с разряженными, бесполезными ружьями, и на этом наш минутный успех и закончился. Двое оставшихся лиходеев тут же принялись палить и через приоткрытую дверь, и из тут же разлетевшегося мелкими осколками оконца. Уж и не помню, как я, спеша укрыться жужжащей смерти, юркнул за собачью будку.
- А вот ща я тя, - прорычал Силантий, высовываясь со своей древней, кажется еще кремневой, длинноствольной фузеей из-за сарая. Несколько пуль треснуло о жерди, просыпав мне на голову щепки, но проводник даже не пошевелился, выцеливая вражину. А потом так бабахнуло, что с покатой крыши сарая сошла лавина. Естественно, прямо на меня - куда же еще?
Откапывался из сугроба в тишине. Силантий улыбался - рот до ушей - попал, и шустро орудуя шомполом, перезаряжал свой штуцер. В избушке оставался последний бандит, но указывать четырем стрелкам свое положение он не торопился. Оба моих антоновца, пригибаясь, и скользя подошвами так, чтоб скрипом снега не предупредить врага о своем приближении, крались к двери.
Ловко, как какой-нибудь спецназовец, один из моих бородачей, кувырком преодолел простреливаемое из открытой двери пространство, и тут же замер с другой стороны крыльца. Из избушки раздавались какие-то странные, непонятные звуки. Нам с Силантием пришлось обойти сарай, и, по следам казаков, перелезть сугроб, чтоб приблизиться, наконец, к оконцу, полагая, что оттуда будет лучше слышно.
Звуки и правда стали четче, но секрета - что же именно делает последний оставшийся в живых душегуб, так и не выдали. Что он там такое громоздкое таскает, и чем скрипит.
- Эй ты! Выходи по добру! - крикнул проводник. - Не то дверцу подопрем, да и спалим тебя к Дьяволу!
