Дмитрий Дейч - Прелюдии и фантазии
3
ночью, лёжа на верхней полке с открытыми глазами, я слушал звук, с которым вагон подпрыгивает на стыках, скрежет и скрип рессор во время торможения, мерный гул сортировочной, прерываемый бормотанием диспетчера, смазанный неразличимый фон, напоминающий радиопомехи, какой бывает только после полуночи на перроне какой-нибудь богом забытой станции, где поезд стоит всего минуту, и на этом фоне — матерную перебранку сонных курильщиков, выбравшихся наружу, чтобы вернуть ощущение тверди под ногами.
Состояние моё напоминало остановившееся, длящееся мгновение, сладостное и будоражащее, какое наступает в разгар игры в прятки, когда голоса преследователей звучат близко, их тени движутся на стене, но ты чувствуешь себя уютно и покойно в своём убежище, зная, что тебя не найдут — пока ты сам не сжалишься над противником и не покажешься наружу с видом торжествующим и немного глуповатым, какой бывает обычно у победителей.
Курочка
Я ставил её на стол, крошил ей хлебушка, заводил ключиком и отпускал на волю. Неприятный стрекочущий звук, как выяснилось позже, никакого отношения к живым, неигрушечным птицам не имел, а имел отношение к порционному, дискретному движению пружины, приводившей курочку в движение. Курочка клевала, но всё как-то мимо, я изумлялся её недоумию, и прежде чем снова повернуть ключик, строго выговаривал, объясняя, что крошки — вкусные, что клевать нужно их, а не пустой воздух, что у каждого в этой жизни своя миссия, и её, курочки, персональная задача не менее важна, чем задача любого из нас, даже дяди Коли со второго этажа, главного инженера машиностроительного предприятия, даже дяди Стёпы, который — всем и каждому известно — лучший в мире милиционер, а может и лётчик.
Курочка внимала беспрекословно, но клевала по-прежнему вяло и мимо.
Однажды бабушка подслушала мой монолог, исполненный социального пафоса, и тихонько, пользуясь тем, что я сидел спиной к открытой двери, привела под дверь дедушку. Я был занят, пересказывая курочке сюжет просмотренного накануне телефильма о героях-подводниках, пока мои домочадцы, зажимая друг другу рты, хохотали за стенкой. Наконец, я замер, расслышав на фоне куриного стрекотания нечто вроде щенячьего повизгивания.
Звук доносился из коридора. Собаки в доме не было.
Я обернулся в сторону открытой двери: там было пусто. Курочка перестала клевать, и я оценивающе посмотрел на неё, задумавшись о том, стоит ли игра свеч. Наконец любопытство пересилило страх, я сгрёб курочку в кулак, спустился с высокого табурета и двинулся в путь — с пластмассовой птицей в кулаке. Я знал наизусть каждое пятнышко на обоях, каждый скрип половицы, но на этот раз коридор показался мне незнакомым: все двери были закрыты, из кабинета дедушки не доносилось ни звука, световая полоска под дверью то и дело темнела, будто дедушка переступал с ноги на ногу, приложив ухо к двери, из бабушкиной спальни доносился голос теледиктора, но голос этот казался фальшивым, лишённым привычной казённой бодрости, и потому — пугающим.
Стараясь ступать неслышно, я вернулся в детскую, аккуратно прикрыл за собой дверь и сел прямо под дверью, лицом к опасности. Какое-то время я сидел молча и недвижно, вслушиваясь в тишину, затем поставил курочку перед собой и завёл разговор о бесстрашии.
Биомасса
1
1. Впервые я увидел СКОЛЬЗЯЩИЕ РУКИ в фильме «Фараон», пяти лет от роду. В течение многих лет ОНИ были непременным атрибутом моих кошмаров.
2. Во сне я часто видел себя как бы со стороны. Тот, Кого Я Видел Со Стороны, вёл себя до невозможности глупо, он никогда не чувствовал ИХ приближения. Не знал, что ОНИ УЖЕ ЗДЕСЬ (в то время как я прекрасно всё знал и видел, обмирая от ужаса).
3. Он (я) занимался каким-то НЕСУЩЕСТВЕННЫМ ДЕЛОМ, ни о чём не подозревая, в то время, как Другой, Настоящий Я с нарастающим возбуждением и страхом наблюдал ИХ появление за моей (его) спиной.
4. Они вздымались над моей (его) головой — будто кто-то показывал РАСКРЫТЫЕ ЛАДОНИ — тому, кто мог бы увидеть это из другого конца комнаты (камере? мне?).
5. Медленно (чудовищно медленно) ОНИ скользили по спине — с неожиданной мягкой силой, выдавливая из моего тела то, что было МОЕЙ СУЩНОСТЬЮ, вынимая наружу меня самого.
6. Я (он) оборачивался, но сзади никого не было.
7. По спине бежали мурашки. Внутри остывала пустота, будто меня высосали, выпили до дна.
8. Я просыпался с воплем.
9. Случались месяцы, когда это происходило каждую ночь.
10. Бабушка поила какой-то дрянью — чтобы я не кричал во сне.
11. Она думала, что меня заколдовали.
12. Но я просто боялся уснуть.
2
1. Почти ничего не помню о фильме «Фараон».
2. То ли польский, то ли югославский.
3. Люди, одетые киноегиптянами, скачут на лошадях, едут в колесницах. Жрецы — лысые, женщины — прекраснолицые.
4. Сцена (единственная), которая отложилась в памяти: главный герой в подземелье.
ИГРУШКИ 5. Подземелье выглядит в меру ТАИНСТВЕННЫМ. Кирпичная кладка, пляшущий свет факелов и прочая. ГГ (главный герой) входит, двери за ним ЗАХЛОПЫВАЮТСЯ.
6. ГГ обнажает меч. За его спиной появляются РУКИ.
7. Зритель их видит, герой — нет. Вот они поднимаются, чуть колышутся в воздухе (затхлом, пыльном, тусклом) и медленно опускаются на плечи. Касание. ГГ вздрагивает. Он не понимает, что произошло, и быстро оборачивается.
Никого. Идёт по кругу, держа меч наготове. Останавливается. За спиной появляются РУКИ. Касание.
8. Я выскакиваю в кухню, прижимаюсь спиной к стене. Вжимаюсь в стену, прячусь в ней, как в утробе. Сердце колотится.
9. Входит бабушка: что такое?
10. Боюсь.
11. Бабушка верила, что клин вышибают клином. Она уговорила меня вернуться в комнату, к телевизору.
12. Но к тому времени как я, наконец, решился, фильм уже кончился. Началась программа «Время».
3
1. Со временем я привык к своим кошмарам и даже в какой-то степени полюбил их.
2. Много болел. Врачи говорили, что не хватает чего-то в крови. Кормили гематогеном.
3. Никогда не распространялся о своих снах. Было совершенно невозможно об этом говорить. С кем? Зачем?
4. Смотрел телевизор. Ходил в кино. Читал фантастику.
5. Моим оружием возмездия стала БИОМАССА. Она съела СКОЛЬЗЯЩИЕ РУКИ. БИОМАССА пришла из фильма «Через тернии к звёздам».
6. Там был смешной нескладный робот, которого советские кинематографисты позаимствовали из «Звёздных войн», восточная женщина — то совершенно лысая, то стриженая «под мальчика», МИР БУДУЩЕГО — с космическими кораблями и злобными кинопришельцами. И БИОМАССА.
7. «Ебиомасса» — говаривал дедушка. Ему нельзя было ругаться матом (особенно при детях), и он вечно придумывал всякие словечки, маскирующие под невинные кинотермины.
8. В отличие от прочих киночудищ, БИОМАССА никого не преследовала, не была одержима злой волей, а просто растекалась повсюду — инертная, вязкая, аморфная, при этом всё, чего ОНА касалась, немедленно становилось ею.
Биомасса выглядела как жидкое комковатое тесто, которое поставили на огонь и позабыли выключить: внутри непрерывно бурлило, подпрыгивало, переворачивалось, переваривалось. Оттуда поминутно выплёскивались отростки, щупальца, напоминающие РУКИ. Они вроде бы пытались от НЕЁ отделиться, оторваться. Возможно, это были РУКИ всех тех, кого БИОМАССА уже сожрала. Их судорожные движения напоминали безотчётные движения утопающего за мгновение до того, как он окончательно уйдёт под воду.
9. В ту роковую ночь я (он) приснил себе кухню. На плите варится картошка, и я (он) заглядываю в кастрюлю, приоткрыв крышку. РУКИ являются строго по расписанию, и тогда Тот Я, Который Всё Видит, Но Никогда Не Участвует, вдруг начинает ГОВОРИТЬ.
10. «ИДИ КО МНЕ!» Это не я сказал. Я этого не говорил. Не я.
11. Из кастрюли показалась щупальце. Лениво зазмеилось в воздухе и вдруг — подобно проворному языку ящерицы-мухоловки — одним гибким щелчком затянуло СКОЛЬЗЯЩИЕ РУКИ под крышку.
12. Так в одно мгновение окончилась моя изрядно затянувшаяся ЭПОХА СКОЛЬЗЯЩИХ РУК. Со временем стало ясно, что БИОМАССА — по-настоящему грозное оружие. Я перестал болеть. Перестал читать фантастику. Я больше ничего не боюсь: теперь я могу с лёгкостью принять, поглотить любую вещь, впитать её, сделать частью себя. Я больше не хожу в кино и не смотрю телевизор.
Имя
Моего дедушку звали Довид Гирш реб Ицхак Дейч. Когда он поступил в военную академию, на первой же перекличке его вывели из строя и поставили по стойке смирно лицом к новым товарищам.
— Видите этого курсанта? — спросил полковник Кривцов. — Его зовут Довид Гирш реб Ицхак. Может ли человек с таким именем быть советским офицером?
