Эйми Картер - Испытание для Богини
— Кейт… — начал он, но тут в проходе появился Генри и отпихнул парня в сторону. Я благодарно взялась за протянутую им руку, метая в Джеймса разъяренные взгляды.
— Что здесь происходит? — еле выдавила я, ничего не видя перед собой. На сей раз им обоим придется объясниться. — Расскажите же! Сначала София, затем Ирен, теперь ты…
— Наверное, будет лучше, если мы продолжим эту беседу внутри, — скривился Генри. Я стиснула зубы и кивнула, опираясь на него по пути в комнату.
Уже по прибытии до меня дошло, что это спальня. И хотя в ней явно регулярно убирались, меня преследовало стойкое ощущение, что здесь никто не живет. Генри помог мне обойти разбитое стекло на полу. Я увидела сломанную рамку и мятую, порванную фотографию. На ней была изображена улыбающаяся девушка не многим старше меня, с веснушчатыми щеками и рыжевато-светлыми волосами. Рядом с ней стоял Генри, выглядевший совершенно спокойным и гораздо более счастливым, чем мне когда-либо доводилось его видеть.
— Кто это? — поинтересовалась я, несмотря на то, что у меня были догадки.
Генри оглянулся на фотографию, и на его лице отразилась боль. Прежде чем ответить, он провел меня к кровати, а затем отвернулся, словно не мог смотреть мне в глаза.
— Персефона, — в его голосе слышались такие хрупкие нотки, будто он вот-вот сломается. — Это очень-очень старый снимок.
— Не такой уж и старый, — сказала я, рассматривая портрет. — Разве что у вас камеры появились раньше, чем у нас.
— На самом деле это не фотография, — парень наклонился и достал ее. — Это отражение. Взгляни сама.
Его руки дрожали, когда он передавал мне снимок. Я осмотрела его и заметила, что в нем присутствовал объем, которого не хватало настоящим фотографиям. Казалось, что он мерцает, как водная поверхность, а Персефона и Генри — двигались. Не так, как на видео, но она моргала, а руки Генри сжимались крепче вокруг ее талии.
— Красавица, — тихо произнесла я. Часть меня ревновала, прекрасно понимая, что мне никогда не занять ее место, но я также сочувствовала Генри, пережившему столь тяжкую утрату. Пришлось избавиться от этих мыслей. — Мне жаль.
Тот лишь отмахнулся, словно это пустяк, но портрет забрал с излишней предосторожностью. Затем провел по нему пальцем: картинка разгладилась, как если бы ее никогда и не мяли.
— Как я и сказал, это было очень давно.
Меня отвлек чей-то кашель, и я прищурилась на Джеймса, околачивающегося у двери.
— Чего тебе?
— Ты спросила, почему я здесь, — он скрестил руки и прислонился к раме, полностью перекрывая проход. За ним послышался скрип. Снаружи все еще пряталась Ава, но мне не хотелось, чтобы она слышала этот разговор.
— А ты так и не ответил, — я скривилась, когда Генри нежно коснулся моей лодыжки.
— Он мой преемник, — сказал он и недовольно покосился на Джеймса. — Если я умру, он займет мое место.
Меня накрыла волна ужаса, и я с отвращением посмотрела на бывшего друга.
— Поэтому ты пытался остановить меня, когда я хотела сюда прийти? Ты знал, что я его последняя надежда, и хотел избавиться от помехи в круге победителей?
— Нет никакого круга победителей, — нахмурился Джеймс. — Это не соревнование, ясно? Нам всем тяжело. Мы уже столетие пытаемся найти кого-то на место Персефоны, и если нам это не…
— Если тебе это не удастся, ты займешь место Генри, — рявкнула я. — И вот он ты, во всей красе, пытаешься все испортить.
— Я думал, что ты хочешь на свободу! — у него так крепко сжало челюсть, что дернулся мускул. — Ты сказала…
— Генри был прав. Я многого не понимала, и не собираюсь уходить, тем самым обрекая его на смерть.
Парень неловко переминался с ноги на ногу.
— Я и не думал, что ты это сделаешь. Но условия соглашения довольно ясны: если ты хочешь уйти — мы никак не можем тебе препятствовать. Если Генри держит тебя против воли, мы имеем право вмешаться.
— Погоди, — до меня плавно доходило, о чем он толковал. — В смысле «мы»?
Генри так сильно нахмурился, что перестал быть похожим на себя.
— Джеймс, — в его голосе слышалось предупреждение.
Тот выпрямился и опустил руки по швам.
— Мне плевать, если она узнает.
— А другим нет, — ответил Генри, но не попытался его остановить.
Джеймс нерешительно шагнул ко мне, словно хотел прикоснуться, но я окинула его ледяным взглядом, и тот тут же замер.
— Я член совета.
Мое сердце едва не остановилось.
— Ты в совете? — пролепетала я. — Да не может быть! Ты же… ты!
— Очень проницательно с твоей стороны, — буркнул он себе под нос. — Послушай, Кейт… можешь мне не верить. Ну, как, я бы хотел, чтобы ты поверила, но это необязательно. Можешь ненавидеть меня за то, что я попытался забрать тебя у Генри, но я всего лишь желаю тебе лучшего.
— И, по-твоему, лучше всего для меня будет прожить остаток жизни с мыслью, что я убила Генри? — в моих глазах зародились жгучие слезы, но я сморгнула их и постаралась продолжить твердым голосом: — Я уж не говорю о том, что случится с моей мамой.
— Если решишь уйти, то забудешь обо всем произошедшем. Это тоже часть сделки.
— Хватит об этой глупой сделке! — мои щеки запылали. — Это мне решать, а не тебе. Ты не можешь действовать за моей спиной, якобы из лучших побуждений. Я скажу, когда это все закончится, не ты!
Я перевела взгляд с одного парня на другого, убеждаясь, что оба внимательно слушают, но Генри сосредоточился на моей лодыжке и сидел с закрытыми глазами. По ноге прошло приятное тепло. Парень сомкнул пальцы вокруг сустава и начал медленно водить по нему круги.
— Больно?
Я покачала головой. Он отпустил меня, и я быстро подобрала ноги, шевеля пальцами. Больше не болело.
— Как ты… — начала я, моментально позабыв о собственной ярости, но Генри лишь пожал плечами.
— Тебе запрещено ее исцелять, — отозвался Джеймс из другой части комнаты. Генри выпрямился, в его глазах появился омертвевший взгляд.
— Сегодня мы нарушаем все правила, — встал. — Прошу меня извинить.
Не успела я возразить, как он исчез, оставляя меня с Джеймсом наедине. Я тоже встала, проверяя на прочность свою лодыжку. Все цело.
— Знаешь, это был не мой выбор… занять его место, если ты провалишь испытание, — тихо произнес парень. — Я единственный член совета, который знает Преисподнюю не хуже него.
— Но ты все равно этого хотел.
Он отвернулся к темному окну, выходящему в сад. Луна была почти полной, и я видела верхушки голых деревьев, покачивающихся на ноябрьском ветру.
— Мы живем столько же, сколько то, что мы представляем. Младшие боги постоянно предаются забвению, но не совет. Пока существует человеческий род, в мире будет царить любовь и война. Всегда будет музыка и искусство, литература и мир, браки и дети, а также путешественники. Но человечество не сможет жить вечно, и когда оно сотрется с лица планеты — за ним пропадем и мы. Останется только смерть.
— То есть, если ты будешь править Преисподней, то выживешь, когда все другое исчезнет? — прозвучало как вопрос, но я уже знала ответ, и в моем горле зародился комок. — В этом все дело?
— Нет. Сейчас самое главное, чтобы выжила ты. Я не желаю тебе смерти, Кейт… прошу тебя! Генри уже давно сдался. Может, он и пытается ради твоего же блага, но не потому, что хочет продолжить свое царствование — он просто боится, что ты погибнешь, вот и все.
Я замолчала.
— А на то есть веские причины?
Джеймс посмотрел на меня, и я увидела искрений страх в его глазах.
— Пока никому не удавалось пережить Рождество. Кейт, я молю тебя! Генри этого не хочет. Он всегда будет любить Персефону. Оглянись… посмотри, где ты. Это была ее спальня.
В комнате не было ничего необычного, кроме фотографии, которую Генри метнул в Джеймса. Но чем больше я всматривалась в свое окружение, тем больше замечала. Многие родители не осмеливаются трогать комнату своего чада после его трагической смерти — тут похожая ситуация. На комоде в углу лежали старомодные шпильки для волос, шторы были раскрыты, чтобы пропускать свет в помещение, а на шкафу даже висело платье, ожидая, когда же его наденут. Казалось, время здесь замерло на столетия, дожидаясь возвращения хозяйки.
— Это отражение… — Джеймс указал на картинку со счастливыми Генри и Персефоной. — Оно ненастоящее. Это желание, мечта, надежда, но не воспоминание. Он так сильно ее любил, что разрушил бы мир на части, стоило ей слово сказать, но она терпеть его не могла. С тех пор, как Персефона умерла, он молил совет, чтобы мы отпустили его и позволили кануть в небытие. Ты действительно думаешь, что сможешь соперничать с такой любовью?
— Это не соревнование, — грубо ответила я, вторя его же словам. Тем не менее, я сама понимала, насколько они лживы. Если я не заставлю Генри проникнуться к себе чувствами, у него не будет смысла править дальше. Сердцем он всегда будет принадлежать Персефоне. Но это не повод перестать бороться. Он заслуживал счастье, как и любой из нас, а я была не готова попрощаться навеки с еще одним человеком, занявшим место в моей жизни.
