Всеволод Крестовский - Торжество Ваала
— Вы кончили? — предупредительно поднялся он со стула.
— Кончила, но, может быть, вам самим угодно спросить еще что, или заметить?
Тот отчасти замялся, потирая себе по-ксендзовски сложенные ручки.
— М… да, то есть… с вашего позволения, я бы желал высказать вам кое-какие скромные замечания… Позволяете?
— Сделайте одолжение, я буду очень признательна.
Агрономский вежливо поклонился ей на это, закрыв глазки и склоняя набочок голову, точно бы и в самом деле благодарит за позволение.
— Скажите, пожалуйста, — спросил он с самою мягкою и даже приторною улыбкой, — разве вам в управе ничего не передавали относительно направления, в каком вообще нашему земству желательно вести дело народного образования?
— Ничего, — меня просто послали сюда, и только.
— М… да, и только, — машинально повторил он за нею в раздумьи. — Так ничего? Ровно-таки ничего?
— Ничего, — подтвердила девушка.
— Хм!.. Оно, впрочем, и видно, — извините… Очень жаль, конечно, — грустно вздохнул он, — что вам пришлось потратить два месяца труда почти совсем непроизводительно, — н-но… это, значит, вина уже не ваша, а наша…
Девушка окинула его взглядом, с выражением недоумевающего вопроса, — то есть, в чем же собственно?
— М-м… Видите ли-с, все это, может быть, очень хорошо — и молитвы там, и церковное пение, и священное писание с русской историей, — продолжал он', как-то нудясь, точно бы выжимая или туго выматывая из себя слово за словом и мысль за мыслью. — На случай приезда, например, каких-нибудь «особ» в роде губернатора там, архиерея, или члена от министерства просвещения, — неравно в школу заглянут, — ну оно, разумеется, не мешает, чтобы показать… Отчего же! Это иногда может быть полезно… Но, вообще, если мы будем сидеть только на этом, то не далеко уйдем… и мало того, мы рискуем в таком случае обратить школу в орудие обскурантизма и ретроградных целей, тогда как она должна служить орудием широкого прогресса… Вы меня понимаете?
— Да, конечно… — согласилась девушка, которой и прежде еще неоднократно приходилось встречаться с подобными воззрениями и в журналах, и во взглядах иных своих знакомых и отчасти даже своих собственных гимназических учителей, так что речь г. Агрономского, в сущности, не открыла ей ничего нового. Но, согласившись с ним, Тамара заявила ему, однако, что в этом случае она делает уступку настойчивым заявлениям крестьян, которые требуют, чтобы детей их обучали прежде всего «божественному».
— Мало ль каких глупостей станут они еще требовать, — солидно возразил Агрономский. — Школа вовсе не обязана потрафлять на всякие дикие вкусы; у школы есть свои высшие задачи, отступать от которых мы не имеем права. А между тем, подобной системой вы придаете своему обучению слишком… как бы это выразиться… слишком уже клерикальную закваску, делаете его чересчур ортодоксальным, а это ошибка, — этого надо избегать… Предоставимте мертвым хоронить своих мертвых! Из-за чего нам усердствовать?!.. Теперь вон, во всей Европе, а особенно во Франции, — поглядите-ка — школа радикально принимает характер чисто лаический, — значит, и нам надо стремиться к тому же. И я бы рекомендовал вам, — прибавил он в виде доброго дружсскогб совета, таинственно понизив голос и отводя Тамару несколько в сторону, — я бы рекомендовал оставить все эти «Достойно есть» и нагорные проповеди, тем более, что, по распоряжению министерства, вы даже и права не имеете касаться Закона Божия, — это дело законоучителя. На вас из-за этого, пожалуй, еще донос попы напишут, — мастера ведь тоже, ох какие!.. А вам следует придерживаться более развивательного метода, — понимаете ли. раз-ви-вательного.
— Извините, — попыталась было возразить ему Тамара. — Но относительно развития учеников, я, кажется, и то…
— Н-да-с, оно и то, да не то! — перебил ее Агрономский. — Я, как видите, имел терпение слушать вас целый час и вижу с прискорбием, что вы совсем на ложной дороге… И прием у вас совсем не научный, не современный, не соответствующий требованиям рациональной педагогии. Разве так можно?! — Позвольте вас спросить, зачем вы сидите на разных одуряющих «житиях» да на церковно-славянской тарабарщине, когда у вас тут же, под рукою, — вот, в этом самом шкафу, — целая литература, избранная литература!.. Тут нужно совсем не это! Пускай они — кивнул он в сторону учеников, — даже не особенно бойко читают, лишь бы были развиты, пускай честно мыслить научатся… Да вот, лучше всего, — восприимчиво метнулся он к партам. — Позвольте мне книгу Корфа или Водовозова.
Он взял одну из поданных ему книг, пробежал оглавление, затем быстро перелистовал несколько страниц и произнес. — «Сокол и Ястреб»… Читали вы детям это прелестное стихотворение?
Тамара созналась, что не читала еще.
— Почему же? — удивился и даже слегка обиделся этим Агрономский.
— Некогда было, другим занимались, — ответила она совсем просто.
— Жаль-с!.. Очень, очень жаль, — соболезновательно закачал он головою. — Ведь это перл! Это алмаз русской поэзии! И вдруг вы его так игнорируете!.. Ай-ай-ай!.. Ну, да все равно, я вот прочту и покажу вам, что собственно тут требуется. Слушайте, детки! И Агрономский отчетливо и выразительно стал читать по книжке о том, как «хищный ястреб высоко летал» и повстречал в небе сокола, который крайне удивился такой необычайной встрече и высокрмерно высказал, что ему, ястребу, не под высью небесной летать, а разве кур воровать по дворам; здесь же место совсем-де не таким, — «только мы да орлы здесь царим». — И сокол начинает хвастаться перед ястребом, как высоко он летает и как ловко бьет на лету птицу, и как встарь он с князьями водил дружбу и слыл у них «благородным соколом». — «Ну, а ты?»— презрительно обращается он к ястребу. — «Тем тебе и хвастнуть, что курчонка стянул где-нибудь». — «Вашей милости честь и привет!»— отвечает соколу ястреб и высказывает «не в обиду» ему:
«Пусть, как ты, я не мастер летать,
Ловко птиц на лету подшибать,
Пусть и в песнях не славят меня,
Все ж как будто с тобой. мы родня…
Оба мы что побьем, тем живем,
И корысть наша в горе чужом,
То хвалиться тебе предо мной
Не пристало бы славой такой,
Что красиво ты слабого бьешь,
Кровь родную искуснее льешь,
Только вот, что полет твой другой,
А мы хищники оба с тобой».
— Поняли, дети, смысл этой побаски? — повысив голос, обратился он ко всему классу.
— Поняли, — раздалось в ответ ему несколько голосов с разных скамеек.
— О ком это здесь говорится, расскажите-ка мне, мои милые?
— О соколе и коршуне.
— Так, о соколе и коршуне, — верно! А кто же такие будут эти сокол и коршун?
— Птицы будут, — наивно и просто ответили два-три мальчика.
— Ой-ли? — заронил в них сомнение Агрономский. — Подумайте-ка, точно ли это птицы? Не другой ли кто?
— Нет, тут прямо говорится про сокола и коршуна, — значит птицы, — с уверенностью возразил один из наиболее бойких мальчуганов.
— Видите, какая неразвитость, видите!? — укоризненно заметил вполголоса Агрономский Тамаре и с сокрушенным вздохом покачал головой. — Так, по-вашему, птицы? — повернулся он к мальчику. — Так-то так; пожалуй, и птицы, да понимать это, голубчик, надо иносказательно наизнанку, то есть. Вот, я вас назвал сейчас голубчиком. Что такое «голубчик?» — Уменьшительное и ласкательное от слова «голубь», не так ли?.. Hv, разумеется, так!.. Но разве, на самом-то деле, вы голубь? — Нет, вы мальчик, то есть человек, а голубь — птица. Значит, назвал я вас голубчиком иносказательно, — понимаете?.. Ну, так вот точно то же и в этой побаске: говорится про коршуна и сокола, а понимать надо людей. Какие же это будут люди, сокол и коршун? подумайте-ка, да и скажите.
— Нехорошие люди, хищники, разбойники злые, — ответили некоторые мальчики.
— Верно! Правильно, друзья мои!.. Отлично!.. Молодцы! — приходя в восторг, расхваливал их Агрономский. — Ну, а из каких будут эти хищные люди, не домекнулись ли?
Мальчики, видимо, стали в тупик и призадумались.
— Просто нехорошие люди… всякие, которые ежели злые, — высказался, наконец, один из бойких.
— Всякие?.. Ну, нет, дружок мой, в том-то и дело, что не всякие, далеко не всякие… Тут вон прямо говорится: «с князьями дружбу водил, благородным я соколом слыл», — благородным, понимаете ли, — выразительно подчеркнул Агрономский. — благородным. А кто такие «благородные»? Кого мы обыкновенно «благородными» называем? Например? Кто скажет?
— Например, вас называем, — брякнул ему спроста тот же мальчик.
Агрономский точно бы поперхнулся от такой неожиданности и вскочил, как ошпаренный.
— Меня?.. Как меня: Почему меня? — озадаченно заговорил он(весь. покраснев, как рак, и перебегая растерянно- сконфуженными взглядами с мальчика на Тамару, с Тамары на мальчика, на его соседей и на весь остальной класс, точно бы пытая от всех себе ответа. — Почему меня?.. Почему ты думаешь так?.. Разве я благородный в подобном смысле? Кто сказал тебе это? Кто? — пристал он к мальчику в несколько уже раздраженном тоне, позабыв даже говорить ему «вы», и готовый раздражиться сию минуту еще более.
