Григорий Котилетов - Хроника Беловодья
Оторвав взгляд от мертвого лица, Португалов жадно смотрел наружу, теперь тьма не казалась непроглядной, светлели толстые стволы берез, подступавших почти к самой стене, и в просветах между их ветвями холодно сверкали звезды, те самые, на которые так хотел взглянуть Гаврила Стрекопытов. Но в астрономии Португалов был не сведущ, поэтому мог только гадать, те ли это звезды, которые видны с Земли, или какие-нибудь другие.
— Держи! — сказал кто-то сзади, над ухом Португалова грохнул выстрел. Черная тень отделилась от ствола, и, всплеснув руками, осела на землю.
В наступившей тишине слышно стало, как трещат в лесу ветки под чьими-то торопливыми шагами. Затем там раздался хриплый крик, — Огня давай!
Языка, на котором это было сказано, Португалов никогда раньше не знал. Но смысл сказанного понял.
Лес ожил. Замелькали огни, послышались тревожные голоса. Откуда-то из-за кустов вылетел горящий факел, и, описав дугу, упал в траву перед окном. За ним еще один, потом еще. Пользуясь их неверным светом, Португалов поспешил осмотреться, но ничего примечательного не увидел. Очевидно это было какое-то хозяйственное помещение, совершенно пустое. Только на стене все еще висели ремни, похожие на упряжь. Потолка не было, а судя потому, что стропилами служили довольно тонкие бревна, крыша была крыта каким-то легким материалом, чуть ли не соломой.
Вероятно, не один Португалов осматривался, потому что, рядом с ним кто-то сказал с тяжелым вздохом, — Дрянь позиция.
— Ага, — согласился красноармеец из местных, — Они нас видят, а мы их нет. Бросятся всем скопом и переколют, как свиней. Только вот что, братцы, мне странно. Нет ведь тут никакого леса и никогда не было.
— Протри глаза, парень, — боец в солдатской папахе и шинели с поднятым воротником, приподнявшись, ткнул рукой в сторону деревьев, — А это, что?
— Не светись, дурак, — дернули его за рукав, усаживая, но вместо того, чтобы сесть, он захрипел и повалился грудью на подоконник. Тускло блескнула сталь наконечника стрелы, вышедшего у него из затылка. Еще одна стрела, свистнув над головами, щелкнула об кирпич противоположной стены. Португалов подумал, что это еще одно свидетельство того, что преграды между двумя мирами более не существует. Больше ему подумать ничего не удалось, стрелы посыпались градом, затем загорелась крыша.
— Так, — сказал Циммерман, — ничего не понимаю. Бульварщина какая-то. Ирокезов нам только не хватало. Однако, уходим.
Волоча за собой двух убитых, и сгибаясь в три погибели, перебрались обратно в лабораторию, к этому времени занялась наружная стена, с крыши стали падать горящие клочья. В подвале стало трудно дышать от заполнившего его дыма.
— А парнишка-то сбежал, — сказал Серафимов, вытирая слезящиеся глаза. Эта новость обрадовала Португалова, увлеченный происходящим, он выпустил Васю из поля зрения и теперь ему стало немного стыдно за это. Но он тут же опять забыл о нем, отвлеченный тревожной мыслью о судьбе лаборатории. Гибель от огня ей, скорее всего, не грозила. Пожар на той половине уже достиг апогея, взметнув сноп искр, провалилась крыша, а бревенчатые стены были сплошь охвачены пламенем и, судя по всему, готовы рухнуть. В подвале становилось нестерпимо жарко, но было похоже, что выше температура уже не поднимется, после того как прогорят бревна, гореть здесь будет нечему. Опаснее огня были люди, те, которые появятся здесь, после того, как пожар утихнет. И, собственно, ничего придумать тут было нельзя. Оставалась единственная, хоть и слабая, надежда на то, что если запустить установку на предельную мощность, она сможет сгенерировать поле, которое защитит лабораторию. Надежда эта основывалась не на расчетах, а только на интуиции, которая, впрочем, у Португалова, как и у многих других экспериментаторов, была развита довольно сильно. Итак, шанс, пусть воображаемый, имелся. Но воспользоваться им было невозможно. До установки было всего несколько шагов, однако Циммерман продолжал держать профессора на мушке, и было ясно, что сейчас ничего предпринять не удастся. Оставалось уповать на сообразительность помощника, но его следовало как-то предупредить. Несомненно, Вася крутился где-то рядом, и Португалов стал сочинять фразу, которую он крикнет, когда его выведут из подвала наружу.
Однако наружу никто не шел. Циммерман, передав надзор за профессором Серафимову, с тем, чтоб тот пристрелил профессора при первом же подозрительном движении, стоял нахохлясь у железной двери, но открывать ее явно не торопился, несмотря на то, что из-за дыма дышать было уже положительно нечем, и красноармейцы задыхались и кашляли. Занятый своими мыслями, Португалов не сразу сообразил, что Циммерман и пришедшие с ним, уверены, что подвал окружен неизвестным врагом со всех сторон, и поэтому не рискуют выйти.
— Послушайте, — начал Португалов, с опаской поглядывая на Серафимова, который направлял наган, зажатый в заметно дрожащем кулаке, в профессорский живот, — Эти люди, которые стреляли из луков…Они остались на той стороне, в лесу. Но когда огонь догорит, они придут сюда. А мы к тому времени, вероятно, задохнемся.
По залитому непрырывно катящимся потом лицу Серафимова пробежала судорога, Португалов подумал, что сейчас раздастся выстрел, и невольно зажмурился. Но Серафимов только шумно, со всхлипом, заглотнул продымленный воздух, зрачки его закатились, и он мешком осел на пол.
— Спекся, — сказал красноармеец из местных, — А ты уж, товарищ арестованный, говори, коли начал. И в случае чего, ни за что не сомневайся, первая пуля — твоя.
— Да, да, — заторопился Португалов, — Я, собственно, о чем. За той дверью, — он указал на железную дверь, — их нет. Вы можете выйти из нее совершенно безопасно. Ну, почему так, долго объяснять. Я и не буду. Но ведь проверить это можно прямо сейчас, немедленно.
— Товарищ комиссар, — сказал красноармеец из местных, — А чего терять? Давайте, проверим.
— Пойдешь? — спросил Циммерман.
— Почему нет? Все одно, лучше, чем тут, в тесноте и копоти.
— Ладно. Винтовку оставь, вон револьвер возми у него, — Циммерман показал на сомлевшего Серафимова, — И чуть что, выстрели.
Красноармеец прислонил винтовку к стене, нагнулся, разжал липкие от пота пальцы лежащего, взял в руку наган и пошел к двери.
— Тимчук, гранату возьми. Слышней будет.
— Услышите и без гранаты, — пообещал красноармеец и, тихо приоткрыв, дверь, выскользнул наружу.
Воспользовавшись тем, что все взоры были прикованы к выходы из подвала, Португалов отважился преодолеть несколько шагов, отделявшие его от установки. К счастью, на его перемещение никто не обратил внимания. Став спиной к панели управления, Португалов со скучающим видом, хотя разглядеть что либо в дыму было затруднительно, заложил руки за спину и, нащупав регулятор, повернул его до отказа. В это время дверь распахнулась и улыбающийся Тимчук крикнул с порога, — Выходи, товарищи, все чисто.
Подняв тела убитых, а так же бессознательного Серафимова, красноармейцы, кашляя и сплевывая, бросились к выходу. Наружи стояла тихая, безветренная ночь. Безмятежно светились окна далеких домов и никаких следов пожара не было видно. Будто и не было его вовсе.
— Чудеса, — рассказывал Тимчук, закидывая за плечо винтовку, вынесенную кем-то из подвала, — Я тут все кругом обежал, как собака. Никого. Ну, смотри, и леса никакого поблизости нет.
Португалов сел на землю и жадно втягивал чистый воздух, напоенный ароматом ночных трав и речной сыростью. Рядом упал Циммерман и, отдышавшись, спросил, — Ключи от лаборатории у вас?
Португалов нехотя протянул ему связку ключей. Циммерман с трудом поднялся и, подойдя, пошатываясь, к железной двери, запер ее на внуренний, а затем и на навесной, замки. Опустил ключи в карман пальто, подумал, вытащил кусок какой-то замазки, подышал на него, с помощью куска бечевки опечатал дверь и приставил к ней, потрясенного до глубины души, часового, который перекладывая винтовку из руки в руку, чтоб убедительней жестикулировать, пытался объяснить Циммерману, что это никак невозможно, потому что в полку будут волноваться из-за его отсутствия, а потом забудут и смены не пришлют. Так оно всегда бывает, а перед большим сражением, в особенности. И ведь пуля — дура. Может клюнет завтра в усталое сердце и окажется, что последнюю ночь своей жизни ты провел, охраняя никому не нужный сарай и два с половиной трупа, вместо того, что бы чистить ружье и писать прощальное письмо домой. Под половиной трупа, очевидно, подразумевался Серафимов, которого никак не удавалось привести в чувство, так что пришлось оставить его, до тех пор пока прибудет присланная из города телега, потому что даже помыслить о том, что бы нести это грузное тулово на руках через буераки и рытвины, было страшно.
— В трибунал пойдешь, — пригрозил часовому Циммерман и повел свой отряд в город. В центре шел Португалов, а в спину неслись жалобы строптивого часового. Спустились к реке и пошли вдоль берега по еле заметной тропинке. Циммерман шагал рядом с Португаловыс, подняв воротник пальто и сунув в руки в карманы. Шли молча, наконец Циммерман не выдержал и произнес, — Трудновато вам будет это все объяснить.
