Georgia Carre - The Russian Don #1
— Неужели кто-то в здравом уме может похитить новую игрушку великого босса русской мафии? — с сарказмом спрашиваю я.
— Никто, но есть люди, не обладающие здравым умом, и мне следует соблюдать осторожность. Они невероятно пожалеют об этом, но ущерб будет нанесен. Ты моя собственность, поэтому я за тебя отвечаю.
Я поднимаю ладони вверх.
— Ладно, ты высказал свою точку зрения, но я не хочу, чтобы Ной отвозил меня. Могу я вызвать такси? Оно подвезет меня прямо к входной двери и подождет, и потом также отвезет обратно.
Он прищурившись смотрит на меня.
— В твоем агентстве есть мужчины?
— Мужчины? Нет, мужчин нет, за исключением мистера Хоторна, бухгалтера, который приходит по вторникам, но ему, как мне кажется, лет сто двадцать.
— Тогда почему ты не хочешь, чтобы Ной отвез тебя? Он чем-то расстроил тебя?
— Нет, — тут же отрицаю я, — конечно, нет. — Я вздыхаю. — Просто я никому не говорила на работе о нашей договоренности... и я не хочу подъехать к дверям на мерседесе.
Он одним глотком выпивает свой коктейль.
— Ной остановится на близлежащей улице и доведет тебя до дверей.
— Почему? Нет. Ной выглядит очень суровым.
— Он подождет, через дорогу, — надменно отвечает он.
Я снова вздыхаю.
— Хорошо. Но он не должен подходить ко мне.
— Я скажу.
— Хорошо. Спасибо. Я ценю это.
Прибывает официантка, сопровождая нас до нашего столика, и мы следуем к круглому столу с белоснежной скатертью и, необыкновенно, просто пепельно-белыми тарелками, на которых отсутствуют монограмма ресторана и какие-либо рисунки. Мы садимся, нам наполняют бокалы шампанским, Зейн возобновляет разговор:
— Итак, чем же ты занимаешься в своем литературном агентстве?
Я тоже делаю глоток.
— Ну, моя работа прочитать огромную кучу рукописей, которые приходят по почте каждый день и попытаться отыскать талант, которое наше агентство хотело бы представить читателям.
— Ты читаешь много рукописей?
— Нет. К сожалению, существует мнение, что если человек способен написать одно предложение, он также способен написать книгу.
Он наклоняется вперед.
— Сколько ты отыскала талантов, пока работаешь в агентстве?
— Три, но двое из мной отобранных, не прошли, их забраковали другие девушки. Поэтому думаю, я нашла одну, но она была очень хороша. Фей, владелица агентства, выставила ее книгу на аукцион «Издателей Большой четверки» и получила £250,000 тут же, — я улыбаюсь. — И это только касается прав Великобритании, она получила такую же сумму для издания в Америке. Прикольно, да?
Он медленно кивает.
— Не плохо. И сколько рукописей тебе пришлось прочитать, чтобы найти этот самородок?
— Не знаю, иногда, нужно прочитать миллион. Но чтобы ты имел представление — агентство в среднем получает от 200 до 250 рукописей в неделю, но в прошлом году мы нашли только четырех авторов.
Он с удивлением откидывается на спинку кресла.
— Это похоже на игру в лотерею.
— Точно, я об этом и говорю, — соглашаюсь я.
Он проходится задумчиво пальцем по запотевшему бокалу.
— Ты никогда не хотела сама написать книгу?
— Я не считаю себя писателем. Думаю, никогда не хотела. Я каракулями записываю свои кое-какие мысли, когда их слишком много роиться в голове, и я настолько ими ошеломлена, что мне необходимо очистить свой мозг и создать свободное пространство для других. Поскольку все мои мысли неожиданные и часто не имеют никакого смысла, но иногда пишу, как настоящий мастер или высказываюсь, как великий Эйнштейн. Те кусочки моих записей, которые спрятаны очень далеко, возможно когда-нибудь я прочитаю своим детям, и они достанутся им, чтобы они помнили о своей маме, когда меня уже не станет.
Зейн смотрит на меня, словно видит призрак перед собой.
— Что? — оборонительно спрашиваю я.
— Ничего, — тут же отвечает он.
Мне становится стыдно, что я вот так неосторожно поделилась с ним чем-то слишком уж личным, поэтому набиваю рот чипсами, как будто я никогда их не елаю.
— Расскажи мне о своей работе.
Он улыбается.
— Ты просишь меня признаться?
— Я никому не скажу. Клянусь честью скаута.
Он делает глоток шампанского.
— Ты может и нет, но у стен есть уши.
Я кладу оставшиеся чипсы в рот, давая им растаять на языке.
— Кто-то мне сказал твое настоящее имя — Александр Маленков.
— Не тот ли сказал тебе, что я съел свое сердце?
Я стреляю в него злобным взглядом.
— Вообще-то он сказал, что ты очень опасный человек.
Он поднимает бровь.
— Да?
Я облизываю сухие губы.
— Он сказал, что ты убийца.
Его лицо остается спокойным, но теперь он встает как бы в оборонительную позицию.
— У вас есть замечательная поправка в Конституции вашей страны, которая мне очень нравится — четвертая.
— Ты слишком спокойно говоришь об этом, — бормочу я.
— Жестоко, когда гепарда настигает импалу и убивает ее?
— Гепард делает это потому, что он голоден.
— Есть много видов голода.
Моя интуиция отчаянно предупреждает, словно мигающий свет на приборной панели автомобиля. Не ослепительный, но настойчивый. Побереги, свое сердечко. Будь осторожна, со своим сердцем.
— Ты не испытываешь никаких чувств к своим жертвам. Даже крошечной вины.
— Будь уверена, лисенок, если даже кто-то и погиб от моих рук, честно заслужил это. Я не вламываюсь в двери обывателей. В моем мире прекрасно понимают существующие правила игры, когда решают вступить в него.
— Почему ты оказался в этом мире?
— Потому что я понял, что это самый быстрый способ получить все, что хотел, и был слишком яростным по сравнению с другими.
— А тебе не приходило в голову делать что-то законное?
— У меня законный бизнес и ты сидишь здесь сейчас.
— Стоит ли это того, чтобы охранять себя днем и ночью?
— Я не задумываюсь об этом. У тебя зеленовато-золотистые глаза, у меня телохранители.
Он слегка пожимает плечами.
— Ты когда-нибудь отойдешь от этого? — я непроизвольно задерживаю дыхание, ожидая его ответа.
— Шансы, что меня застрелят выше, нежели шанс, что я смогу оставить это.
Я открываю рот в немом крике.
— Значит, ты не отойдешь?
— Если я умру в канаве так тому и быть, но я не буду жить, как крыса, в этой канаве.
— Ты хочешь сказать, что моя жизнь напоминает жизнь крысы в сточной канаве?
Он улыбается одним уголком губ.
— Мой выбор был немного более... резким и суровым, чем у тебя.
— А как же люди, которые тебя любят? Они же волнуются за тебя постоянно?
Его глаза мерцают.
— Нет ни одного человека на этой земле, кто бы волновался обо мне, буду ли я жив или умру, и мне нравится так жить.
Я открываю рот, чтобы ответить на такое эпическое заявление, и к моему изумлению замечаю открывающееся крохотное двух-дюймовое отверстие, появляющееся на скатерти у моей тарелке. Я моргаю в изумлении. Черт возьми, сколько шампанского я уже выпила? Из этого крошечного отверстия появляется шеф-повар размером с Дюймовочку, который кланяется мне, словно собираясь начать представление. Если не брать во внимание его размер, то он вполне реалистичен.
Боже мой! Я уже напилась? Или у меня начались галлюцинации, может я схожу с ума?
— Какого черта? — восклицаю я.
Маленький повар открывает свою сумку. Я протягиваю руку и пытаюсь прикоснуться к нему, но ловлю только воздух. Шеф-повар продолжает свое представление, открывает сумку и достает крошечную рыбацкую сеть.
Я поднимаю глаза на Зейна.
— Что происходит?
Он ухмыляется, как пацан, и наша серьезная беседа уходит на второй план, словно мы попали в другой век.
— Это голограмма, — он указывает на потолок, и я поднимаю глаза вверх. Два проектора вмонтированы над столом. — Это называется 3D-проекция. Le Petit Chef готовит для тебя ужин.
Голограмма! Так вот о какой новомодной вещи говорила Молли. Иллюзия настолько реальна, что мне хочется дотронуться до этого цифрового шеф-повара и пощупать его своими пальцами. Полностью в восторге от такой технологии, я смотрю на крошечного шеф-повара, который берет электрическую пилу и вырезает отверстие в скатерти и ловит креветки, плавающие в воде. Наловив, он бросает гигантских извивающихся креветок на скатерть, они реально живые, дергаются и изворачиваются.
Тогда маленький шеф-повар где-то под моей тарелкой начинает поворачивать какой-то рычаг, тарелка начинает скользить по поверхности стола. В середине стола поднимается металлическая чаша.
С трудом, как делают в комиксах, он тащит креветку к ложке, кладет ее, и умело перекидывает в металлическую посуду. Он снова берется за свою бензопилу и срубает красный перец чили с дерева чили. Чертыхаясь и матерясь себе под нос, как настоящий шеф-повар, он достает другие ингредиенты из скатерти и катапультой отправляет их в металлическую чашу.
Затем он достает бутылку с вином и начинает лить на креветки, словно поливает из шланга, дугой. Бормоча себе что-то под нос, он поджигает петарду и бросает ее на креветки. Креветки начинают потрескивать, он падает на спину, искры от петарды падают на его одежду, он вскакивает и бежит, хлопая себя руками в дыру, из которой появился.
