Неизвестно - Якушев Место, где пляшут и поют
— Ты это к чему? — мрачно осведомился Сундуков.
— Это я к тому, — сказал Гущин, — что, знаешь ли ты, Сундуков, что такое трансмуральный инфаркт?
— А это к чему? — уже с ненавистью спросил Сундуков.
—А к тому, —монотонно продолжил Гущин, —что ты скоро это узнаешь, если будешь продолжать в том же духе.
— И что ты предлагаешь?
—Как что? —Гущин открыл дверцу и опустил ногу на землю. -Вон она, вишня! Цветет… Нужны только ваши просветленные души и открытые сердца… —он усмехнулся и объяснил: - Здесь мой двоюродный брат живет. Выходим.
Они неохотно подчинились. А Гущин уже барабанил в ближайшее окно и орал в открытую форточку:
— Отпирай, Гриня! Свои!
Флягин и Сундуков отошли к забору. Кот печально посмотрел на них с высоты. Флягин сказал: — Кис-кис! Кот повернул к нему большую голову и умоляюще мяукнул. — Логичнее было бы, если бы он промолчал, — с раздражением заметил Флягин. Громыхнула калитка, и на улицу выскочил мужичок в шароварах и в свитере на голое
тело. С буйной шевелюрой и смоляной бородой, он оказался копией Гущина, но копией несколько уменьшенной. — Ха! — заорал он с подъемом, приседая и расставляя руки для объятий. — Кого я вижу!
— Гриша! — заревел Гущин и принял объятья. Они облобызались. Гущин вдруг оттолкнул брата и простер длань в сторону Сундукова с Флягиным.
— Это мои друзья! — с чувством сказал он. — Это — Леха, а это Флягин!
Мужичок восторженно всплеснул руками и немедленно обнял обоих. Зазевавшийся Сундуков получил бородой в глаз и чуть не ослеп. — Гриша! — кричал между тем Гущин. — Открывай ворота! Загоним машину — я гулять
приехал! — Подарок судьбы! — констатировал восхищенно Гриша, ныряя обратно в калитку. Заскрипели петли ворот, полосатый кот зажмурил глаза и свалился за забор, Гриша
победно завопил: “Давай!”, и синие “Жигули”, подминая траву, вкатилась во двор. Гущин вылез из машины и блаженно потянулся. — Где присядем? — живо поинтересовался Гриша. — В светлице или под сенью дерев?
— Под сенью! — загремел Гущин. — Безусловно под сенью! —Тогда прошу под сень, —склонился в поклоне хозяин и проводил гостей к деревянному столу, врытому в землю под вишневыми деревьями.
Усадив гостей на деревянную же скамью, хозяин убежал в дом и тут же вернулся с четырьмя гранеными стаканами. Потом он наладился убегать и возвращаться безостановочно, сбрасывая каждый раз на стол что-то новенькое: кус сала, тарелку огурцов, буханку хлеба, горсть луковиц, связку сушеной рыбы и в завершение -
трехлитровую банку маслянистой жидкости, слегка отдающей прозрачной тревожащей зеленцой.
— На травах! — гордо сказал хозяин и опять исчез.
Вокруг стояла умиротворяющая тишина и неправдоподобно сладкий запах цветущей вишни. На стол сыпались мелкие шелковые лепестки. — Рай! — убежденно произнес Гущин.
— А я слышал, что твой двоюродный брат в Думе, — кисло сказал Сундуков.
Гущин снисходительно посмотрел на него сверху вниз.
—А ты не слышал, что у человека может быть не один двоюродный брат? -поинтересовался он.
Появился Григорий с блюдом холодной картошки, щедро политой растительным маслом, и сказал с тревогой:
— Ну, теперь все, кажется!
Зеленоватая жидкость частично перекочевала в стаканы, и, прежде чем сделать первый глоток, все, по обычаю, крепко призадумались, будто предстояло им сейчас неведомое и непростое дело. И все-таки ни один, по обычаю же, не уклонился от того дела, и, хотя через минуту в них запылал пожирающий внутренности огонь, каждый сказал “Хорошо!” и невозмутимо потянулся за огурцом.
—Да, хорошо! —подтвердил Гриша, обводя рукой свои владения. —Потому что -природа!
—А ты слышал, —спросил Гущин, отправляя в рот солидный кусок сала, —что японцы в эти дни едут за город — созерцать цветение вишни?
— Ну?! — изумился Григорий. — Во, а нам и ехать никуда не надо!
Сундуков был готов согласиться, что бородатому Грише действительно нет смысла кудато ехать из вишневого оазиса. По некотором размышлении он допустил, что здесь нет особой необходимости даже выглядывать через забор. И, может быть, место, где пляшут и поют, это как раз то место, где не поют вовсе и не пляшут, а просто созерцают цветущую вишню сквозь зеленоватую призму?
—А что это у тебя, Ваня, ребята нынче невеселые? -озабоченно спросил хозяин, загружая опустошенные стаканы. Загрузив, он поднял один и, приглашая оценить чистоту и колорит напитка, прищелкнул языком. — Истинно сказано - зелено вино!
Гущин, нахмурясь, принял чарку и, в продолжение обычая, теперь ничего уже не сказал, а только покрутил головой в изумлении от неисчерпаемости зеленой силы. И лишь вполне изумившись и отерев тщательно бороду и усы рукою, он ответил брату:
— Они, видишь ли, деньги бандитам задолжали. Тысячу долларов. Теперь эти убегают, а те догоняют — закон жанра.
Гриша округлил глаза и сказал:
— Да в самом деле, что ли?! И что ж теперь?
— А что теперь? — Гущин равнодушно пожал могучими плечами и запустил лапу в блюдо с картошкой. — Как догонят — так и убьют.
Сундуков криво усмехнулся. Гриша беспокойно посмотрел на него и несколько минут молчал, переваривая сказанное. А потом обвел всех просиявшим взглядом и признался:
— А ведь у меня, ребята, есть тысяча долларов!
— И кому от этого легче? — сказал Гущин. — У меня вон тоже есть, только хрен я им дам…
— Намек понял! — радостно заорал Гриша. — Так я к тому и сказал! А если бы напротив, так я бы и не сказал, молчал бы в тряпочку!
Тут он сорвался с места и помчался домой. Не успела открыться-закрыться дверь, а прыткий хозяин уже возвращался, размахивая в воздухе новенькими банкнотами, будто из этого самого воздуха и вынутыми.
Сундуков, уже начавший привыкать к неожиданному появлению и исчезновению денег вокруг него, не особенно и удивился.
— Неудобно как-то… — лишь виновато пробормотал он, переводя взгляд с одной бороды на другую.
—Неудобно штаны в порнофильме снимать, —ответил Гущин и категорическим жестом заставил Сундукова спрятать деньги подальше. —Мне ведь не жалко! —подтвердил кузен. —Они мне дуриком достались. Честное слово! Дело как было? У меня здесь месяц назад Джон жил…
— Собака, что ли? — спросил Гущин.
—Какая собака? —возмутился Григорий. —Джон! Славист из Техаса. Сидит у себя в Техасе и зачем-то изучает творчество местного поэта Ц. Местного, в смысле не техасского местного, а нашего местного —он, кстати, в двух кварталах отсюда живет. Ну, вот, изучал и видит —не может изучить! То есть некоторые строки гладко идут, усваиваются, а
некоторые —ни в какую! Ну не изучаются, хоть ты тресни! И вот он едет сюда, чтобы Ц. сам лично прояснил ему эти темные строки…
— Постой! — сказал Гущин. — А ты-то откуда знаешь этого темного поэта?
—Да я-то не знаю! —засмеялся Григорий. —Я Пушкина с Лермонтовым путаю. Просто у Джона адрес был. Но он в наших улицах заблудился и ко мне попал. Две недели у меня жил. Познавал Россию, так сказать. —Гриша смущенно покрутил головой. —Я его сначала накормил, чем бог послал —хлеб черный, картошка, селедочка… А у него —понос! А туалет -во дворе! Картинка! Вот тут он и понял, что Россия —это не балалайки с матрешками, что жизнь в России —это труд, подвиг, аскеза, если хотите!.. Потом расставаться со мной не хотел. Доллары вот на память оставил…
— Но он же хотел встретиться с Ц.?
—А он потом уже не хотел. Я ему объяснил темные строки. И другие объяснил. Он, оказывается, вообще не так все понимал, в смысле, творчество Ц. По-моему, он в нем разочаровался…
—Интересно, —ревниво сказал Гущин. —Как это ты ему объяснил темные строки, если ты Пушкина не читал?
—Ты меня перед ребятами не позорь! —сурово ответил Гриша. —Я не говорил, что не читал, я говорил, что путаю… А строки… Это для них они темны, а для нас с тобой… Да я сейчас покажу — он мне экземплярчик оставил.
Он с удовольствием опять сбегал в дом и притащил пачку листов с текстами, отпечатанными на компьютере. Пошла по кругу банка, захрустели огурцы, и под сенью дерев торжественно и складно зазвучали стихи поэта Ц. Сундукову стало вдруг так хорошо и спокойно, что он и не заметил, когда почернело небо, тишина сменилась молчанием, высыпало так много звезд, а изо всех уголков сада потянуло холодком. Вишневый цвет кружился и порхал в темноте, то и дело наводя Сундукова на мысль о снегопаде. Тогда Сундуков спохватывался и легким потряхиванием головы эту мысль отгонял. Все были так утомлены, что намек хозяина о продолжении банкета в залитой огнями избушке проигнорировали. Гущин заявил, что сейчас же ложится спать, а утром прямо отсюда поедет на работу —с просветленной душой и открытым сердцем. Тогда вдохновившийся Гриша сообщил, что в его хате может заночевать целый полк. Но тут Флягин, до сих пор совсем мало обнаруживавший себя, с надрывом признался, что немедленно возвращается к жене, что он созрел, что с прошлым покончено и теперь остается только решить — к какой именно.
