Игорь Поволоцкий - Путь войны
Запаса воздуха и энергии в секциях должно было хватить на двое суток, а герметические переходы и двери были спроектированы с кратным запасом прочности. Но защита от природных катаклизмов и технических неисправностей не в силах спасти от глубинных бомб, десятками сбрасываемых с неизвестных кораблей. Подводный взрыв дает мало осколков – они буквально «вязнут» в жидкой среде, но он обладает куда более мощным инструментом разрушения – гидравлическим ударом. Многократно отраженные ударные волны били по строениям и переходам, словно исполинские кувалды, купола из прочнейшего армостекла рушились один за другим, переходы между блоками ломались, как соломинки. Стены расходились по сварным и клепаным швам, и в каждую пробоину, в самую мельчайшую щель немедленно устремляла свои жадные щупальца вода.
Через полчаса атака прекратилась. Но, когда отгремели последние взрывы, вражеские акустики услышали множественный стук - внизу еще кто-то жил.
И бомбардировка возобновилась.
Тоннели «подземного уровня» и техническая часть города держались еще почти час. После того, как второе прослушивание не выявило ничего, кроме остаточных шумов разрушения, был нанесен еще один удар – для верности. На поверхности догадывались, что бьют по кладбищу, использованная мощь избыточна, но атакующим нужна была полная гарантия того, что в «Экстазе» не останется ни одного живого человека, ни одного действующего механизма. Никого и ничего, способного передать весть о нападении, хотя бы примерное число кораблей вражеской армады и любые иные сведения. После третьей серии не стало слышно ни прорывающихся воздушных пузырей, ни треска разрушающихся конструкций.
«Экстаз» строился три года, прожил без малого девятнадцать лет, и был разрушен менее чем за два часа. Не спасся никто.
Почти никто…
Одним мощным прыжком Илион спрыгнул с кровати, буквально вынес себя на середину комнаты слепым броском из объятий Морфея. Мгновение-другое он заполошно озирался, быстро поворачиваясь из стороны в сторону, полуприсев и выставив вперед руки с напряженными пальцами. Сердце заходилось в бешеной скачке где-то у самого горла, грудь вздымалась как кузнечные мехи. Затуманенный сном взгляд уже различал скрытые ночной тьмой контуры его крошечной спальни, но разум все еще был там, далеко, на подводном плато Роколл, что между Исландией и британскими островами. Снова они с Шафраном уводили субмарину, прижимаясь к самому дну, с помощью единственной телекамеры петляя между постройками и обломками. Надеялись, что акустики неведомого врага не услышат в общем шуме детский плач и крики ужаса, что не сломается идущая вразнос ходовая, что многочисленные малые течи не прорвутся убийственным фонтаном воды…
Крамневский встряхнулся, сбрасывая последние тенета ночного морока. Все это уже давно случилось, они вырвались из-под атаки, в буквальном смысле проскочили под бомбами, ушли на юго-восток, насколько хватило аккумуляторов, а затем всплыли и стали ждать помощи, потому что топливные цистерны были пусты. Пожалуй, это оказалось даже страшнее бегства из «Экстаза» - беспомощное ожидание на обездвиженной подлодке, под плеск волн, мерную качку и детские всхлипывания. Над головами, в непроглядной ночной тьме, горели огромные яркие звезды, а далеко-далеко на северо-западе с устрашающей равномерностью повторялись сиреневые вспышки, подсвечивая узкую полоску неба на границе горизонта.
Им повезло, беглецы дождались американского патрульного дирижабля, который заметил одиноко дрейфующую лодку и вызвал помощь. Повезло и после, когда вражеский пилот вышел прямо на спасательный корабль, но то ли пожалел ракету или бомбу, то ли уже израсходовал тяжелое вооружение, ограничившись лишь парой пушечных очередей. Как оказалось впоследствии, лишь немногим удалось сбежать из Северной Атлантики, когда вражеская орда появилась из портала. Всего около сотни человек - кто-то спасся с гибнущих кораблей, кто-то выскочил в последний момент с края опасного района, аварийный батискаф из-за повреждений приобрел почти нулевую плавучесть и был отнесен течением, и так далее. Остальные исчезли, и лишь океанская бездна могла ответить, что с ними сталось.
Шел пятый час ночи, но ложиться снова не хотелось, по предшествующему опыту Крамневский знал, что заснуть, скорее всего, не удастся. Да и не хотелось ему засыпать - всплеск адреналина напрочь выжег сонливость. Илион умылся в маленькой стальной раковине, попеременно ополаскивая лицо то обжигающе горячей, то ледяной водой. Натянул простой рабочий комбинезон, повесил на шею обязательную карточку-пропуск и вышел из номера маленькой офицерской гостиницы, которая теперь служила ему домом.
Свободная Гавань, город-порт - миллионы тонн бетона, сотни километров подземных галерей, десятки причалов, эллингов и доков, Крепость и самый дальний восточный рубеж военно-морского флота Империи. За многие десятилетия Гавань обросла множеством основных и вспомогательных комплексов, строений и производств. Одной из незаметных на первый взгляд подструктур стал «Сектор 59», он расположился на отшибе, к югу от основного комплекса Гавани. По сути это был автономный мини-порт, предназначенный для ходовых испытаний новейших образцов субмарин. Осушаемые доки, ремонтный цех (по мощности - практически полноценный завод), собственный жилой комплекс и подводный пирс – все это надежно скрывалось под многими метрами железобетона и гранита.
Здесь Крамневский безвылазно жил уже четвертый месяц.
Ночные коридоры «Сектора» пустовали, освещение экономили – одинокие светильники горели через пятнадцать-двадцать метров – только чтобы путник не заблудился или не врезался сослепу в стену. Как обычно – охрана бдела, и, хотя все давно уже знали Илиона в лицо, пропуск проверялся на каждом контрольном переходе – три раза подряд. Крамневский быстрым шагом двигался по пустынным коридорам, его поступь отдавалась эхом под высокими потолками. В некоторых кабинетах еще работали (а может быть, уже работали) – полоски света пробивались под дверьми, и, пересекая эти бледно-желтые световые пятна, капитан невольно сбавлял темп, чтобы не мешать специалистам.
Последняя проверка стала самой дотошной. Как обычно, пришлось сдать отпечатки пальцев, которые сразу же сличили с эталоном. Только после этого Илиона пропустили в длинный переход, соединяющий жилую зону с техническим ангаром. За его спиной щелкнула бронированная дверь, отделяя обиталище людей от царства механизмов. В сухом доке работы не прекращались ни на мгновение, доводка и доработка «образца» шли в шесть смен – больше четырех часов люди не выдерживали. Заданный ритм был запредельным, но график не допускал отставания ни на один день. Любая заминка просто спрессовывала оставшиеся дела, заставляя трудиться еще более интенсивно. Огромный ангар гудел множеством шумов – грохот моторов, стук компрессоров, короткие команды инженеров и перекличка рабочих. Ярчайший свет галогеновых ламп резал глаза, пульсировали вспышками сварочные аппараты.
Чтобы не мешать, Крамневский поднялся по лестнице на балкон обозрения, отсюда «Пионер» был виден лучше всего, от носа до кормы. Восьмидесятиметровая туша, похожая на иссиня-черного исполинского кашалота с горбом рубки, переходящей в втянутый обтекатель контейнера для буксируемых антенн-«поплавков». Две тысячи тонн водоизмещения, три десятка человек экипажа плюс семь специалистов радиоэлектронной разведки плюс один научный консультант.
В мире уже существовали субмарины с атомной силовой установкой, давно и успешно использовались подлодки с глубиной погружения более полутора километров, втайне разрабатывались «невидимки», неслышимые для вражеских акустиков. Но впервые все эти качества объединились в одном аппарате – огромная автономность, предельная малошумность и способность неделями прятаться на немыслимой глубине. До сентября минувшего года это был прототип, фактически – стенд для отработки новых технологических задумок. Теперь – главная надежда имперской разведки, подводный лазутчик, напичканный как барбоска блохами - функциометрами и средствами радиоперехвата. Субмарина, которой суждено прокрасться через вражеский портал, маскируясь на шумовом фоне возвращающегося конвоя проклятых «семерок».
- Что, сон бежит? – Шафран подошел незаметно, со спины. В таком же комбинезоне с масляными потеками, только с торчащими из всех карманов инструментами, он был неотличим от десятков других спецов, неустанно трудящихся над «Пионером».
- Да, - односложно ответил Крамневский. – А ты опять над фундаментом колдуешь?
- Ага. Вот за что не люблю эти атомные штуки – у них всегда что-нибудь работает – насосы качают, охладитель гоняется по контуру и все такое. Шумит, зараза, даже на холостом ходу. Так что амортизаторы для фундамента ходовой части – наше все, защита и надежда.
