Василий Гавриленко - Прячься, девочка, он уже здесь…
— Мама! — вскрикнула Соня и бросилась к крыльцу.
Жук успел схватить ее за руку. Девочка яростно отбивалась, но не тут-то было. Алекс бросился на подмогу своей подружке, и Жук тут же ее отпустил.
— Ну, беги, — ядовито процедил он. — Давай. Потом посмотрим, что там с тобой сделают. Я умываю руки.
Соня остановилась в растерянности.
— Жук прав, — наконец-то дошло до Алекса.
— Гранд мерси, мистер Тимпов, — поклонился Жук, сверкая глазами.
— Ну, хорошо, — сдалась Соня. — И что вы предлагаете? Поймите, эта неопределенность… гнетет меня.
— Это вовсе не повод бросаться в пасть врагу, — заметил Жук.
— Смотря для кого, — ответствовала девочка. Ему можно говорить — его семья не заперта в доме без огней, в лесу, полном нежити.
— А все — таки, кто тебе эта Руфь? — вспомнила Соня.
— Это моя мать, — кратко бросил Жук, приосанившись.
Тимпов изумленно присвистнул:
— Ничего себе! И где она сейчас?
— Умерла, — голос парня дрогнул. — Да! Она погибла в смертельной схватке с Мисошем, и я поклялся отомстить за нее.
В глазах Жука загорелся упрямый огонь, который осветил его вдруг изменившееся лицо.
Алекс и Соня во все глаза следили за этой удивительной переменой. Они увидели перед собой не угрюмого и костлявого паренька, со спутанными жирными волосами, а древнего, могучего воина, пышущего силой и жаром борьбы, готового победить либо погибнуть на поле брани.
— Пошли, — воскликнул он.
— Да, — встрепенулся Тимпов. — Веди нас, великий сын Руфи.
Жук-Воин засмеялся, но Соня восприняла хвалебную тираду Алекса серьезно — с таким товарищем она почувствовала себя за каменной стеной. Впрочем, эйфория продолжалась недолго, скоро вернулись и страхи, и сомнения.
Выплыла луна, похожая на стенающую деву, и пролила голубоватый свет, тонкий, как шелковые простыни Брамса и Компании.
Когда троица поднялась на крыльцо, Жук первым подошел к двери и тихонько толкнул ее.
— Заперто, — прошептал он, толкая посильнее.
— Дверь открывается наружу, — подсказала Соня.
Сын Руфи дернул за ручку, да так сильно, что дверь ударила его по лбу.
— Ах ты, гадина!
Жук пнул деревянную обидчицу ногой.
— Смотри, а то и ногу отобьешь, — Алекс едва сдерживал смех.
«Почему дверь не заперта?» — подумала Соня, и тревога полностью овладела ее разумом.
— Что же ты медлишь? — она с упреком повернулась к Жуку. — Боишься?
Парень нерешительно топтался на пороге, расширенными глазами пытаясь разглядеть что-то во тьме, царящей за дверью.
— А еще сын Руфи, — рассердилась Соня и, отстранив его, шагнула в черный коридор.
Алекс двинулся вслед за ней, а Жук, уже ни капельки не похожий на великого воина, поплелся в арьергарде.
В доме было непривычно холодно. Камин, горевший почти не переставая с тех пор, как семья Маршал поселилась здесь, затух, лишь несколько угольков сиротливо тлели. Дом снова стал чужим и мрачным, совсем как в тот день, когда Соня впервые переступила его порог.
Девочка подошла к стене и нащупала включатель. Свет загорелся.
— О! — вскрикнула Соня.
Дом был перевернут вверх дном. Шкафы, книжный и платяной, были старательно выпотрошены, книги и одежда вперемешку валялись на полу. Купленные Филом на блошином рынке картины с морскими пейзажами были безжалостно сорваны со стен. Неизвестные варвары сковырнули даже одну половицу и разбили единственную вазу Анжелы.
— Мама, — крикнула Соня, чувствуя, что теряет сознание.
Жук с осуждением посмотрел на нее, но промолчал.
— Ма-ма.
— Соня, — Алекс дотронулся до ее руки.
Девочка повернула к нему мокрое от слез лицо.
— Алекс, ну где же они?
Тимпов растерянно сморщился, совершенно не зная, что делать в таких случаях.
— Не надо отчаиваться, — подал голос Жук. — Если ты хочешь помочь семье, нужно проявить твердость духа. Не забывай, кто противостоит нам. Мисош не прощает слабости!
— Мисош, Мисош, — крикнула Соня срывающимся голосом. — Надоел твой Мисош! Где моя мама?
Жук, не найдя, что ответить, беззвучно разевал рот.
— Надо успокоиться, Соня, — робко проговорил Алекс.
— Вам легко говорить, — взвизгнула девочка. — Ваша семья не пропала.
— У меня нет семьи, — сухо сказал Жук. — А вообще, если твоя семья исчезла и в доме полный бардак, это вовсе не означает, что произошло нечто страшное.
Соне от этих слов легче почему-то не стало, однако тон, которым они были произнесены, подействовал на нее успокаивающе.
— Я спокойна, — хрипло проговорила девочка, проглатывая образовавшийся в горле комок.
— Вот и отлично, — пробормотал Жук, прислушиваясь. В доме царила тишина, лишь глухо тикали на стене ходики. — У вас всегда такой свинарник?
Парень кивнул на кучи книг и одежды на полу.
— Да, знаешь, — рассердилась Соня, — мы, по крайней мере, не шляемся по притонам, в отличие от некоторых!
Жук строго посмотрел на нее, и девочка прикусила язык.
— А кто зажигал свет на втором этаже? — подал голос Алекс.
Сердце Сони радостно подпрыгнуло: и, правда, ведь со двора они видели в доме мерцающий свет. Может, это Анжела?
— Пойдемте скорее, — она шагнула к лестнице.
— Стой, — прошипел Жук, перекрывая ей дорогу. — Опять ты торопишься в лапы зла.
— Мы что, до дня святого Нефы будем дрожать здесь?
— Если потребуется, то да, — отрезал сын Руфи.
Они снова замерли, напрягая слух, но ничто, кроме унылого тиканья, не нарушало тишины. Соне казалось, что это тикают не часы, а ее напряженные до предела нервы. Вот она стоит здесь, ничего не предпринимая, находясь в совершенном неведении, а в это время, возможно…
— Соня, не смей, — крикнул Жук, но было поздно, девочка сломя голову кинулась вверх по лестнице. В три больших шага она преодолела пролет и очутилась перед тяжелой дверью.
— Не открывай, — в один голос взмолились Алекс и Жук, спеша следом за ней, но Соня и здесь не послушалась и, ухватившись за бронзовую ручку, рванула на себя. Дверь заскрипела и медленно отворилась. Вслед за ней начиналась темнота.
Соня почувствовала за своей спиной горячее прерывающееся дыхание; оглянувшись, она увидела бледные лица своих спутников.
— Ну ты даешь, — восхищенно шепнул Алекс.
— Не поощряй ее, Тимпов, — нервно улыбнувшись, проговорил Жук. — Холодная голова — вот наше оружие.
— Мама, — тихо позвала Соня, ничего не замечая вокруг себя.
— Я здесь, моя крошка!
Девочка громко вскрикнула, сразу узнав этот хриплый мертвый голос. Раздался щелчок и загорелся свет. Алекс и Жук одновременно отпрянули: в глубине комнаты, слегка склонив зеленоволосую голову, стояла та, встречи с которой Соня боялась, как огненного вихря.
День Истины Руфи
С тех пор, как Орлас начал называть Руфь матерью, прошел ровно год, и она стала с боязнью следить за ходом времени. Ее тревога усилилась, когда на лощину опустилась осень, и домик, притулившийся на лесной опушке, начало заносить красными и желтыми листьями. Деревья вскоре затрещали от заморозков, а в еще чистом небе прощались с родными местами печальные птичьи стаи.
Что беспокоило Руфь? Она и сама твердо не знала этого, лишь некие ощущения, похожие на призрачные тени, витали в ее сознании. Однако и этого было довольно, чтобы Воительница не находила себе места и часто покидала дом, бродя по лощине в облике белой волчицы. Орлас умолял взять его с собой, но Руфь была непреклонна: ей нужно было разобраться со своими мыслями и ощущениями, и отвлекаться на мальчика она не могла. Тем более что первая и последняя их совместная «охота» едва не закончилась бедой.
Блуждая по засыпающему лесу, Руфь несколько раз сталкивалась с волколаками, но не вступала в битву, обходя их стороной, и удивлялась тому, что всякий раз, когда перед ее глазами появлялось заросшее шерстью чудовище, она испытывала страх, что совсем не пристало Воительнице.
Что со мной происходит? Неужели я уже проиграла? Руфь пыталась разозлить себя, воскрешала в памяти образы Керка, Лия и Тельмы, и это помогало. Она вновь загоралась яростью к Мисошу, и с нетерпением ждала Дня Своей Истины. Но время шло, небо было таким же чистым, воздух свежим, и в окружении природы не верилось, что где-то поблизости скрывается зло. Отчаяние начинало овладевать Руфью: быть может, День Истины — это сказка, самообман? Как можно одолеть Мисоша, если нет возможности даже увидеть его!
— Мама, что с тобой? — спросил Орлас, с удивлением наблюдая за мечущейся из угла в угол Руфью.
— А? — встрепенулась женщина и, обессилев, прилегла на кровать. — Ничего…
Я сойду с ума. Где ты, мерзкая, трусливая тварь? Сколько ты будешь прятаться от меня? О, почему это груз лежит на мне?
И тут она почувствовала, что что-то произошло, словно вспышка промелькнула у нее перед глазами, оставив стойкое убеждение — да, этослучится сегодня или никогда. Орлас сразу увидел, как просветлело ее лицо.
