Джоджо Мойес - Корабль невест
– Не уверена, что можете. – Она была явно сбита с толку. – По крайней мере, не совсем так, как вы думаете. Фрэнсис Маккензи. Медсестра Фрэнсис Маккензи. Насколько я слышала, некоторым невестам разрешили исполнять секретарские обязанности или вроде того. Поэтому и хочу предложить вам свои услуги.
Винсент Даксбери пожал ей руку и жестом пригласил садиться.
– Медсестра, а? Я не сомневался, что на борту все же есть несколько. И каков ваш опыт работы?
– Пять лет на островах Тихого океана. Последнее место службы – Австралийский главный военный госпиталь за номером 2/7, Моротай. – Она с трудом поборола желание добавить слово “сэр”.
– Мой двоюродный брат был в японском плену. Вернулся в сорок третьем. А ваш муж?
– Мой? О… – Она явно смутилась. – Альфред Маккензи. Королевские уэльские фузилеры.
– Королевские уэльские фузилеры… – медленно, со значением повторил он.
Она сложила руки на груди.
Доктор Даксбери откинулся на спинку кресла, поигрывая горлышком бутылки из коричневого стекла. Он так и остался в куртке, хотя явно сидел здесь давно. Внезапно до нее дошло, что запах алкоголя был не совсем медицинским.
– Итак… – (Она терпеливо ждала, стараясь не бросать строгих взглядов на этикетку бутылки.) – Значит, вы хотите нести службу. Эти шесть недель.
– Если могу быть полезной, то да. – Она сделала глубокий вдох. – Я умею обрабатывать ожоги, лечить дизентерию и восстанавливать органы пищеварения. У бывших военнопленных.
– О-хо-хо.
– Я не слишком хорошо разбираюсь в гинекологии или акушерстве, но, по крайней мере, смогу помочь в лечении моряков. Я наводила справки на госпитальном судне “Ариадна”, которое было моим последним местом службы, и мне сказали, что на авианосцах отмечается несоразмерное число травм, особенно во время летных учений.
– Все правильно, миссис Маккензи.
– Итак… Доктор, дело даже не в том, что я хочу с пользой провести время на борту. Я была бы весьма благодарна, если бы мне предоставили возможность набраться еще опыта… – сказала она и, не получив ответа, добавила: – Я быстро учусь.
В разговоре возникла длинная пауза. Она подняла на него глаза, смутившись под его пристальным взглядом.
– Вы поете? – неожиданно спросил он.
– Простите?
– Поете, миссис Макензи. Ну, знаете, всякие там песни из мюзиклов, церковные гимны, арии из опер. – Он принялся напевать себе под нос какую-то незнакомую мелодию.
– Боюсь, что нет, – ответила она.
– Жаль. – Он сморщил нос, затем хлопнул рукой по столу. – Я надеялся, что мы сможем собрать вместе всех наших девушек и поставить какое-нибудь шоу. Какая прекрасная возможность, а?
Коричневая бутылка, которую она заметила, была пуста. Ей так и не удалось разобрать, что же написано на этикетке, но теперь после каждого слова доктора запах того, что некогда было содержимым бутылки, становился все ощутимее.
– Доктор, не сомневаюсь, это была бы… очень полезная идея… – Она попыталась собраться с духом. – Но мне хотелось бы знать, сможем ли мы просто обсудить…
– “Так давно и так далеко…”[16] А вы знаете “Плавучий театр”?[17]
– Нет, – ответила она. – Боюсь, что нет.
– Жаль. А “Старик-река”?[18] – Закрыв глаза, он принялся напевать себе под нос.
Она сидела, сложив руки на коленях, и мучительно размышляла, можно ли его перебить.
– Доктор? – (Пение плавно перешло в низкое мелодичное мурлыканье. Его голова была откинута назад.) – Доктор, у вас есть какие-нибудь идеи насчет того, когда мне можно приступать?
– “Он просто продолжает накатывать свои волны…”[19] – Доктор приоткрыл один глаз. Допел строчку до конца. – Миссис Маккензи?
– Если хотите, я могу начать прямо сегодня. Если сочтете, что я могу… оказаться полезной. У меня в каюте есть форма. Я специально оставила ее в сумке.
Он сразу перестал петь. И широко улыбнулся. А ее мучил вопрос: неужели так будет каждый день? Тогда ей придется тайно пересчитывать бутылки, как было в случае с доктором Арбатнотом.
– Знаете, что я хочу вам сказать, Фрэнсис? Можно мне называть вас Фрэнсис? – Он направил на нее горлышко бутылки. У него был такой вид, будто он наслаждался возможностью проявить необычайное великодушие. – Я собираюсь сказать вам, чтобы вы уходили.
– Простите?
– Я вас, наверное, уже достал, да? Нет, Фрэнсис Маккензи. Вы пять лет служили своей стране и моей тоже. И имеете право на маленькую передышку. И я собираюсь прописать вам шестинедельный отпуск.
– Но я хочу работать, – нахмурилась она.
– Никаких “но”, миссис Маккензи. Война окончена. И уже через несколько недель, которые пролетят как один миг, у вас будет самая важная в вашей жизни работа. Вы и оглянуться не успеете, как станете нянчить собственных ребятишек, и, можете мне поверить, по сравнению с этим уход за ранеными солдатами покажется вам плевым делом. Уж кто-кто, а я точно знаю. Три мальчика и девочка. И каждый как динамо-машина. – Он начал загибать пальцы, чтобы сосчитать детей, затем обреченно покачал головой, словно не справившись с дистанционной оценкой своих отпрысков. – И я хочу, чтобы начиная с сегодняшнего дня это стало единственной работой, которая будет вас интересовать. Настоящая женская работа. И хотя я действительно наслаждаюсь обществом столь привлекательной молодой женщины, я настаиваю на том, чтобы и вы начали наслаждаться последними днями свободы. Сделайте прическу. Посмотрите кино. Почистите перышки перед встречей с вашим стариком. – (Она молча смотрела на него во все глаза.) – Все. Можете идти. Да идите же вы, наконец! – (Ей потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, что она получила отказ. Он оттолкнул ее протянутую руку.) – И получайте удовольствие! Спойте пару песенок! “Уступи место завтрашнему дню”[20].
И пока она поднималась по трапу, у нее в ушах стояло его пение.
В тот вечер морской пехотинец появился за минуту до половины десятого. Очень стройный, с темными прилизанными волосами и экономными движениями человека, привыкшего быть невидимым, он заступил на пост у дверей их спальни и остался стоять, ноги на ширине плеч, спиной к двери, глядя прямо перед собой. Он отвечал также за две каюты, по обеим сторонам от их собственной, и еще за пять кают. Остальные морские пехотинцы были расставлены через равные промежутки друг от друга.
– Чтобы так не доверять людям! Один – прямо под нашей дверью, – пробормотала Маргарет.
Невесты читали или писали, лежа на койках, а Эвис красила ногти лаком, купленным в лавке военторга при офицерской кают-компании. Лак оказался не того оттенка, но, как уже успела понять Эвис, для того чтобы пережить столь нелегкое путешествие, необходимо себя немножко баловать.
Услышав тяжелые шаги в коридоре и увидев сквозь полуоткрытую дверь спину часового, девушки переглянулись. Маргарет инстинктивно посмотрела на спящую собаку. Они ждали, что он поздоровается или даст им хоть какие-то инструкции, однако он просто стоял как вкопанный.
Без четверти десять Джин вышла в коридор и предложила ему сигарету. И когда он отказался, небрежно закурила и принялась засыпать его вопросами. А где находится кинозал? Кормят ли моряков тем же самым, что и невест? Любит ли он картофельное пюре? Он отвечал односложно, улыбнувшись всего один раз, когда она поинтересовалась, а что он делает, когда ему надо в сортир. (“Боже мой, Джин!” – пробормотала за дверью Эвис.)
– Мы приучены терпеть, – сухо произнес он.
– А где вы спите? – кокетливо спросила она, прислонившись к идущей по стене трубе.
– В своем кубрике, мэм.
– А где он находится?
– Служебная тайна.
– Не вешайте мне лапшу на уши. – (Морпех с каменным лицом смотрел прямо перед собой.) – Мне просто интересно. – Она подошла поближе и заглянула ему в лицо. – Ой, да бросьте! Мои игрушечные солдатики и то более разговорчивы.
– Мэм.
Она явно собиралась пустить в ход тяжелую артиллерию. Обычное оружие, похоже, на него не действовало.
– По правде говоря, – начала она, смяв окурок, – я хотела вас кое о чем спросить, но стесняюсь.
Моряку явно все это надоело. И немудрено, подумала Эвис.
Джин задумчиво описывала полукруг носком туфли.
– Пожалуйста, никому не говорите, но я совершенно не ориентируюсь, – сказала она. – Мне очень хотелось бы немного пройтись, но сегодня я уже дважды заблудилась, и остальные девушки надо мной потешаются. Поэтому как-то неловко их просить. Я сегодня даже пропустила обед, потому что не нашла столовую. – (Морпех немного расслабился. Он слушал очень внимательно.) – Понимаете, это потому, что мне всего шестнадцать. Вообще-то, я не очень-то успевала в школе. Чтение и прочие дела. И я не могу… – Она перешла на трагический шепот. – Не могу разобрать карту корабля. Может, вы мне ее объясните, ладно?
Морпех явно колебался, но не выдержал и сдался.
– На доске объявлений есть карта. Если хотите, могу вам все показать. – Он говорил тихим, но очень звучным голосом.
