Елена Толстая - Большая нефть
— Мама, папа, меня провожал молодой человек, — объяснила она. — Мы разговаривали. Ничего страшного не случилось. И вообще, я ведь уже взрослая. Могу за себя постоять.
— Галочка, для нас ты навсегда останешься нашей девочкой, — заметила мать.
А отец нахмурился:
— Какой молодой человек? Галина, объясни. Миша?
— Нет, при чем тут Миша… Это нефтяник. Мы говорили о нефти. Я объясню позднее — я ужасно хочу спать…
И она объяснила — к ужасу родителей.
— Я выхожу замуж за Григория и уезжаю с ним на нефтеразработки.
— Галочка, но как же Миша?! Он так любит тебя — и он такой надежный. А этот твой Буров… Ты едва его знаешь!
— Если моя жизнь не сложится — то это не царское время, — сказала Галина. — Всегда можно развестись и вернуться.
— Миша ждать не будет, — горько кивнула мать. — Такой чудесный молодой человек легко найдет тебе замену.
— Если он легко найдет мне замену, — засмеялась Галина, — значит, не так уж он меня и любит. Не печальтесь, не грустите. Я не на Марс уезжаю и не на край света.
…Но оказалось — на край света. «Очнулась» Галина от своего безумного увлечения Григорием и его нефтью в Башкирии, в семейном общежитии с «удобствами» во дворе. Ни о каком ребенке и помышлять было нельзя: ни места для стирки, ни свежих овощей и фруктов, ни даже молока. Ни-че-го. Нефтяная вышка и валящийся с ног от усталости муж — и так день за днем.
Сначала Галине это даже нравилось. Она ощущала себя истинной женой первопроходца, персонажем увлекательной книги. Всегда ждет мужа, всегда готова накормить его — и сколько бы он ни привел с собой друзей, для каждого найдется тарелка горячего домашнего супа.
Потом Бурова перебрасывали с объекта на объект. Галина ездила за ним. Она простудилась, у нее начались женские болезни, от которых ее кое-как лечили в районных центрах местные врачи — из тех, которые и роды принимают, и зубы рвут. Самое ужасное для Галины заключалось в том, что она, по ее мнению, начала дурнеть. На лице застыло кислое, недовольное выражение, в глазах засела безнадежность. Горькие складки залегли в углах рта.
А Буров ничего не замечал. По-прежнему горел на работе и воображал, будто жена разделяет все его помыслы и устремления. Он попросту ее не видел. Смотрел и не видел. Жил в мире собственных иллюзий. Рано или поздно мужчине придется поплатиться за то, что он пренебрегает женщиной.
И это случилось в годовщину их свадьбы.
Буров, разумеется, и понятия не имел о том, что Галина решила дать ему «последний шанс». Она тщательно готовилась к этому дню. Вспоминала о муже только хорошее. Перебирала в памяти тот вечер и ту ночь, когда они, едва оперившиеся выпускники вузов, гуляли по столице и говорили о будущем, о нефти, об экономике, о школах, о воспитании подрастающего поколения, о небывалом экономическом и культурном подъеме, который ожидает их родную страну… И позднее, их поспешную свадьбу без пышной фаты, без больших торжеств, без подарков, обреченных пылиться в семейном буфете… Свадьбу, после которой они почти сразу же поехали в аэропорт.
Что он говорил ей в самолете? Что это самый важный день в его жизни?
Галина приготовила праздничный обед, отмыла дочиста выделенную им небольшую квартиру. Расставила зимние букеты в вазах.
А Буров не пришел. Поехал на буровую, к своему другу Векавищеву, и заночевал там. Нашлось, стало быть, у Григория дело поважнее, чем вечер с женой. Опять. И опять.
Галина расплакалась. Годы уходят. Она так и не проявила себя в педагогике. И виноват в этом Буров. Это он убил в ней специалиста, превратил в какой-то… говорящий атрибут, который таскается за ним по стране. Зачем, с какой целью? Для чего ему вообще понадобилась жена? Они не видятся по неделям. А когда он приходит домой, то почти не разговаривает с ней. Если и открывает рот, то лишь для того, чтобы сообщить какую-нибудь производственную новость.
Галине казалось, что она исчезает. Перестает существовать как отдельный, имеющий собственное значение человек.
Она плакала и плакала, а потом к ней заглянула ее приятельница, Марта Авдеева.
В отличие от Галины Марта не боялась заводить детей. Сейчас она ожидала третьего. Ее муж тоже торчал на буровой и тоже, наверное, постоянно говорил дома о работе. Но Марту это не путало и не отвращало. Уверенной рукой управляла она семейным кораблем. Никогда не сомневалась ни в себе, ни в своем муже, ни в их отношениях. Оба Авдеевы, и Марта, и Илья, нахлебались в свое время горюшка и теперь как будто наверстывали упущенные счастливые годы.
С Галиной Марта дружила скорее по необходимости — соседки, соратницы, жены нефтяников. Они были очень не похожи. «Лед и пламень». Впрочем, сердечность Марты искупала все.
— Ой! — испугалась Марта, увидев покрасневшее, мокрое от слез лицо Галины. — Ой, Галя, что это с тобой?
— Ничего… Заходи, Марта. Я тебе сделаю чаю. У меня сегодня и пирог испечен, давай его съедим.
— Не пропадать же добру! — подхватила Марта, пристраиваясь к столу. — А ты чего зареванная?
— Да так, — отмахнулась Галина и сердито обтерла лицо платком. — Просто сегодня годовщина свадьбы. Годовщина. А он… забыл. Я для него. Марта, вообще не человек. Я какой-то аграрно-сырьевой придаток, понимаешь? Так он на меня смотрит.
— Ну что ты такое говоришь, Галка! — возмутилась Марта. — Мужики все такие. Упертые в свою работу. Взять моего Илью. Он ведь на фронте батальоном командовал. Вообще к возражениям не привык. И потом как-то на зоне ведь выжил. Тоже — характер. Железный человек. А дочки из него веревки вьют.
— У тебя хоть дочки есть, — вздохнула Галина.
— А тебе кто мешает? — удивилась Марта.
Галина налила ей чаю, нарезала пирог, подала на блюдце. Марта охотно принялась за пирог.
— Хорошо печешь, Галина, — похвалила она.
— Кто мне мешает? — вернулась к предыдущей теме Галина. — Да я сама себе и мешаю… Не уверена я. Марта, что хочу с Григорием до конца жизни жить.
— Как это? — Марта едва не подавилась пирогом. — Да что ты такое говоришь!
— То и говорю… Я давно уже об этом думаю.
— Жалеешь, что замуж за него вышла?
— Может, и жалею… Не знаю я, Марта. Иной раз надо бы мне и смолчать, иной раз — потерпеть и подождать, вникнуть в его дела. Но я устала. Я хочу жить и для себя тоже, не только для него. Понимаешь?
— Не нравится мне, куда ты клонишь, — нахмурилась Марта. — Эдак и до развода недалеко.
— Эта мысль перестала меня пугать, — сказала Галина. — Не осуждай меня, Марта. Посиди со мной, выпей чаю. Расскажи о детях. Какие книжки они сейчас читают? «Два капитана» ты им уже давала?
Григорий Александрович действительно забыл о годовщине свадьбы. Он вообще плохо помнил даты. Пробовал записывать в календаре, но какое там! В календарь он не заглядывал — некогда было. Дни летели один за другим, как осенние листья под ветром. Только успевай примечать, как мелькают!
Впрочем, в тот день, когда Галина ждала его к праздничному ужину, он действительно ехал домой. Торопился, хотел выспаться. И…
От Междуреченска, с той стороны, где располагался балочный поселок нефтяников, приметил серый, грязный дым. Выругался, развернул «газик».
— Пожар! Опять! Когда это кончится!..
Больше всего Буров боялся, что будут человеческие жертвы. Он понимал: раз за разом их по счастливой случайности проносит мимо большой беды. Но в какой-то момент может и не пронести. Нельзя постоянно надеяться на «авось».
Он остановил «газик» и бросился к горящим домам. Горело сразу четыре дома, точнее — три полыхало и четвертый угрожающе дымился. В наступающих сумерках метались люди, из рук в руки передавали ведра с водой. Рядом с Буровым приплясывал молодой человек в незавязанных ботинках на босу ногу. Спал, наверное, и выскочил как пришлось. Буров передал ему ведро с водой.
Неожиданно рядом с Буровым объявилась Дора Семеновна — в ночной рубашке и толстом платке из козьей шерсти.
— Ой, сгорят, сгорят вещи! Сгорят! — повторяла она. — Григорий Саныч, видишь, что творится? Горим! Как спички, горим! Ой! — вскрикнула она вдруг тонким, пронзительным голосом. — Ой, человек в окне, вон там! Григорий Саныч, человек!..
Буров и сам видел, как в окне, на фоне пылающего пожара, мечется темная человеческая фигура. Затем из окна вывалился, дымя, чемодан, вслед за ним — корзина. Буров кинулся к горящему дому… Балки затрещали и обвалились.
— Ой! — опять вскрикнула Дора Семеновна, а какая-то женщина громко заплакала и закричала:
— Саша!
Взметнулся столб огня — упала крыша. Но Буров успел раньше. Обнимая за плечи по-медвежьи, волок на себе кашляющего человека. На том горел толстый ватник. Буров сбил его с ног, так чтобы он упал на спину и придавил пламя.
— Цел! Цел! — кашлял человек.
— Саша! — вопила в толпе женщина.
