Неизв. - Александр дюма из парижа в астрахань свежие впечат (Владимир Ишечкин) / Проза.ру
Лестница привела нас в греческий салон. Под крышей музея встретились великие по цене современные фрески и великие по красоте античные статуи. Но, увы! Как и везде, античный музей сблизился с музеем современным только для того, кажется, чтобы показать несоразмерно низкий уровень мастерства скульпторов наших дней против искусства мастеров Греции.
Сегодня скульптор изучает строение тела в анатомическом театре два-три года. Так же хорошо, как врач, он знает, где располагаются двуглавая и дельтовидная мышцы, где «дамский портной» - «le couturier» (фр.). Ему известен хитроумный, механизм, с помощью которого разводятся лучевая и локтевая кости. Тем не менее, несмотря на все это, когда через какое-то усилие нужно показать мускулы, взбухающие под кожей, он - не скульптор, за исключением Микеланджело, который не ошибается ни местом расположения мускула, ни в оценке его роли.
Греки, напротив, не знали научной анатомии; у этих апостолов красоты считалось святотатством кромсать человека, после смерти. Гиппократ рассказывает нам, что, стремясь получить хоть какое-нибудь понятие о нашем телосложении, он сам вынужден был ходить за войсками и на полях сражений по страшным ранам на мертвецах, нанесенных обоюдоострыми мечами и боевыми топорами, изучать внутреннее строение человеческого тела.
Такой же запрет, после греков, наложили христиане; исходя из иных мотивов, почти все рабы, почти все несчастные, почти все, кто принадлежал к угнетенным классам общества, рассматривали смерть не как трагедию, а как освобождение. Поэтому среди них считалось преступлением искать у смерти средство продлевать жизнь. Раб или другой несчастный никогда не умирает до срока.
Ну вот, несмотря на невежество в области мускулатуры, античный мир дает нам Л а о к о о н а, У м и р а ю щ е г о г л а д и а т о р а, Б о р ц о в, Г е р к у л е с а Ф а р н е з с к о г о, Т о ч и л ь щ и к а и двадцать, сотню, тысячи других шедевров. Какая золотая жила эта Греция, которая при Перикле избавляет от расходов Афины, Коринф, Сиракузы; при Августе - Рим, Александрию, Неаполь, Торонто, Арль, Геркуланум, Помпеи; а при Наполеоне - Париж, Лондон, Мадрид, Вену, Петербург, Берлин – весь мир!
Теперь, где же истоки совершенного мастерства у Праксителя, Фидия, Клеомена и двух десятков других, неизвестных скульпторов, оставивших нам настоящий лес шедевров и целую армию мраморных фигур? Ведь трех вещей - изображения по-древнему обнаженной натуры, инстинктивного чувства на прекрасное, запоминающихся форм - невозможно встретить в современном искусстве. Что ты хочешь! В наших руках пар, электричество, железные дороги, воздушные шары и газеты, чего не было у древних: не получается владеть всем одновременно. Есть у нас и монумент Фридриху Великому работы скульптора Рауха, но, хотя и превозносимый, особенно берлинцами, он не идет ни в какое сравнение с простой конной статуей Бальбуса (Заики), найденной в Геркулануме и принадлежащей уже не греческому, а римскому искусству.
Что касается самогo Берлина, я не могу сказать тебе лучше того, что сказано о нем в моем франко-германском путеводителе:
«Берлин, столица Пруссии, насчитывает 13000 домов и 480000 душ, включая гарнизон, силы которого - 16000 солдат. Этот город, один из самых значительных и упорядоченных по застройке в Европе, имеет четыре лье в окружности; в городе три сотни улиц, в том числе Фридрихштрассе длиной 4220 шагов и прогулочная аллея Унтер-дер-Линден длиной 2088 и шириной 170 футов, в начале которой находится королевский замок - 460 футов в длину, 100 футов в высоту - с 420-ю окнами».
Ну, хорошо, друг мой, задался ли ты теперь правомерным вопросом? Неужто в городе окружностью четыре лье, с 13 тысячами домов, тремястами улиц, одна из которых тянется на 4220 шагов, я не смог найти для себя комнату и кровать?.. Однако это - истинная правда.
В восемь часов вечера, когда я уже должен был, вернее, когда мы, Муане и я, уже должны были отправиться просить гостеприимства у короля Пруссии, который, располагая замком в 460 футов в длину и высотой 100 футов, очевидно, нам не отказал бы, но моя мысль остановилась вдруг на этой, такой прохладной ванной и на этом, таком широком ложе в ней, где утром, по приезде, мы провели один из сладостных часов. Я спросил, заняты ли ванные и пусты ли в них ложа. После отрицательного на первый и положительного ответа на второй вопрос, я велел отнести вниз два матраса и четыре простыни и соорудить для каждого из нас постель на ложах в ванных комнатах. Вот каким образом, дорогое дитя мое, к великому изумлению припозднившихся берлинцев, которые созерцают меня через подвальную отдушину, что служит мне окном, я пишу тебе из ванной, где прошу бога погрузить меня в ванну сна, столь же освежающую, как та водная, что я принял этим утром.
Завтра утром мы едем в Штеттин, где будем послезавтра по расписанию. Если Балтика нам друг, то я напишу тебе с борта парохода, который возьмет нас до Санкт-Петербурга.
А придется тебе поехать в Берлин, остановиться в Р и м с к о м отеле, и для тебя не найдется номера, проси ванную № 1: решительно, там лучше всего.
Доброго вечера и спокойной ночи».
Примечания:
Агриппина – мать Нерона, в 50 году н. э. по ее приказу в области убиев был основан город Колония (Кельн)
Чичероне (итал.) – гид, экскурсовод.
___
«Между Данией и Курляндией
Борт парохода В л а д и м и р
25 июня
Мой дорогой мальчик!
Балтика, хотя она, как и подобает морю Севера, тусклая и серая, спокойна как зеркало; и я могу выполнить обещание, что дал тебе в последнем письме, а вернее - самому себе: написать тебе с борта парохода.
Два паровых судна ходят из Штеттина в Санкт-Петербург, это - О р е л и В л а д и м и р. Мы на борту лучшего из них - В л а д и м и р а.
Владимир, именем которого названо наше судно, насколько могу припомнить, находясь посреди Балтики без словаря и биографической литературы, был одним из трех сыновей Святослава - великого князя России; в удел от отца, несомненно - по праву старшего, он получил Новгород, надменный девиз которого гласил: «Кто осмелится бороться с Господом и Господином Великим Новгородом?»
История расскажет тебе, как Владимир стал Великим; я ограничусь тем, что расскажу тебе, как он стал Святым.
Сначала, подобно Ромулу, он убил своего брата, что удвоило его долю. Затем он сделал женами шесть женщин и завел 800 наложниц, прямо-таки число царя Соломона. Среди шести жен находилась полоцкая княгиня Рогнеда, семью которой он истребил, а саму взял силой, чтобы заставить ее выйти за него замуж. От шести жен и 800 наложниц у него было 12 детей, на 38 меньше, чем у Приама: действительно, у Приама только от Гекубы их родилось 19. Но все 12 детей Владимира тоже были сыновьями; по всей вероятности, он позабыл сосчитать дочерей.
Ты помнишь Эль-Мокрани, с которым мы встречались в Алжире по нашим финансовым делам, и которого я спросил:
- Сколько у тебя сыновей?
- Трое.
- А дочерей?
- Не знаю.
Владимир походил на Эль-Мокрани. Только он не был мусульманином, как Мокрани.
Ему предложили четыре религии; как ты справедливо полагаешь, человек, начавший с убийства своего брата и насилия над княжнами, имеющий шесть жен и 800 наложниц - эклектик в вопросах культа. Но Владимир решил поступить хитро.
Первой ему предложили мусульманскую религию. Владимир покачал головой.
- Не желаю религии, - сказал он, - которая запрещает вино - необходимый русским, веселящий их напиток.
Как следствие, он отверг магометанство.
Ему предложили католицизм; но он во второй раз покачал головой. Его смущал папа.
- Очень хочу, - сказал он, - почитать отца небесного, но не желаю признавать бога на земле.
Ему предложили иудаизм. Но неофит ответил:
- Не вижу здравого смысла оказаться среди бродяг, наказанных небом, и делить с ними кару за преступление, которого я не совершал.
Наконец, ему предложили греческую религию.
Не знаю, какие ее достоинства были приняты во внимание, но знаю, что он ее принял. А поскольку Владимир не умел вершить дела наполовину, то, едва он приобщился к новой вере, как в угоду новому богу разоблачил прежних богов, которым до сих пор поклонялся, велел своим стражам хлестать их кнутами и, привязав к хвостам лошадей, волочь их к Днепру. Затем, чтобы благодать, таким чудесным образом коснувшаяся его, распространилась на его подданных, распорядился поднять все свои племена, словно войска, согнать их на берега рек, и, тесня толпу за толпой, крестить их там, нарекая по десять тысяч человек разом именем одного святого. Все эти труды были вознаграждены, и сын Святослава пополнил календарь именем нового святого: святого Владимира.
