Руслан Мельников - Тевтонский крест
– Мы готовы показать ее, но нам потребуется время.
Время! Чуть привстав, он швырнул гранату на голос. Нырнул обратно – за камни. Взрыв. Вскрик.
Одним оберштурмфюрером стало меньше...
Ага, не ожидали?! В щель меж замшелыми глыбами видно было, как заметались по развалинам встревоженные фигуры в желто‑коричневой форме, касках того же песочного цвета и ботинках с короткими крагами. Странный прикид... Вообще‑то похожее обмундирование во время Второй мировой носили солдаты Вермахта из Африканского корпуса и эсэсовцы, воевавшие в Италии, на Балканах и на Юге России. Блин, откуда ж явились эти фашики?!
Впрочем, размышлять на эту тему некогда. Бурцев саданул из своего укрытия короткими очередями. Рядом – над ухом – вторил «шмайсер» Сыма Цзяна. Бурангул и дядька Адам тоже изловчились – успели выпустить по стреле. Эсэсовцы опять залегли, затаились. Причем четверо упали явно не по своей воле.
Ответных гранат и пуль в их сторону не летело. Что лишний раз доказывало: Бурцев пока нужен немцам живым. А значит, можно безнаказанно вытворять что угодно.
И этой возможностью он не преминул воспользоваться.
– Ублюдки! – рявкнул Бурцев. – Я хочу видеть свою жену! Немедленно!
Ублюдки не отвечали. Ублюдки переваривали. Тайм‑аут...
Глава 17
Патовая ситуация могла длиться сколь угодно долго. Но время все‑таки работало на фашиков. Эх, если б только пробиться к основанию платц‑башни... И если б произнести заклинание перехода. И если б заклинание сработало... Позиция мертвого оберштурмфюрера – справа. Кольцо магической площадки – в другой стороне. И даже немножко ближе. Нужно всего‑то преодолеть каких‑то три десятка метров. Но удастся ли?
Бурцев высунулся из‑за камней. Туда и обратно – на разведку. Его поприветствовали точной пулеметной очередью. Пули пошли понизу, ударили в землю. Взвизгнули рикошетами под коленками. Так... Их укрытие держат под прицелом. Позиция пулеметчиков близко – рукой подать. Не промахнутся ребятки, в общем. А бить стараются по ногам. Сначала по ногам. Но уж потом, когда гитлеровцы опознают «полковника Исаева» – с остальными они церемониться не станут. Нет, лезть сейчас напролом – все равно что сдаваться. А не лезть – измором возьмут.
– Ну, что делать‑то будем, парни?
Он смотрел на них. Они – на него. Каждый уже занял место для боя. Лучники – Бурангул и дядька Адам – примостились поудобнее меж камней, раскладывают стрелы у щелей‑бойниц. Сыма Цзян со «шмайсером» залег рядом. Освальд и Дмитрий с мечами наголо блокировали проход в их импровизированную крепость. Збыслав пригнулся и покачивает своим страшным кистенем, готовый в любую секунду распрямиться, вскочить, нанести сокрушительный удар железной гирькой на всю длину руки и цепи.
– Драться будем, Вацлав, – ответил за всех Освальд.
Ну, что ж, видать, это есть наш последний и решительный... На милость победителя в их ситуации лучше не рассчитывать. Не явит милости этакий‑то победитель.
Бурцев еще раз обвел взглядом соратников. Суровые лица не выдавали эмоций. Глаза смотрели спокойно и понимающе. Каждый знал: скоро смерть. И укрытие станет общей каменной могилой. «Но хоть нервишки супостату потреплем, – подумал Бурцев, – а то, глядишь, и прихватим еще кого с собой. Чтоб оберштурмфюреру Майеру скучать не пришлось».
Бурцев тоже не строил никаких иллюзий. Тут все просто: или плен, или смерть. В его положении смерть предпочтительней. Его смерть означает жизнь Аделаиды. Хоть какую‑то, хоть сколько‑то...
– Вы как хотите, но меня взять живым не должны, – отдал последнее распоряжение Бурцев. – Все поняли? Когда придет время... и если я сам уже не смогу... В общем, действуйте. Хоть видимой, хоть невидимой стрелой, хоть мечом, хоть кистенем...
Молчание. Слов не надо. Глаза говорили: поняли... выполнят... Живьем своего воеводу супостату не отдадут.
А потом лес вдруг всколыхнулся от воплей, гиканья, улюлюканья, конского ржания. Бурцев вздрогнул. Вздрогнули все. Судя по нервной, судорожной стрельбе – фашики тоже.
Он рискнул – осторожно выглянул из‑за камня. Эсэсовские «шмайсеры» вразнобой били по мелькавшим меж деревьями конным фигурам. Со всех сторон доносились крики и команды на немецком. Однако же! Фашистов вокруг пряталось никак не меньше взвода.
Застрочил пулемет. Тот самый, что держал на мушке полудюжину Бурцева. «MG‑42» шмалил длинными неэкономными очередями, лупил без умолку и без всякой, казалось бы, на то надобности. Пулеметчики не сбивали объявившихся незнамо откуда всадников. И бастион с осажденными дружинниками не обстреливали.
Странно... Пули летели куда‑то мимо. Совсем мимо. Хрен знает, куда летели эти долбаные пули. Над шлемами, по крайней мере, не свистело. В каменных плитах укрытия не визжали рикошеты. Зато среди гитлеровцев поднялся жуткий переполох. Словно... Словно эсэсовский пулеметчик эсэсовцев же и поливал огнем почем зря.
– Что там? – из‑за валунов уже выглядывали все. И никто ничего не понимал.
Освальд не удержался – шагнул за глыбы, выпрямившись в полный рост. Добжинского рыцаря не сшибли, не срезали. И назад свинцовым горохом не загнали. Кажется, об их маленьком отрядике забыли. Кажется, немцев волновало сейчас другое.
– Василь, неужто подмога?! – вскинулся Дмитрий.
– Не должно бы. Но похоже на то.
– Кто бы это мог быть, Вацалав? – пробормотал Бурангул.
– А я почем знаю?
Не гадать сейчас нужно, а пользоваться случаем. И рвать когти. Далеко убежать, конечно, не дадут, а вот преодолеть тридцатиметровку, отделяющую их от основания платц‑башни... Почему бы и нет?
А дальше – дело техники. Магической техники. Если на древних руинах не стоит блокировка, они легко смогут пробудить память арийского портала. Память у него хоть и короткая, но надежная, так что балвохвальская башенка должна отправить их по следу Бенедикта. Если же магический блок уже поставлен... Что ж, значит, они погибнут не здесь, а тридцатью метрами дальше. Терять‑то все равно нечего.
Пулемет стих. Надо решаться!
Бурцев повернулся к дружинникам:
– Все за мно‑о‑ой!
Он рванул первым. С мечом в ножнах и автоматом наперевес. Не замечая тяжести доспехов, не слыша и не видя ничего вокруг, кроме...
Первый фриц появился справа – меж двух приваленных друг к другу плит. Желто‑коричневый мундир, каска с рожками... Очередь – Бурцев ударил с бедра. В каменной арке стало пусто. Еще один – слева под осклизлым валуном. Каска и ствол «шмайсера»... Вторая очередь. Третьего свалил Сыма Цзян. Четвертого – стрела Бурангула.
Стремительный бросок завершился благополучно. Отряд псковского воеводы спешно занимал новую позицию – в основании платц‑башни. Возможно, потребуется прикрывать Сыма Цзяна, пока китаец будет шаманить с арийской магией.
Спасительный пулемет все молчал. «Шмайсеры» строчили вразнобой, не понять куда. А за нагромождением каменных глыб – совсем рядом – слышалась подозрительная возня. Кто‑то быстро и скрытно пробирался к ним.
Фашики?! Решили лезть в рукопашную? Ну‑ну...
– Тихо все! – шикнул Бурцев.
Он накинул ремень «шмайсера» на плечо, чтоб можно было садануть очередью на весу, с левой руки. Правой потянул из ножен меч.
Глава 18
– Не стреляйте! – предусмотрительно крикнул кто‑то из‑за валуна.
Знакомый женский голос... Мелькнуло перепачканное платье и встрепанная рыжая голова.
– Ядвига?!
И не одна! Вместе с супругой добжиньского рыцаря меж камнями, пыхтя и ругаясь, протискивался здоровенный воин в доброй кольчуге с зерцалом во всю широченную грудь, в шлеме с полумаской, с богатырской булавушкой в руках и в желтых изношенных сапогах.
Сапоги эти нельзя было не признать. Некогда прочные, богатые, из крепкой кожи тачанные, теперь они выглядели совсем плохонько, заношенно. То была обувка шведского ярла, захваченная аж четыре года назад в Невской битве. Новый хозяин Биргеровы сапоги берег, как зеницу ока, и надевал лишь по большим праздникам да перед великими сечами – на удачу. Ну, а носил эти прохудившиеся трофеи, конечно же...
– Гаврила?! Как вы здесь?! Откуда?!
Сотник Гаврила Алексич помог полячке перебраться через каменный завал. Освальд подхватил жену. Обнял.
Гаврила скинул шелом. Взмокшие русые волосы делали его сейчас похожим на грозного взъерошенного зверя. Смотрел сотник хмуро и ликом был мрачнее тучи.
– Мишу убили, Василий...
– Убили, – вздохнул Бурцев.
Вот оно, значит, в чем дело! Новгородские богатыри Гаврила и Миша сызмальства корешами были неразлейвода, а тут такое...
– Ну, я и не усидел в Кроме. – Алексич грохнул пудовым окольчуженым кулаком по мшистому камню.
С камня посыпалось.
– Сразу, как прибыл твой гонец, тоже послал вестников в Новгород к Александру Ярославичу. Оставил посадника верховодить гарнизоном да собирать ополчение, а сам – уж ты прости, воевода, что ослушался приказа твоего, – вывел свою сотню из города. За стенами супружница Освальдова нас нагнала, увязалась за дружиной. Пристала, как банный лист: мол, за миленком своим поеду и сестрицей названой, и все тут! Упрямая – жуть. Я гоню ее, а она ни в какую. Ядвига обещала в сторонке переждать, ежели драка будет. А мне спорить недосуг было. Так что – не обессудь и ты, Освальд, – пришлось взять ее с собой. В сторонке правда, твоя женушка не стояла...
