Владимир Ильин - Восхождение наемника
Если быть честным, лет триста назад Эртурлула звали бы Майклом, у него был бы другой бог и другой язык, дом звался бы ранчо, а непутевого внука окрестили бы Эдом... Первыми на пустующей кислородной планете поселились канадцы. Потом пришли турки, и старый уклад сменился на новый. Ныне же колонии предстояло вновь повторить судьбу слабых.
Но не всякую культуру хотелось принимать себе. Уж лучше длинные халаты, длинные бороды и длинные молитвы, но не черная кожа курток, лысые головы и фанатичные речовки вместо собственного ума...
- Адем, я сколько раз тебя просил...
- Деда, они копают старый овраг! - возопил мелкий.
- Кто копает? - теряя терпение, поднял голос старик.
- Внешники! - благоговейно произнес внук.
Когда сорок дней назад к планете подошел боевой корабль, даже у старого Эргутрула екнуло сердце надеждой - и не важно, что корабль был тот из сектора Российский Империи, а не от старых турецких хозяев. Сложно объяснить, откуда было вообще той надежде взяться - пусть даже в РИ традиционно терпеть не могли САР, но никогда не стали бы воевать с ними ради заброшенной - и что скрывать - уже многие годы никому не нужной планетки.
Раньше, когда через систему Самоль проходили сотни кораблей, еще был бы резон сковырнуть нацистскую накипь с поверхности и поставить свой штандарт. Но сейчас... Нет, не станут - гас уголек надежды под шепот логики и разума... А ведь было бы неплохо - ведь в РИ никогда не ломали общественный и духовный строй присоединяемых колоний... Пусть САР обрекли планету на нищету своей агрессией, и этого уже никак не обратить вспять - но еще можно было сохранить душу народа.
Увы, наемники - а это оказались они - прошли тяжелый путь от ближайшей звезды до блокированной минами системы вовсе не ради мечты отдельно взятого старика. У 'внешников', как окрестили их в народе, был иной интерес.
Честно говоря, интерес оставался малопонятным даже сейчас. Разумеется, был и обычный сеанс торговли - мегатонные объемы, собранные кораблем наемников по транзитным системам, нашли новых хозяев из нового правления планеты и приближенным к ним торговым кругам. И, казалось бы, на этом все - но корабль все еще оставался на орбите.
Обычного старика, коротающего свой век на попечении младшего сына и невестки, вряд ли бы вообще заинтересовали пути чужаков. Для таких что орбита, что столичный город - одинаково далеко и вовек недостижимо, а важным может быть только вид на урожай и неприкосновенность заначки. Но Эрлих обычным никогда и не был.
В те времена, когда можно было открыто называться Эргутулом, к его имени уважительно добавляли 'эфенди' и кланялись не только при личной встрече, но и спине уважаемого человека, даже если шел тот по другую сторону улицы. А это - что-то да значит в любые времена. Важным человеком был старик. Настолько важным, что искали его еще два года после 'присоединения' планеты к САР, обещая огромные суммы и впечатляющие привилегии за любые сведения. Не нашли. Умер, наверное. А вот старика, объявившегося в то же время на другой части планеты в доме купца средней руки, наоборот - с радостью признали живым. Потому как чуть было не похоронили до того - это же надо, двадцать лет в родной семье не появляться!
Бывают такие должности, на которых не должно быть родни, да... Полезно это, со всех сторон... А внешность - что она? Как можно сравнить властного господина в алом шелке и морщинистого старика в застиранном халате? Имя? Так его, шесть лет назад, звали совсем иначе...
Не мог Эрлих просто смотреть на горизонт, высматривая грозовые тучи. Не мог читать одну и ту же газету изо дня в день. Не мог не думать. Разогнанный разум требовал мыслительной деятельности, реагируя на длительный простой чуть ли не физически ощущаемой болью. Да и может ли кто запретить человеку думать? Задумчивый старец - подозрительно ли это? Вряд ли...
В общем, как ни крути, как ни приглядывайся к их замыслам через газетные страницы и секундные заметки по тиви и радио - поведение наемников было весьма странным. Ждут кого то? А кого может ожидать такая гигантская туша, как минзаг класса 'шахид'? И ради чего?
- Веди! - приказал старик внуку, подталкиваемый в спину сладким чувством близости разгадки, столь приятным и почти забытым - из той, прежней жизни...
Сорванец ракетой метнулся в сторону полей, затормозил в сотне шагов и вернулся назад - только для того, чтобы вновь выстрелить собой вперед, пылая огнем любопытства в глазах и тщательно скрываемым недовольством неспешностью старшего родственника, еще даже не вышедшего со двора. А когда старик оседлал гравикар, да промчался мимо юноши - то недовольство таки прорвалось ошеломленным и обиженным криком:
- Де-еда-а!
- По этому вектору только один овраг, - буркнул тот себе под нос, и бровью не шевельнув на стихающий призыв забрать мальца с собой.
Жалко ему было внука. Не ведал тот, что наемник - пострашнее дикого зверя бывает. И идти на него, как и на зверя, нужно либо толпой, либо подготовленному мастеру-охотнику.
Ясное дело, не в физической силе тут дело - не кольями и даже не пистолетами лезть на добронированные пустотники. Нападения наемник не боится. Наемник боится закона - по которому за массовое убийство мирного населения его вздернут свои же. А мастер-законник и без крови найдет, как сделать его жизнь гораздо веселее, ведь на чужой земле тот явно что-то да нарушит. Запись под протокол, - и потеющий от ужаса бывший деревенщина из глухой колонии тут же прочувствует, как сильно подвел родной отряд и что ему за это будет. Закон - он для тех, кто его знает.
Это, разумеется, к условно-мирному наемнику относится. Но такие, как правило, самые проблемные. От врага сразу ждешь смерти и пристрелить его в своем ты праве. По трупу же 'дружественного' солдата, ошалевшего от синтетической дури, воображаемой крутости и безнаказанности, придется отбрехиваться долгохонько, и никто не даст гарантии, что его сотоварищи не решат отомстить. Так что лучше он, Эрлих Гюнтер, староста деревеньки Салер, прибудет к ним первым. Один.
Дряхлый внешне, но весьма бодрый технически, гравикар за шесть минут покрыл расстояние до безымянного родничка, воды которого заполняли глубокий бочаг поодаль, а затем срывались вниз - по разлому в земле и далее в темноту заросшего буреломом оврага. Где-то там было заболоченное озерцо, которое облюбовали особенно мерзкие, судя по ночным воплям, жабы. Да и много что там было, от пристанища диких уток, семейства кабанов и прочей живности, которой полюбился здоровенный провал в земле посреди ровной глади засеянных полей. Надо отметить, что ключевым в этом описании было слово 'было'.
Вот именно - раньше все это, безусловно, было. А сейчас на месте оврага поднимался стальной террикон с гранью в километр, из центральной части которого в землю с мощным гулом вонзались десятки буров, перемешивающих грязно-серую породу, остатки ветвей, травы. Витки гигантских сверл поднимали мутноватую воду и вновь зарывались на глубину. Сооружение, достигающее сорока метров в зените, казалось живым муравейником, облепленным полувоенными механоидами, что продолжали стройку, закрывая искусственную гору камуфляжными панелями.
Поражал даже не размах происходящего, не быстрота и слаженность действий механизмов, ведомых безусловными профессионалами, и даже не стойки ПКО и компактных арт-установок, скромно поставленных в намеренно нетронутый лес по краям оврага. Поражала тишина - звенящая, сюрреалистичная, невозможная. Только земля передавала отголосок работы металла и чужой воли - легкой дрожью, которую колени отчего то желали чувствовать своею и пытались заставить старика бояться.
В двух метрах с паническим визгом мелькнуло тело некрупного кабанчика, выводя Эрлиха из ступора. Старик суетливо прощелкал ящички гравикара, разыскивая зеленоватый кожух, потемневший от пыли и времени, и парой движений вывернул из него верхнюю крышку. Кожух вернулся обратно, а в руках оказался серебристый жезл с красной и синей лампами на его вершинах.
С нестариковской ловкостью взобрался он на капот гравикара и воздел руку с активированным жезлом в небеса, недвижно ожидая внимания с той стороны звуковой завесы. Если не заметят резкие переливы света, исходящие из жезла, то обязаны отреагировать на запрос-требование по всем радиочастотам.
Старика заметили - через десяток минут в клубах пыли, собирающегося на границе невидимой завесы, появились человеческие силуэты, числом пятеро. Двое - легких в зелено-желтых костюмах биозащиты, еще пара в совершенно диком доспехе с шестью руками-манипуляторами, поддерживающими серьезного вида калибры с легкостью детской игрушки. Пятый же переступил порог пыли и шума и вступил в ясный безмятежный день одного с Эрлихом поля в обычном плаще, искусно прошитым серебряным узором, и костюме с высоким воротником под ним. Однако по тому, как шарахалась от него пыль, и по чистоте одеяний и седой от времени шевелюры, не прикрытой никаким головным убором, можно было предположить, что человек защищен никак не слабее подчиненных. Или же, что его доспехом служили остальные четверо.
