Неизвестный автор - Вышел хеджер из тумана
3 долл. Почему именно до этого уровня, объяснить невозможно. Это похоже на какую-то магию чисел. Я также рассказал им, как мы испытали боль от игры с акциями Nifty Fifty, когда открыли по ним «шорт» слишком рано, а затем закрыли его раньше времени. «Короткие» продажи ассоциируются у меня с головными болями и бессонницей, но я не новичок в этой области.
Тем временем на дворе шел март 2003 года и рыночная конъюнктура обыкновенных акций была ужасна в связи с надвигающейся войной в Ираке, спадом в экономике и бесконечным потоком корпоративных скандалов, замешанных на жадности «Медведи» наступали со всей своей мощью и страстью, а «быки» в панике отступали. Практика показывает, что, по определению «дном» падающего рынка должна быть точка максимального накала упаднических настроений игроков. Если так, то мы должны были быть уже близко к ней. Фондовый рынок США упал ниже минимума предыдущего лета, а на большинстве других мировые рынков котировки проломили уровень поддержки, на котором в 2002 году образовалось «двойное дно». Для сторонников технического анализа это было очень плохим знаком, такой «пробой» предполагал продолжение понижения. Стратеги с CNBC кричали о том, что индекс S&P 500 движется к уровню 500 пунктов (в тот момент его значение было равно 760), и один серьезный исследователь инвестиций в стоимость по имени Эндрю Смизерс позвонил из Лондона, чтобы сказать, что его анализ стоимости возмещения капитала неоспоримо доказывает, что американские обыкновенные акции были все еще переоценены на 30 %.
Если мы были правы в том, что рынки подошли достаточно близкс к своему «дну», это было бы лучшей возможностью для начала инвестиций. Помехой служило лишь сомнение в том, что мы сможем в такое время найти какие-либо существенные финансовые ресурсы, кроме наших собственных сбережений. После четырех лет падения и смуты на фондовых рынках, настроение брокеров Morgan Stanley было мрачным.
Однажды вечером, по пути на вокзал, с которого отправлялся мой поезд до Гринвича, я заглянул в бар, где веселая, шумная и молодая компания продавцов, трейдеров и аналитиков занималась тем, что флиртовала и вешала друг другу лапшу на уши. Я был удивлен тем, насколько беззаботная атмосфера царила там в этот момент. Я подумал, разве эти люди не знают, что на Ближнем Востоке начиналась война? Не осознают, насколько хрупкой стала мировая экономика? Разве они не понимают, что рискуют вскоре потерять работу, не на полгода, а, возможно, навсегда? Неужели все это их не волнует? Накал и громкость их общения казались такими же, как всегда. Мимика была живой и яркой. Мне пришли в голову строки из замечательной поэмы Аудена «1 сентября 1939» которая была издана в другое, но тоже очень мрачное время, когдг танковые дивизии Гитлера казались неукротимыми, и мир балансировал на краю войны. Ауден, сидя в винном погребке на 52-й улице написал: «В сумраке бара неясном, / Люди болтают беспечно: / Огня не должны погаснуть, / Музыке должно быть вечной». Он говорил о том, как после «низкого и бесчестного десятилетия», пришедшегося на долю его поколения, «угасают надежды на торжество разума» теперь, двумя поколениями позже, брокеры Morgan Stanley пребывали в сомнении и страхе из-за того, что их надежды тоже таят. Не это закон жизни. Мы не можем позволить себе пугаться и опускать руки. Только смерть подведет итог.
ГЛАВА 6
Мучительные гастроли.
Кровь, пот, мытарства и слезы
В этой гяаве представлен дневник моего гастрольного турне. Это хроника мучений и унижений, которым я подвергался в процессе поиска денег для нашего нового хеджевого фонда. Кроме того, здесь приводятся мои рассуждения о проблемах, возникающих при организации новых хедж-фондов, и мои воспоминания о более ранних инвестиционных приключениях.
Великий Питер: инвестиционный нимфоман
5 апреля 2003 года. Сегодня звонил один из инвестиционных банкиров. Легендарный арбитражер, работающий с прямыми инвестициями в капитал — Великий Питер — заинтересовался возможностью вложения в наш фонд небольшого количества денег. Конечно, я слышал о Великом Питере, эпическая история его взлета из толпы кливлендских синих воротничков на предельном усилии воли, напряжении умственных способностей и злости хорошо известна. Даже просто слух о том, что он вкладывает в наш фонд, мог обеспечить нам известность. Я был взволнован.
Просторная приемная офиса Великого Питера была украшена огромным восточным ковром и прекрасной старинной мебелью. «Питер поглощен идеей вхождения в компанию Blind Brook. Он считает бизнес розничных банковских услуг очень перспективным, — доверительно сообщил ожидающий здесь же инвестиционный банкир. — В другой комнате у него в книжном шкафу стоят тома английских классиков, но на самом деле это только муляжи». На облицованных панелями стенах была изображена охотящаяся лиса. Молодой человек с хриплым голосом принял наши пальто. «Бывший спецназовец, — указывая на него глазами, прошептал мне на ухо инвестиционный банкир. — С тех пор как Питер прочитал, что Билл Гейтс нанимает в качестве телохранителей исключительно бывших сотрудников спецслужб, он тоже взял к себе несколько таких парней. Он помешан на историях о рыцарях плаща и кинжала. Кодовые имена, маскировка, защищенные от прослушки телефоны. Очень похоже на прием в ЦРУ».
Поскольку наше ожидание затянулось, банкир продолжил рассказ о Питере. «Это очень жесткий и конкурентоспособный парень. Он играет с огнем. В колледже он занимался борьбой и перед соревнованиями съедал столько чеснока, что от него начинало ужасно разить. Теоретически это должно было мешать его сопернику. Этот парень — одержимый эгоцентрист. Он стремится быть невестой на каждой свадьбе и покойником на каждых похоронах. Он — единственный из знакомых мне пятидесятилетних миллиардеров, который все еще жульничает при игре в гольф. Маньяк многозадачности и избыточности. Всегда пытается делать не менее двух дел одновременно. Я слышал, что в его лимузине есть встроенный велотренажер, так что он может заниматься спортом, читать документы, смотреть CNBC и ехать на работу в одно и то же время. Говорят, он спит не более четырех часов в сутки. Устроил у себя настоящий трудовой лагерь. Половина его аналитиков кончила в коммунах Орегона».
Один из «спецназовцев» проводил нас в офис Питера — огромную комнату с панорамным окном, из которого просматривался горизонт, и массивным сооружением в центре, которое было наполовину столом, наполовину пультом управления. Здесь не было стульев, однако в углу стоял спортивный тренажер. Сам Питер оказался худощавым, сильно загорелым мужчиной. На нем не было пиджака, зато был красивый галстук «Графиня Мара» и красные подтяжки.
«Добро пожаловать в мир “Звездных войн” — сказал он, манипулируя тумблерами на консоли своего встроенного пульта управления, где многочисленные экраны высвечивали цены, раскрашенные в разные цвета. Экраны нижнего ряда были разделены на 20 секций, в каждой из которых можно было увидеть рабочее место аналитика или трейдера. Питер показал нам, что он может общаться непосредственно с любым из своих сотрудников или вывести его изображение на большой экран. Он говорил быстро и эмоционально. «Они не могут ускользнуть от моего внимания и не могут видеть меня, если я этого не пожелаю. Я уволил одного бездельника, который в рабочее время несколько раз поковырял в своем носу. Дисциплина и контроль — вот рычаги управления этим бизнесом».
Зазвонил телефон. Мы могли слышать обрывки разговора, который, как мне показалось, касался чьей-то жены. Питер резко бросил трубку. «Эти корпоративные недоучки пытаются блокироваться со мной, они бы лучше готовились к отправке на войну! — закричал он. — Мои парни могут накопать для меня любую информацию, и я ей воспользуюсь. Жена председателя дурачится с теннисистом, — продолжил он с отвращением, — и теперь они думают, что могут избежать неприятностей, если коронуют меня. Что за этим стоит? Гарвардско-Йельские игры? Тот слизняк не посмеет даже показаться на Августе1, если я приму меры».
Казалось, инвестиционному банкиру очень понравились слова хозяина кабинета, несмотря на то что сам он, насколько я знал, был выпускником как раз Йельского университета. «Проучите их, Питер. Именно это делает Вас великим. Как они могут называть Ваш фонд стервятником, который ничего не производит, когда Вы занимаетесь таким креативом? Крупные компании не должны управляться клоунами, жены которых западают на парней в коротких штанах. Вы — олицетворение рыночной экономики, Вы находитесь на переднем краю преобразований к лучшему природы капитализма и всей Америки».
Питер кивал и смотрел на меня. «Теперь скажите мне, чем вы занимаетесь? Чего вы хотите?»
Я начал сокращенную версию своего обычного рассказа о фонде Traxis, но он резко оборвал меня.
— Сколько позиций вы обычно имеете в своем портфеле?
