Юрий Вейнерт - Злые песни Гийома дю Вентре
Сломил кинжал - хватай с дороги камень, Рази врага прадедовской пращой, Колом, зубами, голыми руками И, обезумев, бешеной слюной.
...Мечты, любовь и все, что мне любезно, Замкну на ключ. И ключ закину в бездну.
30. Ночные тени.
Во мраке факел чертит дымный след. Шаги слышны: солдат прошел дозором. О камень гулко звякает мушкет. Звонок вдали. И тихо. Полночь скоро.
Храни Господь от королевских слуг, Храни от молодцов прево проворных! Пусть не уйти мне от загробных мук Уйти б хоть от ворон в сутанах черных!
Куда идти? Эдикт - на всех заставах, Слепые окна - на запорах ржавых. Отряд, вооруженный до зубов...
Всю ночь по городу брожу тревожно, И следом - Смерть, товарищ мой дорожный, Торопится в истоптанных сабо.
32. Прокаженный.
Дырявый плащ, засаленная шляпа, Круг на плече с гусиной красной лапой... Услышав стук трещотки роковой, В испуге сторонится даже нищий. Нет ни ночлега в деревнях, ни пищи... Кем заклеймен ты - Богом? Сатаной?
...Пророк ли, прокаженный ли, поэт Анафема! Эдикт! Вердикт! Запрет!
- Эй, берегись: Вентре еще на воле! В костер его! Злодей опасно болен: Стихами подстрекает к мятежу!
...Гляжу на плащ с гусиной лапой красной: И впрямь, я прокаженного опасней Всю Францию трещоткой разбужу!
33. В Бастилии.
Паук-судья мне паутину вьет. В ушах не умолкает гул набата... Молиться? Не поможет мне Распятый: Заутра я взойду на эшафот.
Не рано ли поэту умирать? Еще не все написано, пропето! Хотя б еще одним блеснуть сонетом И больше никогда не брать пера... [пера не брать???]
Король, судья, палач и Бог - глухи. Вчера кюре мне отпустил грехи, Топор на площади добавит "Amen".
Умрет Вентре. Но и король умрет! Его проклятьем помянет народ, Как я при жизни поминал стихами.
35. Morituri te salutant. ("Обреченные на смерть приветствуют тебя" - приветствие гладиаторов Цезарю)
Орел парит над бурею бессильной; Не сокрушить морским валам гранит: Так мысль моя над Смертью и Бастильей Презрительное мужество хранит.
Ты лаврами победными увенчан: В глухую ночь, под колокольный звон Ты убивал детей и слабых женщин, Но я тобой, Король, не побежден!
Я не умру. Моим стихам мятежным Чужд Смерти страх и не нужны надежды Ты мне смешон, с тюрьмой и топором!
Что когти филина - орлиным крыльям? Мои сонеты ты казнить бессилен. Дрожи, тиран, перед моим пером!
36. Агриппе д'Обинье.
Я знаю, что далек от совершенства, На три ноги хромает мой Пегас. Свои жемчужины, как духовенство, У мертвецов заимствую подчас.
Когда мое перо усталым скрипом Подхлестывает бесталанный стих, Я утешаюсь тем, что ты, Агриппа, Воруешь рифмы даже у живых.
Пожнешь ты лавры, нагуляешь жир... Помрешь (дай Бог, скорей бы!) - скажет мир: "Писал бездарно. И подох без блеска".
Я ж кончу, видимо, под топором, Но скажут внуки: "Молодец, Гийом! И жил талантливо, и помер с треском!"
37. Последнее письмо.
Маркизе Л.
Меня любить - ведь это сущий ад: Принять мои ошибки и сомненья, И от самой себя не знать спасенья, Испив моих противоречий яд...
Далекая моя, кинь трезвый взгляд На те неповторимые мгновенья Опомнись! И предай меня забвенью, Как долг твой и любовь моя велят.
Не знать друзей, терпеть и день и ночь Тоску разлуки, зря томясь и мучась, Зачем тебе такая злая участь?
О как бы я желал тебе помочь, Сказав, что мой сонет - лишь жест Пилата! Но - я в гробу: отсюда нет возврата.
39. Жизнь.
Взлетать все выше в солнечное небо На золотых Икаровых крылах И, пораженному стрелою Феба, Стремительно обрушиваться в прах.
Познать предел паденья и позора, На дне чернейшей бездны изнывать, Но в гордой злобе крылья вновь ковать И Смерть встречать непримиримым взором...
Пред чем отступит мужество твое, О, Человек, - бессильный и отважный, Титан - и червь?! Какой гоним ты жаждой, Какая сила в мускулах поет?
- Все это жизнь. Приняв ее однажды, Я до конца сражаюсь за нее.
40. В изгнание.
Осенний ветер шевелит устало Насквозь промокший парус корабля. А ночь темна, как совесть кардинала, Не различишь матроса у руля.
Далеко где-то за кормой - земля. Скрип мачт, как эхо арестантских жалоб. Наутро Дуврские седые скалы Напомнят мне про милость короля...
О, Франция, прощай! Прости поэта! В изгнание несет меня волна. На небесах - ни признака рассвета, И ночь глухим отчаяньем полна.
Но я вернусь!... А если не придется Мой гневный стих во Францию вернется!
44. Бессонница.
Маркизе Л.
Мороз начистил лунный диск до блеска, Рассыпал искры снег по мостовым. Проснется Вестминстер совсем седым, А львы у Темзы - в серебристых фесках.
Святого Павла разукрасил иней, Преобразил трущобы в замки фей. Немые силуэты кораблей Окутаны вуалью мглисто-синей.
Биг-Бен спросонья полночь пробубнил Я все бродил по пристани в печали, Рассеянно сметая снег с перил...
Я неминуемо замерз бы там, Когда бы кровь мою не согревали Любовь к тебе - и ненависть к врагам.
49. Зверинец.
Завел меня мой шкипер в цирк бродячий. Глазея в клетки, я зевал до плача. "Вот кобра. Ядовитей не сыскать!" - А ты слыхал про королеву-мать?
"Вот страус. Не летает, всех боится". - Таков удел не только данной птицы. "Узрев опасность, прячет нос в песок". - И в этом он, увы, не одинок!
"Вот крокодил, противная персона: Хитер и жаден." - Вроде д'Алансона... "Гиена. Свирепеет с каждым днем!" - А ты знаком с французским королем?
Пойдем домой! Напрасно день потерян. Поверь мне: в Лувре - вот где нынче звери!
50. В изгнании.
Огонь в камине, бросив алый блик, Совсем по-зимнему пятная стены, Трепещет меж поленьев - злобный, пленный. И он к своей неволе не привык.
Во Франции - весна, и каждый куст Расцвел и пахнет трепетным апрелем. А здесь в апреле - сырость подземелья, Мир вымочен дождем, и нем, и пуст...
Лишь капель стук по черепицам крыши Звучит в ночи. И сердце бьется тише Смерть кажется желаннейшим из благ...
Нет, не блеснуть уж вдохновенной одой: Родник души забит пустой породой. ...И лишь рука сжимается в кулак.
52. Ноктюрн.
Маркизе Л.
Прости, что я так холоден с тобой, Все тот же я, быть может, - суше, строже. Гоним по свету мачехой-судьбой, Я столько видел, я так много прожил!
Казалось - рушится земная твердь, Над Францией справляют волки тризну... Порой, как милость, призывал я смерть За что и кем приговорен я к жизни?!
...Когда забудут слово "гугенот" И выветрится вонь папистской дряни, Когда гиена Карл в гробу сгниет И кровь французов литься перестанет,
Тогда я снова стану сам собой. Прости, что я так холоден с тобой.
55. Четыре слова.
Четыре слова я запомнил с детства, К ним рифмы первые искал свои, О них мне ветер пел и соловьи Мне их дала моя Гасконь в наследство...
Любимой их шептал я как признанье, Как вызов - их бросал в лицо врагам. За них я шел в Бастилию, в изгнанье, Их, как молитву, шлю родным брегам.
В скитаниях, без родины и крова, Как Дон Кихот, смешон и одинок, Пера сломив иззубренный клинок, В свой гордый герб впишу четыре слова,
На смертном ложе повторю их вновь: Свобода. Франция. Вино. Любовь.
56. Судьба моих посланий.
Маркизе Л.
Всю ночь Вы в Лувре. Не смыкали глаз: Бурэ, гавот... Проснетесь лишь в двенадцать. А в два - виконт! ("Доретта, одеваться!") Как я бешусь, как я ревную Вас!
Потом, едва простившись со счастливцем, За секретер: в передней стряпчий ждет, Кюре и кружевница (та - не в счет) До вечера поток визитов длится.
А там - пора на бал. Садясь в карету, Вдруг вспомните: "А где ж письмо поэта? Когда прочту? Ни времени, ни сил!.."
Письмо!.. Ваш рыжий кот, согнувши спину, Найдя комок бумаги у камина, На дело мой сонет употребил!
57. Казнь шевалье Бонифаса де Ла-Моль.
Народная толпа на Гревском поле Глядит, не шевелясь и не дыша, Как по ступеням скачет, словно шар, Отрубленная голова Ла-Моля...
Палач не смог согнать с нее улыбку! Я видел, как веселый Бонифас, Насвистывая, шел походкой гибкой, Прощаясь взглядом с парой скорбных глаз.
Одна любовь! Все прочее - химера. Друзья? - предатели! Где честь, где вера? Нет - лучше смерть, чем рабство и позор!
...Вот мне бы так: шутя взойдя на плаху, Дать исповеднику пинка с размаху И - голову подставить под топор!
61. Пепелище.
Неубранное поле под дождем, Вдали - ветряк с недвижными крылами. Сгоревший дом с разбитыми глазами, Ребенок мертвый во дворе пустом...
Ни звука, ни души. Один лишь ворон Кружит над трубами. Бродячий пес Меж мокрых кирпичей крадется вором. Забытый аркебуз травой зарос...
Все выжжено. Все пусто. Все мертво. Чей путь руинами села украшен? Кто здесь прошел - паписты? Или наши?
Как страшен вид несчастья твоего, О Франция! Ты вся в дыму развалин. Твои же сыновья тебя распяли...
62. Живой ручей.
Маркизе Л.
В сухих песках, в безжизненной пустыне Из недр земли чудесный бьет родник. Как счастлив тот, кто жадным ртом приник К его струе, к его прохладе синей! И смерти нет, и старости не знают, Где трав ковер волшебный ключ ласкает...
Песком тоски, пустынею без края, Извечной Агасферовой тропой Бреду, гоним ветрами и судьбой. К твоим губам прильну - и воскресаю.
