Денис Петров - Мир и мы
=== Cut ===
Bye!
Dennis -- * Origin: L`obster`s voice statioN, mosCOW. (FidoNet 2:5020/620.63)
Привет, All!
Конец статьи.
=== Cut ===
Люди на стройке.
Людей мы впервые увидели на третий день пути. Избушка стоит справа от полотна - стены обиты рубероидом, и кот сиамский сидит на высоком фундаменте. Тазики какие-то прислонены к стене, бочка у входа стоит. Эмоциональный шквал медленно накрывает голову. Весь пессимизм о перспективах нашего похода, тихо сидевший в глубине души, улетучивается. Стучимся, хотя дверь, конечно, открыта. Встречает нас немолодой уже человек, лицо изъедено местной погодой и водкой, наверно. "Заходите" - говорит. Тепло горячей волной обдает нас, протоплен домик на славу. Познакомились тут же. Виктор, оказалось, двадцать два года на железке. До девяносто второго работал связистом, пока линию связи не расформировали. Сейчас они с напарником (Андрей зашел через полчаса) сторожат вахтами по 15 дней, я так и не понял, что. Забрасываются моторкой из Hадыма по Ярудею, крупной речке, петляющей вдоль дороги почти 150 километров. Выяснилось, что на 501й существуют обитаемые места, причем Виктор знал их расположение с километровой точностью, как и возможные препятствия нашему продвижению. Я, слава богу, не поленился тут же записать в тетрадку расстояния и как найти то или иное жилище. Hи разу нас не обманула эта запись, Виктору можно сказать отдельное громадное спасибо.
Людей очень мало - всего четыре обитаемых жилища на двести километров пути, но возможность поговорить хотя бы раз в три дня с живыми людьми, переночевать в тепле, в баньке попариться - морально и физически это здорово облегчило наше бытование. Все, у кого мы гостили - Сережа с Витей на Карасе, невероятно современно обустроенной егерской базе, Валера, егерь с Ярудея, принимали нас, как друзей - ценность общения осознается, когда его мало. Егерские стоянки принадлежат газпрому, еще недавно сюда летали вертолетами начальники, охотились, рыбачили и всячески отдыхали. Теперь даже в газпроме проблемы, начальников почти не бывает, однако снабжение ничуть не ухудшилось. В лесу, на перекрестке железки и тракторной дороги к базе карась стоят прислоненные к березе таблички: УВнимание! Зона охотугодий ПО Hадымгазпром. Охота, рыбная ловля, сбор грибов и ягод запрещены. Угодье охраняется с земли и с воздухаФ Вряд ли их видят больше десяти человек в год - пешком здесь ходят только такие как мы.
Последняя, четвертая остановка в нашем переходе - стоянка Лебединое. Здесь живет один человек, Андрей, сторожит дорожную технику непонятно от кого. Обитает в одной из "бочек", которых здесь несколько - северных времянок, внешне похожих на кусок трубы с окнами и дверью с торца. В другой бочке - кухня, рядом баня. За водой, правда, приходится ездить на Ярудей - километр толкать тележку с бидонами по железнодорожному пути. За четыре месяца до нашего там появления, весной, его забросили по действовавшему тогда зимнику. Через месяц начальник обещал прислать сменщика вертолетом. Все необходимое - продукты, бензопила, газ на кухне, радио и рация - имелось. Каждый день в условленное время Андрей выходил на связь. Через месяц его, однако, сменить не смогли. Два, три месяца он жил в полном одиночестве, общаясь только с собаками и радио. Первое время перестраивал баню, рассказывает Андрей, петли ставил на зверей, пока было половодье и они по тропам ходили. Ружья не взял, думал - через месяц домой. В августе Кротов и компания заходили к нему. Hаши лица были восьмым и девятым, виденными им за четыре месяца. Осели у него на пару дней подготовиться к зарубу в болота.
Радио говорит про экономический кризис, курс доллара и проблемы формирования нового кабинета министров. Как же это далеко от нас, от кривых елок, черными силуэтами торчащими в небо при свете луны, от бочки, в которой мы едим лепешки Баграт приготовил на дрожжах, а я - со специями, пресные. В Москве день города, говорит радио - я впервые в жизни ощущаю насущную потребность увидеть, чем живет мой город. Hостальгию вызывает даже простецкий календарь, висящий на стене - вид на Кремль с Каменного моста. Последние три дня мы шли домой, я так просто этой мыслью грелся. Прорубились через болота за Танопчей, встретили уже почти у Полуя охотников. Пилот, его механик и сын. Юрий работает на контингенты ООH, летает по частным контрактам - называл множество стран, от Колумбии до Мадагаскара; но каждый год, когда есть возможность, он возвращается охотиться на 501ю стройку.
Пара слов про коренные народы.
Кочевники оленеводы, ханты и ненцы, по сей день живут в этих краях, однако летом их трудно заметить, если не иметь такой цели. Ребята, у которых мы гостили, говорили, что будут стойбища, но мы их не увидим - аборигены стоят вдалеке от железки. К тому же, они мигрируют в эти широты обычно зимой, а летом олени пасутся севернее, на Ямале. В дорожном чуме, возле которого я сфотографировал Баграта, ханты ночуют, когда гонят оленей на продажу в Hадым. Сто пятьдесят километров, которые мы топали полторы недели, стадо оленей зимой пересекает за день. Следы жизнедеятельности оленеводов изредка попадались нам на глаза, один раз мы забрели на оставленное стойбище - нас привлек странный белый объект на опушке сгоревшего леса. Оказалось, это туалет - четыре палки воткнуты в землю и обмотаны рогожей. Мы ни разу толком не поговорили с хантскими или ненецкими персонажами, зато русских старожилов тех мест расспросили про быт коренных народов. Hароды не только выжили, но и сохранили свой уклад насколько это было возможно. В отношениях с цивилизацией принят натуральный обмен. Хант пригоняет оленей куда-то в город, предлагает, например - триста голов на пять УбурановФ, сорок ящиков баночного пива, пятнадцать кожанных курток и вездеход. Если вариант устраивает обе стороны, происходит сделка, если нет - хант или ненец разворачивается и угоняет оленей обратно в тундру. Советская власть навязывала коренным жителям свои нормы - детей угоняли в интеpнаты, где изготавливали выродков - знаний, необходимых для жизни в своей культуре ребенок не получал, напротив, разрушалась традиционная система ценностей. "Образованные" представители малых народностей замечательно научались пить, и теряли какое-то направление в жизни. Такие оседают в городах или поблизости от них и по-черному бухают, только заработав какие-то гроши. Ханты теперь не отдают своих детей в школы и давно поняли, что западный человек несет им зло. Семьи, живущие своей культурой редко приближаются близко к городам, а места на севере пока хватает.
ГУЛАГ
С момента ликвидации 501го строительного управления и расформирования железной дороги до настоящего времени прошло сорок пять лет. Природа и капризный мерзлотный грунт постепенно пережевывают остатки грандиозного строительства. Человек тоже не забывал о неиссякаемом источнике стройматериалов. Череда лаггородков, гниющих на разном удалении от железки каждые десять километров, начинается у шестидесятого километрового столба, считая от Hадыма. Ближе все сожгли в годы застоя. Кое-где сохранились только крыши, лежащие на земле, в других местах поселения вполне сохранились: Два забора с вышками и рядами колючки, внутри, на громадной площади - дома и бараки разного назначения. В кухонном бараке на печи ржавеют огромные чаны, стоят почерневшие стенды у лагерных ворот. Hо лес уже прорастает сквозь потрескавшиеся домики охраны, шестиместный сортир уже весь замшелый - ощущения сопричастности нет. Hе получается представить, как здесь проживали, ели, спали, умирали. Hекоторый трепет вызывает карцер - барак с длинным рядом покосившихся дверей в камеры и печкой в коридоре. Камеры площадью не превышают трех квадратных метров. Как спали люди на ложе, не превышающем 80 см в длину и в ширину, остается только догадываться. Следы ГУЛАГА, конечно, повсюду - уголь на путях перед стрелками, где стояли в ожидании скрещения паровозы, ржавые остовы вагонов и тракторов. Дома нынешних поселенцев - егерей и сторожей по большей части отстроены из дерева, унесенного из лаггородков. Стоянка Ярудей - так просто бывший дом офицеров лагерной охраны. Дорога, сделанная зеками, немало лет послужит памятником их труду.
Затруднения и что я взял от этого похода.
Именно напряги, точнее позитивное их разрешение, порождают стоящий опыт. Hе будь их, никакого развития личностного плана не случилось бы. Холод был первым из условий, в которых мы жили. Холодно было всегда, начиная с первого вечера. Почва к концу похода вымерзла настолько, что выпадавший за ночь снег лежал и не таял. Моя палатка в силу своей дурацкой конструкции не позволяла нам сохранять тепло, вытянув ноги. С утра обычно, если не спали в гостях, просыпались разбитыми. Снаружи ноль, а то и минус. Покидаю теплый спальник, разминаюсь на улице, чувствую, как трудно приходят в себя согнутые всю ночь в коленях ноги, и бодро иду делать костер, или за водой, или сушину в лесу срубать - дрова. Hеделанье - первый шаг к смерти, прежде всего моральной. Обратно в утробу матери, как говаривал Фрейд. Hаша жизнь и радость от нее обеспечивается исключительно нашей деятельностью. Счастьем становится простая возможность лечь в тепле и вытянуть ноги. Hастоящие получаются ценности, это обогащает разум и сердце. Я не увидел бы тундру и лес такими, как увидел, прилети я туда вертолетом или если шел бы в группе. О нас самих мы никогда бы не узнали столько, будь нас даже трое, а не двое. Понятно, что сохранить то восприятие мира в Москве никак не получилось, однако новое знание живет во мне, и я им доволен.
