Клара Ченко - Кукуньки
Вопросительным моветоном, фривольно подскочившим до обертонов, я озадачил его прямо в анфас: "Кукунька?". Зрачки Джунды слегка сузились. Отдаленно напомнили балтийский янтарь, в который угодила доисторическая комнатная, кстати, незадачливая муха, он ответил: "Hе кисло".
И еще одно событие подтолкнуло меня ближе к открытию, ставшему в наши дни сенсационным.
Профессора Лебединского я знавал и раньше, еще задолго до того, как он запел. Hаше знакомство было заочным и односторонним, из переписки, которую вел Лебединский и мой шеф. Лебединский тогда возглавлял кафедру орнитологии Варшавского Университета Естественных Hаук. Среди всего прочего Лебединский упоминает и некую птицу, за которой он ведет охоту уже второй год: "Так сказать, это не совсем обычная птица, - пишет профессор кроме меня, ее никто еще не видел, да и я, не вполне могу быть уверен, что видел ее: пытался разорить гнездо. В общем, дорогой коллега, mb. скорее по вашей части и к орнитологии имеет касание косвенное, хотя случай примечательный". И спустя неделю: "Помоему, она использует голову в качестве яичка и вьет гнезда в клубах воскуренной анаши.: Вновь испробовал добраться до гнезда, но мои попытки претерпели ряд неудач - птица становилась на крыло, давая недвусмысленно понять, что в случае моего вторжения отлетит, чего я, по известным причинам, допустить никак не мог".
"Я так и не смог выяснить перелетная она, нет ли, но без сомнения, кукунька относится к ряду певчих птах. С каждым днем я чувствую, как усиливается небывалая прежде тяга к музыки, музицированию. Я заметил, что тихонечко напеваю после обеда, чего раньше за собой никогда не замечал, и вряд ли потерпел".
Отчет о проделанной работе Кукунька - разновидность певчих птиц, склонная к трансцендентному существованию более, нежели чем остальные представители отряда пернатых. Предположения профессора Лебединского оказались верны, подтвержденные лабораторными исследованиями проводимыми в январе - феврале 1996 г.. Соотнести эту птицу можно разве что только с паразитами заводящимися в голове, в частности у тех, кто регулярно пристращен к марихуане. Она несется из яйца, используя в этих целях скуренную верхнюю часть ганжиста, в неофициальной терминологии "безбашенный тип", из которой кукунька вылупляется улучая момент, когда хмель только-только ударил в оторванную от нормального образа жизни голову. Оглядевшись и почистив перо, птица накрывает голову наркомана небольшими крылышками, идентифицированные профессором Лебединским как попугаичьи, и вспархивает в слоенчатые облачка конопляного дыма, скапливающиеся в помещениях лишенных вентиляции. В них кукунька чувствует себя, как и подобает каждой птице, уверенно, стремительно несясь, по этому туманному Альбиону, словно заправский воробей, как ей и подобно. Тогда то наркомана накрывает в полный рост, а в самых радикальных случаях башня отлетает навзничь.
Скорлупкой служат лобные и затылочные кости, оказывается не столь прочной "башни", окутавшей наш разум кальциевым бастионом. Мы смотрим на такого, и понять не можем, чего это его так прет, казалось бы от полного фуфла - отбрасывающая, во многих ракурсах, лучики света пластиковая бутыль, на дне которой еще плескается минеральная вода. Только лишь в спектральном анализе открывается истинное положение вещей. Можно подсечь первые оттенки чувств, проступающие на недавно вылупившемся "лице" кукуньки, в ее едва оформившемся мозгу. Услышать прихотливое ее пение, спонтанные слова, смысла в которых не более чем в попугаичьем гвалте.
Оглядевшись и осознав свою птичью стезю, чему, как нельзя лучше, способствует марихуана (процесс идет интенсивно в течение нескольких, не слишком приятных для ганжиста минут (и вам наверное приходилось подмечать в себе и узнавать в знакомых прибитые словно в яростном столкновенье сознаний, чересчур нахлобученные идейки, на арго произносят чуть носом "думка", плавно перетекающие в открытую паранойю, за которой скрывается не благозвучно звучащее слово "стремак". О мой добрый гений Павел Васильевич, сколько раз он спасал меня от разверзшегося впереди ужаса существования, бытия, неизменно работающей с качеством швейцарских вечных часов поговоркой "не грузись, не стремайся - покури постебайся" )), взмахивает более чем куцыми крылами наша кукунька и пиши готово, башни своей вы назад не дождетесь.
Вдобавок ко всему, кукунька стаскивает с почти совсем выпестанного, в плане головокружений, наркомана его астральный oblique morale, манером каким колбасные девчонки стягивают с себя ti-shot-ку, перед тем, как отдаться в лапы и прихотливые нежности вам - DJ-ю, промоутеру, немного поэту, несносного ума человеку, уму не постижимому и во всех оттенках наилучшего колбасному.
Приглядываясь к этой странноватой породе, я долго не въезжал, зачем птицам понадобилось умыкать у раскумаренного растамана, то, что по всей очевидности ему было крайне безразлично в эту минуту, его никчемное трансцендентное. Проходили дни, мелькали вторые понедельники, жизнь текла своим чередом и где-то на закате зимы, я таки набрел на отгадку и этого ребуса.
В тот день, кукунька, как самая затрапезная курица, мирно почивала в гнезде, собранного ею за недели из хаоса интеллектуального хлама. Меж тем сердце ее билось трепетно, временами, так и просто страстно. Перо всхохлено, вычищено, как перед ментовским шмоном, нечто нервозное, возбужденное угадывалось за видимой личиной спокойствия и повседневности. Это было видно и на экране осциллографа, зябко спускающего синюшную синусоиду затейливей предыдущей. Все тот же легкий на помине Леха Легкоступов, широко открыл дверь лаборатории и вызывающе весело вдруг рявкнул: " Кончай лапшу на уши вешать. Айда мырять!" Я вышел и простоял, опершись о подоконник в рекреации не меньше десяти минут, незатейливо пуская дым в глаза только что пришедшим к нам на практику молоденьким курсисткам. Вернувшись на рабочее место, застал Джунду в состоянии, пожалуй, что наивысшего возбуждения. Восклицания его приобрели самый, ни на есть сладострастный характер, "пёр прёт так, как никогда не пёр", так что мама дорогая, "сливай воду". Когда я глянул в зрачок осциллографа, все мое ученое нутро словно подернулось. Подопытную мою кукуньку топтал довольно призрачный самец, лишь сиреневый хохолок похотливо колебался на его взъерошенном загривке.
Спустя пару недель, в нашем доме прибыло - пять разномастных яичек; пятидажды гоготнула кукунька и пять раз сбивался я с ног, жутко парясь, стараясь отцифровать не поддающийся модуляциям посвист. Hа протяжении всего времени гнездовья, кукунька не отпускала далеко от себя астральную сущность Джунды, придерживая на кротком поводке. И я бился силой разума о трансцендентные путы, призвав на помощь и науку и чары колдовства, уповая на фатум и хронос, прогнозы астрологов и семантику внутренней стороны простертой ладони. И вот к каким выводам я пришел, прогуливаясь к вечеру по тенистым аллеям парка, вдыхая грудью острый запах ольхи, терпкий ли яблонь, растирая набрякшую соком почку на пальцах, собирая беспонтовые мухоморы, торкало по настоящему от которых, только понаслышке: кукунька держит человечий астрал, в качестве заложника. Ведь гнездо она выстроила, более чем из сомнительной материи, интеллектуальный хлам так непрочен к напряженьям, так хрупок, да и сама она - не так уж и явна "на самом деле". Определять место расположения гнезда мне позволяли только показания приборов - старенького осциллографа, в его мутноватом от старости глазу спонтанно плескалась кисломолочная синусоида, подержанная запущенным до нельзя коньюктевитом.
В канун весны наступали трудные времена. Даже самые мазовые пушеры скорбно разводили руками и сетовали на неурожай, на ментовские телеги, недоброкачественную водку - коей они сами пробавлялись в период замиравший на пике облома, поминали мельком Господа Бога и Душу Мать. Особенно трудным этот период становился для Джунды, "не колбасно" отвечал он на всякий вопрос, андрогинным призраком валандаясь по всему институту. Как мог, я ab ` +ao сократить до минимума инерционный период безлошадности.
Тогда то я приловчился делать уникальные микстуры: медицинский спирт смешивался в шейкере с равными частями взбитого сливочного крема и кетамина, плюс крохи кокса, просыпанные Павлом Васильевичем на ковер, и на крайняк - аспирин, выдаваемый мной за экстази, за черт знает за что, все это я выдавал. В общем, полное грузилово.
Он вдруг ощущал спазмы душевной пустоты, алкал судорожно глазами воздух, мысль металась по ажурной клетке мозга, ключ от замка которой был упрятан далеко, в приподвешенное к потолку гнездо; отчаявшаяся, наглухо запертая мысль понемногу сходила с ума; так это было отчетливо заметно в его округлых глазах, пустых, как дом, где водятся привидения. Лишь сквознячок в коридорах скручивает пыльные смерчики и навевает потусторонний ужас на поклонников триллеров. В таких случаях наркоман просто вынужден торчать, чтоб не отдаляться от своего астрального полюса.
