Санин Евгений - Завещение бессмертного
Через час, перед вернувшимся Зимридом лежал совершенно измученный приступом, изможденный человек, чуть заметно шевелящий бескровными губами.
" О, Зевс... Зевс... — умиротворенно думал Аттал, прислушиваясь к ощущениям в груди, и со страхом и радостью убеждаясь, что новых толчков больше нет, и сердце его работает тихо, ровно. Он был жив и, как прежде, мог снова есть, пить вино, заниматься любимой лепкой из воска или, сидя в оранжерее, описывать привезенные из дальних стран диковинные растения. — Зевс!..Ты опять спас меня... И все-таки ты несправедлив ко мне. Почему в моих жилах течет кровь не моего родного отца Аттала, ни разу не болевшего за восемьдесят два года своей жизни, а его брата Эвмена, которого та же болезнь в пятьдесят лет превратила в человека, не способного и шагу ступить без носилок!? Почему здоровье моего отца ты передал сыну этого хилого Эвмена — моему сводному брату Аристонику? Сейчас, когда я мучаюсь здесь, он скачет на горячем коне или купается в море, борясь с могучими волнами! О, великий громовержец, разве это справедливо, ведь я, а не он должен править такой огромной страной с ее непокорным, неблагодарным и диким народом!"
Аттал, наконец, заметил Зимрида и слабым голосом спросил:
- Как? Ты уже выполнил приказ?!
- Да, божественный! — склонился в почтительном поклоне начальник кинжала. — Верные мне люди уже отправились в Египет, Грецию и Сирию. После доклада я найду и пошлю еще несколько человек на Хиос, Делос, Крит...
- Я спрашиваю не об этом, а о бестолковом лекаре, который вошел так некстати! — перебил Аттал.
- Мойра Атропа... вернее, палач уже обрезал нить его жизни! — с ухмылкой поправился Зимрид.
- Ты, как всегда, поторопился... Этот Агафокл принимал меня на свет! Разве нельзя было подождать? — упрекнул Аттал, качая головой. — Как это жестоко... Эй вы! — крикнул он, прикладывая к глазам платок. — Цирюльника сюда, казначея и скрибу!
Царь вздохнул и поднял глаза на Зимрида.
- Ну, что там у тебя?
- За ночь в столице и окрестных городах подавлено пять бунтов черни! — быстро доложил начальник кинжала, прибавляя два вымышленных бунта в округе для весомости своей работы.
- Опять… Неблагодарные! — возмутился Аттал и закричал на раба, вносящего белый халат, шитый золотом и жемчугами: — Ты что это несешь?! Черные одежды сюда! Прогнать цирюльника! Я снова ношу траур...
Он сел в постели и заторопил Зимрида:
- Ну?
- Двадцать семь мятежников казнены, их имущество конфисковано в твою казну! — поклонился начальник кинжала, на этот раз вдвое занижая цифру, так как половину денег он, по своему обыкновению, положил себе в карман. — Сто пятьдесят ремесленников в назидание всем остальным подвергнуты наказанию плетьми!
- Многовато! — поморщился царь. - Неужели нельзя как-нибудь иначе?
- С этим народом?! Да дай ему только волю, и он...
- Ну, хорошо, хорошо! — перебил Зимрида Аттал. — Что еще?
- Два инцидента с римскими ростовщиками! — охотно принялся перечислять начальник кинжала. — Один — в гостинице, куда зашел пьяный Фабий Валент, где его избили до полусмерти наши купцы, и второй — у алтаря Зевса. У некоего Гнея Лициния воры похитили три сундука, которые благодаря усилиям моих людей были возвращены ему прямо на месте! Но он начал угрожать черни, и, если бы не вмешательство Эвдема, не сносить этому Лицинию головы!
- Эвдема! — воскликнул неприятно пораженный царь. — Он жив? Разве его не было на том пиру, когда я собрал всех советников отца?
- Он был... болен! — запинаясь, принялся объяснять Зимрид, кляня самого себя. Мало того, что он приписал себе заслугу Эвдема, который, случайно оказавшись на месте преступления, помог римлянину, так еще и поступил так неосторожно! В свое время он предупредил за немалую взятку своего опального предшественника о грозящей опасности быть убитым на царском пиру. Теперь же, тщательно скрывая от ушей царя любое упоминание об Эвдеме в докладах других, проговорился сам. Надо было срочно еще раз спасать бывшего начальника кинжала, который помогал ему время от времени распутывать сложные преступления. Да и самого себя! И он торопливо сказал:
- Теперь же Эвдем все время проводит в молитвах за твое исцеление, И я хочу послать за лекарем на рынки островов Эгейского моря именно его. Уверен, он сделает все, чтобы найти там лучшего в мире лекаря!
- Если найдет, то я прощу его и — больше того – выполню любую его просьбу, можешь передать ему это, а не найдет...— Аттал бегло кивнул на стеллажи, заставленные колбами с ядами, и усмехнулся: — И про это не забудь сказать! — Он заметил склонившегося в поклоне у двери казначея и приказал: — Выдай пять талантов семье несчастного Агафокла...
Тут Аттал снова вспомнил, что отправил на казнь лекаря, который принимал его с Аристоником на свет, и, глубоко вздохнув, поднял глаза на Зимрида:
- Что Аристоник?
- Живет по-прежнему в кварталах черни! — не улавливая причины изменения настроения царя, брезгливо усмехнулся начальник кинжала. — Тебе надо быть решительнее с ним, иначе он может возглавить бунт, который зреет в столице!
- Аристоник? Против меня?! Это невозможно!
- В Пергаме все возможно! — заметил Зимрид.
- Но только не это! Каждый раз, подталкивая меня к решению расправиться с Аристоником, ты забываешь, что он мой брат! За все шесть поколений династии Филетера не было ни одного убийства из-за престола! Запомни и передай всем, кто хочет рассорить меня с Аристоником: никогда рука Атталида не поднимется на своего, пусть даже сводного брата!
- Да живете вы вечно! — воскликнул Зимрид, покорно склоняя перед Атталом голову.
- Что еще?
- Небольшой конфликт на границе с Вифинией! — быстро ответил начальник кинжала, радуясь перемене разговора. — Наши крестьяне, как всегда, что-то не поделили с вифинскими. По приказу Никомеда его воины высекли твоих подданных, которые обращаются к тебе с жалобой.
- Пиши! — возмущенно приказал скрибе Аттал. — "Аттал, царь Пергамский, к Никомеду, царю Вифинии! С каких пор ты стал отводить себе роль судьи в неподвластных тебе владениях и, правя над вифинцами, судить пергамцев! Или ты хочешь унизить меня, скрывая корыстные помыслы под личиной человеколюбия? Ничего ты не добьешься и никого не испугаешь!" Это письмо немедленно Никомеду. Что еще?
- Мои люди докладывают с границы, что Митридат, царь Понтийский, выведывает тропинки, ведущие к Пергаму. Может, готовит вторжение?
- Ерунда! — отмахнулся Аттал. — Какие-нибудь учения, на которых помешался Митридат.
- На учения не похоже! — возразил Зимрид. Царь на минуту задумался и снова приказал скрибе:
- Пиши! "Царь Аттал Филометор, правитель Пергама, — царю Понта Митридату Эвергету. До меня дошли сведения, что ты проявляешь нездоровый интерес к моим границам. Что тебе с войны со мною? У меня сильная армия и крепкий флот. Не будет тебе ни прибыли, ни новых рабов. А будет радость Риму, сенат которого будет только потирать руки от радости, видя, как правители двух самых сильных держав ослабляют друг друга, и, выждав удобный момент, захватит нас обоих голыми руками. Опомнись! Вспомни, о чем говорил Ганнибал, трусливо преданный вифинским царем Пруссием, базилевсу Сирии: "Забудь свою вражду с другими царями, объединись с ними. Только сообща вам удастся одолеть римлян. Иначе всех вас ждет рабство!" Вспомни о печальной участи нашего родственника Антиоха1, подумай над ней. Если же тебе нечего возразить мне, то пусть заговорят мечи!"
Закончив писать, скриба растопил воск, скрепил им два тончайших белых пергамента и с поклоном подал их Атталу.
Царь вдавил перстень с царской геммой в податливый воск, внимательно осмотрел оттиски на обоих письмах. Затем вытер перстень о поданую тряпицу и приказал Зимриду:
- Письма Никомеду и Митридату доставить немедленно!
- Будет исполнено, величайший! — воскликнул начальник кинжала.
Пятясь и не переставая кланяться, он вышел из царской спальни, затворил за собой дверь, разогнулся — и скриба вздрогнул, увидев рядом с собой совершенно другого человека.
Лицо Зимрида стало властным, высокомерным, спина надменно выпрямилась. Он медленно пошел по коридору, не замечая, как испуганно жмутся к стенам встречавшиеся на era пути вельможи, рабы и слуги.
"Ай-ай, как неосторожно поступил сейчас базилевс! — думал он про себя, — Конечно, он и не думал объединяться с Митридатом против Рима, и не выступил бы против него, если б даже вся Малая Азия пошла за ним, просто выдал желаемое за действительное. И если это письмо дойдет до рук сенаторов... — Если оно дойдет до сенаторов, — вполголоса пробормотал он, входя в свой кабинет, — то я стану богатейшим человеком! Рим вынудит царя в качестве гарантий мира отдать несколько сотен заложников из самых знатных семей, заставив в угоду своим публиканам и купцам принять еще более жестокую денежную реформу, наводнит Пергам своими новыми ростовщиками... А это новые налоги, поборы, казни... Начнутся бунты среди знати и ремесленников, наемников и крестьян. Это повлечет за собой массовые аресты, конфискацию имущества, на чем можно будет погреть руки! Нужно только умело распорядиться этим письмом и сделать так, чтобы оно попало не в руки Митридата, а отцов — сенаторов!"
