Юрий Софиев - Вечный юноша
4. 14 / XII
Спор Игоря (сын Ю.Софиева — Н.Ч.) с Матюшенкой (?) о Некрасове.
Игорь:
— Некрасова любить, потому что он доступен всем, за его гражданскую тематику? Но это не настоящая поэзия! и т. д.
Я спросил Игоря:
— Как, по-твоему, Блок понимал поэзию?
— Ну, конечно!
— Так вот Блок очень любил Некрасова.
У спора этого, о Некрасове — борода до колен. Эстеты и снобы XX века видели (и снобистски отрицали) его гражданскую тематику (при чем здесь, мол, поэзия?! Это публицистика!) и не видели подлинного поэта.
Причастен к этому делу и Вл. Соловьев:
Святыню муз, шумящим балаганом
Он заменил и обманул глупцов.
И я прочитал Игорю:
Внимая ужасам войны…
Здесь богатство «основной словесной ткани», «магия поэзии» и только глухому, только ни черта в поэзии не понимающему это неясно.
Потом прочитал Тютчева:
Часов однообразный бой.
……………………………
Металла голос погребальный
Порой оплакивают нас.
***
Как океан объемлет шар земной,
* * *
Есть в светлости осенних вечеров…
* * *
Песок сыпучий на колени…
***
О чем ты воешь, ветр ночной
***
О, как убийственно мы любим…
***
О, вещая душа моя!
***
Есть в осени первоначальной
***
От жизни той, что бушевала здесь
***
О, как на склоне наших лет…!!!
А сколько времени этот великий поэт во всех учебниках русской литературы шел под рубрикой: «Второстепенные поэты»?
5.16/ XII
«Без сомнения, каждый литературный критик должен быть в то же время и сам поэт; это, кажется, одно из необходимейших условий настоящего критика».
Ф. Достоевский
Читаю «Воспоминания Аполлона Григорьева и воспоминания о нем». Замечательная книга! К стыду моему, Ап. Григорьева знаю очень плохо.
***
«Выглядеть — иметь тот или иной вид. Хорошо в.» (Словарь русского языка Ожегова).
Это слово всегда вызывало у меня какое-то странное ощущение, ассоциируясь с еврейским жаргоном: «Как Ви выглядываете?»
Д.С. Мережковский вообще отрицал его. Георгий Адамович при этом пожимал плечами.
Справка: германизм «выглядит» (sieht aus) вошел в русский язык и литературу только в середине XIX века и получил начало от петербургских немцев.
Не прошлое, а будущее вместе
С тобой в те дни швырнули мы в камин.
И ветер осени гремел, на крышах, жестью,
Выл как бы душам нашим…
Со щедростью слепой и неразумной
Развеяли два счастья на ветру.
И есть ли смысл в той полуправде умной,
Что в поздний час пришлась нам ко двору?
Судьба нам предназначила в удел
Мучительный, счастливый плен Эрота.
Я каждый миг сносил как пчелы в соты,
В них мед воспоминаний загустел.
Так одиночество оплакиваем, мы,
Наш долг по беспощаднейшему счету…
***
И над судьбой роковою
Звездные ночи горят.
А. Блок.
Шумит вода, бурлящая в камнях.
Сияют звезды над моей палаткой.
И голубая Вега в небесах
Горит над жизнью и судьбою шаткой.
Ночные мысли медленно текут.
Ночные мысли паутину ткут.
Ночные мысли пробегают годы.
Под этим тонким полотняным сводом.
Но вопреки всему опять пожаром
Пылает жизнь. И в шуме поздних гроз
Под нимбом золотых густых волос
Волнующий овал, что я унёс
В мою судьбу с полотен Ренуара.
Ты мне явилась, как благая весть
О том, что радостью не оскудела
Вот эта жизнь. Хоть с ней утрат не счесть,
Хоть сердце бедами переболело.
Сияй, моя вечерняя звезда,
Дарованная щедрою судьбою,
Чтоб озарить последние года
Большой, прекрасной радостью земною.
Ущелье в горах Киргизского Алатау, 1957 г.
***
Е.
За расточительность в какой-то час
Мы платим поздней горькою заботой.
Наш долг по беспощаднейшему счёту
Жизнь одиночеством взимает с нас.
Судьба нам предназначила в удел
Мучительный, счастливый плен Эрота.
Я каждый миг сносил, как пчёлы в соты,
Чтоб мёд воспоминаний загустел.
Со щедростью слепой и неразумной
Развеяли мы счастье на ветру.
И есть ли смысл в той полуправде умной,
Что в поздний час пришлась нам ко двору?
Январь 1962 г.
(Эти стихи, вероятно, посвящены Елене Лютц, в дальнейшем посвящение было почему-то и стихи печатались без него — Н.Ч.).
6.
Вот так и жизнь — суровая, простая —
Лишь озаренная сияньем слов.
Как синий дым восходит, ввысь и тает
В безмолвии осенних, вечеров.
18/ II 62 г.
Из письма Виктору (Мамченко, в Париж — Н.Ч.)
… Вообще как-то загрустил я в последнее время с литературными делами моими. Стал собирать свои стихи. Кое-что начисто забыл, ну, а то, что переписал в тетради — обречено лежать под спудом и бесследно исчезнуть со мной вместе или тотчас же после меня.
Без следа! Без надежды на отклик и встречу.
Помнишь рассказ Андреева (Леонида) о писателе, умирающем от расширения сердца и о его книге, которая пошла на обертку селедок. Но, ведь, она все-таки прошла через типографский станок! Я плачу за свою беспечность. Все не хотел спешить, не хотел торопиться. Успею, мол! Ты умнее и счастливее меня — у тебя 5 книг!
А мне, ведь, и читать-то некому. Просить, никто не проект, а сам никогда не навязывался.
Часто возвращаются ко мне виденные мною «видения мира».
…Прохладный вечер ясен и глубок.
Синеет дым над островерхой крышей.
Большие птицы, знающие срок,
Летит на юг. Протяжный крик их слышен.
Когда-нибудь, устав от перемен,
Затягиваясь крепкой папиросой,
Я вспомню плющ, средневековых стен
И синий дым над этой крышей острой.
Простой закат, зубчатый небосклон
И городок с вечерними огнями,
И заунывный сумеречный звон
«Ангелюса» над сонными веками.
И еще
…Синий дым над острою крышей,
В том же зале топят камин.
Так же четко и резко слышен
Каждый звук вечерних долин.
***
Осенним холодным пламенем
Охвачено небо кругом…
Крест над озером — мшистый, каменный,
Стертая надпись на нем.
***
И над темной зеленью сада
Потухнет осенний закат…
Все это конкретные образы навсегда, живые и запечатленные в памяти. В частности это — Chatelu renard (?). Эти видения милой Франции на всю жизнь заполнили душу, но все же не вытеснили из нее целый сонм и других видений.
И вот последнее, самое короткое мое стихотворение:
Вот так и жизнь. Суровая, простая,
Лишь озарённая сияньем слов,
Как синий дым восходит ввысь и тает
В безмолвии осенних вечеров.
Иногда, и часто очень, гложет сомнение — и впрямь — все написанное ничего не стоящая чепуха, никакая жизнь в них не отражена.
Но вот на днях в руки попались сборники наших алма-атинских столпов — Кривощекова, Снегина. Товарищи не только признанные, но и руководящие — у кормила и в Союзе писателей, и в редакции «Простора». После чтения подумалось: у простачка, естественно, все легко и просто. Но через какую глубину и сложность должен пройти подлинный поэт, чтобы выстрадать и заслужить право на подлинную, глубинную, прозрачную простоту.
Кто же из них тронут вечностью? Кому нужна вся эта жалкая белиберда?
И чтобы проверить себя, снял с полки Блока, Ахматову, Тютчева, Лермонтова, Багрицкого, Светлова, Анненского и между прочим Тебя.
И сказал: нет, брат, врешь! Не обманешь! Поэзия есть поэзия и она нужна человеку, как воздух.
