К.Д. Рейсс - Сопротивление
— Даже не знала, что она здесь. Я советовала ей остаться дома. Джонатан разбит из-за своей девушки, да и Терезе не лучше. Они разозлились на отца, но не могут сказать почему, из-за этой грёбаной типичной дрейзеновской херни. Уверена, что не хочешь здесь остаться?
— Уверена.
— Пресса готова жрать дерьмо, разрываясь между тобой и Джонатаном.
— К чёрту их.
— Лучше бы меня здесь заперли, — у неё запищал телефон, и она нажала на дисплей. — Погоди минуту, это окружной прокурор, — она вчиталась в электронное сообщение. — С тебя снимут обвинения при условии, что ты останешься здесь, согласишься не оспаривать решение и не пропускать предварительные слушания. Но мы не соглашаемся на обвинение о нападении с отягощающими последствиями. Общественные работы. Хочется послать их на хер. Дикон отрицает всё, поэтому думаю, что они объявят залог и заседание с судом присяжных.
— Чего хочет пресса?
— Она хочет размазать тебя как плевок.
— Подай иск.
— Как твой адвокат, я бы этого не советовала.
Я пожала плечами:
— Я бы не ввязывалась, не имея информации. Или попросила бы Дикона изменить своё решение после того, как увидела бы его и извинилась. Просто возьму и сделаю это. Немного общественных работ меня не убьёт.
— Как твоя сестра, я это одобряю.
Я игриво улыбнулась ей, и она вернула мне такую же улыбку.
***
Рождественские гирлянды и лампочки убрали из комнаты для посещений, потому что Рождество осталось позади. Мама расхаживала перед окном. Тонкие волосы были завязаны в пучок, а она постукивала пальцами по подбородку.
— Привет, мам.
Она повернулась лицом ко мне, и я поняла, что её присутствие здесь было не для того, чтобы поддержать меня на оглашении вердикта Эллиота. В её глазах полыхал огонь, а челюсть был плотно сжата. Она села на стул, словно выполняла работу.
— Что происходит? — спросила я.
— Как ты?
— Я в пор…
— Отец к тебе прикасался?
— Мам!
— Отвечай мне!! — она ударила ладонями по столу. Я подняла руки вверх и отступила назад. Это было слишком. Мне нужно было время для раздумий и разговора с кем-нибудь. Ради Бога, мне нужно было вдохнуть. — Фиона, расскажи мне. Я защищу тебя. Встану на твою защиту от чего бы то ни было, только расскажи мне. Он когда-либо прикасался к тебе таким образом, что тебе было некомфортно?
— Нет, мам. Он никогда не прикасался ко мне неподобающим образом.
— А к твоим сёстрам?
— Почему ты спрашиваешь об этом сейчас? Мне двадцать три. Что случилось?
Мама вздохнула, а потом поджала губы: такая последовательность её жестов означала, что она сдерживала эмоции. Какую-то конкретную эмоцию. Я ничего не сказала. Моё сердце и так билось слишком быстро.
— Ходят слухи, что у него были отношения с девушкой, которая умерла.
— Девушкой Джонатана?
— Раньше, когда она была немного моложе, но да. Твой брат недавно узнал об этом, и это расстроило его, — она выровнялась на стуле. — Он когда-нибудь прикасался хоть к одной их твоих сестёр?
Впервые в жизни я хотела, чтобы мои желания не учитывались. Часы всё ещё тикали. Мы с сёстрами делали это. Поднимали наши руки и давали клятвы, и я пока не нарушила ни одну из них. Никто из нас не нарушил. У нас был кодекс молчания, и внутри него сидело отрицание, позор и долг.
— Я не могу сказать, — произнесла я. — Не прямо.
Лицо мамы смягчилось, а потом снова напряглось, словно от слёз оно сморщилось. Я достала коробку с салфетками и поставила перед ней.
— Так это правда, — выплюнула она прежде, чем разрыдаться.
— Это сложно, мам. Это не то, что ты думаешь, но я не могу сказать. Не имею права.
— Ты думаешь, что защищаешь кого-то, но думали ли вы о том, что… Что вы вредите друг другу своим молчанием?
— Да, я думала об этом.
— Чего ты боишься?
Боюсь? Я не боялась того, что у меня заберут деньги. У меня было больше, чем нужно, и их никто не тронул бы. Я не боялась, что мне запретят общаться со своими сёстрами и братом, потому что, когда мы были вместе, нас объединяла сильная связь.
Я боялась отца.
Всё происходило из-за него. Он использовал свои деньги и связи для того, чтобы создать хаос или порядок по своему усмотрению.
Но мама была разбита, да и насколько хуже всё может стать? Я уже плыла против течения. Какая разница, если я брошу своё весло в стремительную реку дерьма?
— Тебе лучше поговорить с Кэрри, — произнесла я, моментально пожалев о сказанном, но в то же время почувствовав освобождение от чего-то, подкравшегося слишком близко.
— Это была Кэрри? — пропищала она.
— Поговори с ней.
Она вытерла глаза, но слёзы тут же появились снова.
— Будь проклят этот большой дом, — она сложила и развернула салфетку. — Будь проклят каждый угол. Ты не видишь, что происходит. Ничего не слышишь. Мы избегали друг друга. Как это произошло? Как мы дошли до такого?
— Нас было восемь, мам. Тебе нужен был большой дом. Что тебе оставалось делать?
— Уделять внимание! Мне нужно было уделять внимание!
Мама подняла голову и посмотрела сквозь меня.
Марджи стояла в дверном проёме, и я проследила за её взглядом.
— Что происходит?
— Ничего, — ответила я. — Мама думает, что я являюсь сплошным разочарованием и ошибкой, — я, может, и была готова нарушить клятву, но не была готова признаться в этом. — Давай покончим с этим. Ты оплатишь мне обед «У Роберто». Я проголодалась, мне нужно выпить.
— Ты слишком молода для выпивки, — ответила Марджи, отступив, чтобы дать мне пройти.
— Ну, мне кое-что нужно.
— Как насчёт работы? — ответила она, обняв маму.
Я показала ей язык.
ГЛАВА 16.
Мы ждали.
На твёрдой, современной, квадратной кушетке, но мы ждали. Я представляла, как Эллиот печатал и потирал верхнюю губу средним пальцем. Ждала, когда мама вернётся с парковки и будет меня задерживать, выспрашивая всё, что мне было известно, но я не знала ничего. Клянусь, мне было известно только то, что Кэрри говорила с Дейдрой и Шейлой о чём-то под клятвой. Это всё, что я знала. Возможно, я раздула из мухи слона.
Меня слегка трясло. Я собиралась выбраться отсюда. Пресса уже была снаружи и готовилась насадить мою голову или голову моего брата на кол. Узкий круг моих близких дружков по сексу и тех, с которыми я зависала, будут держаться подальше от меня и того внимания, притягиваемого мной со стороны масс-медиа. Отношения с Диконом пошли по наклонной. Аманда по-прежнему была мертва. Я сломала или, по крайней мере, надломила первоначальную связь и доверие, связывающие нас с моими сёстрами и братом.
Общественные работы надолго смогут отвлечь меня.
Я — скучающая, взволнованная и расстроенная — отправилась в столовую. Обед только начался. Персонал расставил подносы с эксклюзивной едой. Больше никогда их не увижу — этих людей, которые постоянно болтали — я даже не знала их имён. Я мысленно прощалась со столовой, двориком и дырами в системе наблюдения. Долго прощалась с серым потолком, плоскими светильниками и стерильными углами. Вошла Карен, тело которой состояло из жёстких углов и выпирающих через дряблую кожу костей. Я извинилась перед махавшей мне рукой Марджи и подошла к Карен, бросившей журнал на поднос.
— Эй, — произнесла я. — Примерно через двадцать минут я получу рекомендацию и выйду отсюда.
— Была рада снова тебя увидеть, — равнодушно ответила она.
— Позвони мне, когда попадёшь домой. Я серьёзно.
— Не думаю, что снова смогу повторить Оджай, — она покрутила корзинку с невероятно жёлтыми бананами, словно была не в силах выбрать один, хотя, на мой взгляд, они все выглядели одинаково.
— Да, я тоже, — ответила я, но это ли имелось в виду?
Дикон удерживал меня от такой жизни на протяжении многих месяцев, но я знала его и своё место. Возможно, он никогда не появится в моей жизни, но если именно таков будет сценарий, то что я оставила? А через что мне ещё придётся пройти? Я осознала, что не ждала ничего. Я была в ужасе от предстоящего разговора с Диконом, от пребывания в своём большом доме. Мне было плевать, увижу ли я Эрла или Чарли. Даже не хотела вникать в ситуацию с Мартином и Дебби. Но больше всего я не мечтала о вечеринках. Не хотела кокаин, но знала, что пойду и найду его в тот момент, когда мне станет скучно. Не хотела секса, но знала, что он понадобится мне тогда, когда станет грустно.
Карен добралась до дна корзинки. Банан на самом дне был почерневшим и мягким. Никто бы не захотел его. Она взяла его и положила себе на поднос вместо свежего и твёрдого.
Я разберусь со всем этим, когда приду домой. Возможно, тогда, когда буду вылизывать основание чьего-то члена или буду подвязанной к потолку как кусок мяса, но я разберусь. Мне просто нужно копнуть глубже. Настойчивей. Полное укрощение торнадо, в котором я оказалась. С моих губ слетело нечто абсолютно неожиданное.
— Кое-что изменилось, — сказала я. — Не думаю, что буду жить так, как прежде.
