Экономцев Игорь - Обетованный остров
— Видел, царь? — спросил он.
— Да.
— И понял, конечно?
— Думаю, что понял.
— Такова жизнь.
— И ничего нельзя изменить?
— Это говоришь ты, величайший мудрец икумены?
— Если я величайший мудрец, немного стоит человеческая мудрость.
— Не надо переоценивать ее, но не следует и принижать. В человеке скрыты такие возможности, о которых мы и не подозреваем. В конце концов, не призваны ли мы быть богами?
— Но что такое «боги»? Что такое «человек»? Что такое «мир»? Кто Он, Творец Вселенной? В чем суть Его великого замысла? Если мир — хорошо отлаженный механизм, состоящий из движущихся вещей, неделимых частиц, звезд или планет, если люди и боги — лишь мыслящие вещи, если все предоопределено, если ничего нельзя изменить, какая мне разница: человек я или бог? Зачем мне бессмертие, если нет смысла в моем бытии? Зачем мне жизнь? Вот в чем вопрос! Правит ли миром рок, холодный, бесчувственный, безжалостный или выше него есть иная Сила, которую можно умолить, умилостивить и таким образом изменить ход событий?
— Встреча, которая должна привести к вспышке новой звезды, насколько понял я, уже состоялась... Что же хочешь ты изменить?
— Я хочу изменить дальнейшую судьбу Этры. Что ты можешь сказать о той звезде, с которой пересекся ее путь?
— Не больше того, что я сказал...
— Он, действительно, сын вифинского царя?
— Да.
— А эти эпизоды с Галатеей, Сивиллой, Прометеем?...
— Они были, Питфей. Однако есть реальность и сверхреальность. В поэме отражена сверхреальность.
— Но вращающийся остров и чаша с жертвенною Кровью, это, конечно...
— Это то, что ждет его в будущем.
— Значит, все предопределено?
— Как сказать тебе, Питфей... Разумеется, он может отказаться продолжать свой путь, отпустить своих друзей, остаться в Трезении, жениться на Этре, стать твоим зятем и наследником. Но я не думаю, что он сделает такой выбор. Иначе он не был бы Арисом.
13. ИНТРИГА
Ксения змейкой соскользнула с постели.
— Я пойду? Этра может заметить мое отсутствие...
— Иди, иди, малышка. Не забудь, о чем я тебя попросил.
— Не забуду.
Ксения быстро одела платье, легким движением руки поправила волосы на голове и выскользнула из комнаты.
Тиест был доволен собой — насколько же своевременно он завел интрижку со служанкой Этры! В день приезда Эгея смазливое личико Ксении мелькнуло перед ним и внезапно его осенила мысль о том, что она может быть очень полезна ему. Уложить ее в постель оказалось делом несложным. Как позднее Парис, Тиест был секс-идолом своей эпохи. Светские дамы таяли от одного его взгляда, от одного его имени. Ему не нужно было предпринимать даже малейших усилий, чтобы добиться успеха у женщин. Он был обречен на него, так же как Эгей был обречен на их снисходительно-равнодушное отношение к себе, на измены и бегство своих жен с ничтожными, но удачливыми соперниками. И если светские дамы, царевны и царицы не могли устоять перед соблазном и, потеряв рассудок, бросались в сомнительные и рискованные игры с неотразимым Тиестом, то что можно сказать о простой служанке Этры! Достаточно было одного взгляда принца, чтобы у нее закружилась головка и она пала в его объятья.
К удивлению и неудовольствию Тиеста Ксения оказалась девственницей. Рафинированному принцу это было не нужно. Его возбуждало не обаяние невинности, а изысканное искусство любви, проявить которое служанка Этры, естественно, была не способна, тратить же недели и месяцы на ее обучение желания у него, разумеется, не было. Она лежала неподвижно, распластав руки и ноги, и слабо попискивала от боли. Тиесту потребовалось немало усилий, чтобы преодолеть злополучную преграду, и это не могло вызвать у него ничего, кроме раздражения.
И, все же, Тиест был доволен собой. Где-то подсознательно он постиг, что ухватил конец веревочки, дергая за которую можно привести в движение балаган марионеток. У него уже не было сомнений в том, что все действующие лица новой драмы в семье Пелопидов собрались и заняли свои места. Он пока не мог предугадать окончательного финала драмы, но чутье подсказывало ему, что роковая ситуация созрела, да, да, та самая ситуация, в которой он ощущал себя, как рыба в воде, и которая давала ему шанс, уникальный шанс обыграть богиню судьбы.
В комнату Тиеста извне доносились привычные звуки. Царский дворец жил своей обыденной жизнью. Раздавались суетливые голоса и топот ног пробегавших мимо слуг. Из кухонных помещений распространялись запахи приготовляемой трапезы. В кузнице за стенами дворца под ударами молота гулко гудела наковальня. Все было так же, как всегда, и в то же время не так, как всегда. В атмосфере дворца ощущалась неясная, скрытая, предгрозовая напряженность, а Тиест обладал поистине звериным чутьем на малейшие изменения атмосферы, что было в какой-то степени сродни провидческому дару его брата, но именно в какой-то степени, ибо отличалось от него своим первозданным примитивизмом.
Покидать свое ложе Тиест не торопился. Ксения все-таки изрядно его утомила — ничего не поделаешь, годы дают себя знать. Ясно, однако, было, что заснуть он не сможет, и, наконец, разгоревшееся любопытство, нюх, звериное чутье, о котором мы уже говорили, побудили его подняться с постели.
У дверей мегарона Тиест почти столкнулся с Питфеем, но тот прошел, не заметив его. Вид у него был мрачный, он выглядел осунувшимся — видимо, тоже провел бессонную ночь. Но у Тиеста не возникло к нему ни капли сочувствия. Наоборот, он злорадно подумал: «Ну, каково теперь тебе, мудрейший из мудрейших, великий праведник и любимец богов?! Легко судить других и давать мудрые советы. Попробуй ныне сам спасти себя! Посмотрим, помогут ли тебе твоя мудрость, твоя добродетель и твои боги! Боги! Как ни пытался Пелоп умилостивить их, рухнул его дом. А теперь рушится твой дом, Питфей! В своей гордыне и самонадеянности ты жестоко ошибся. Не добродетель и мудрость правят миром, а рок. И это справедливо, ибо он уравнивает всех. Только не думай, что мойры в соответствии с каким-то высшим замыслом плетут твою судьбу и судьбу мира. Нет, они ничего не плетут! Мойры играют в тувлы! Они бросают фишки и тут уж кому как повезет. Тебе не повезло, Питфей. Твои фишки брошены. Они на столе. Ты проиграл. А у меня есть шанс и какой шанс!»
Тиест прошел в дворцовый садик. Этра и Ксения сидели в беседке и что-то оживленно обсуждали. И хотя он не мог слышать их разговора, его смысл не вызывал никаких сомнений. Царевна восторженно говорила о поэме Ардала и неожиданной встрече с Арисом, а служанка с упоением внимала ей. Тиест удовлетворенно хмыкнул. Большего от Ксении пока и не требовалось. Она должна была только слушать признания царевны и подбрасывать хворост в разгоравшийся огонь. А затем... затем в руках у Тиеста окажется канал, через который он сможет не только знать о каждом шаге влюбленных, но и манипулировать их действиями, постепенно раскручивая интригу, чтобы в нужный момент пойти ва-банк и выиграть.
В дворцовом садике Тиест заметил еще одного персонажа драмы, неожиданно превратившегося из главного героя в статиста и отодвинутого на задворки действия. Речь идет об Эгее. Он сидел на некотором удалении от Этры и Ксении и внимательно наблюдал за ними. Тиест преодолел инстинктивное желание сказать ему какую-нибудь колкость, благоразумно решив, что время для этого еще придет, а сейчас лучше всего держать под контролем ситуацию и не провоцировать участников драмы, даже исполняющих роль статиста, на неадекватные поступки.
— Доброе утро, царь, — почтительно произнес он, подойдя к Эгею.
Тот настороженно взглянул на него, ожидая очередной гадости, и не сразу ответил:
— Доброе утро, принц.
— Хотелось бы, царь, чтобы оно действительно было добрым и, прежде всего, для моего брата, для Антии и для Этры. Признаюсь тебе, те несколько дней, которые я провел в Трезене, внесли в мою душу успокоение и, можно сказать, гармонию.
Лишенный дара речи, Эгей глядел на Тиеста широко раскрытыми глазами.
— Да, да, царь, только тут я, наконец, осознал, чего мне до сих пор не хватало. Не хватало мне семейного тепла и уюта, той прочной гавани, без которой не может быть стабильности в жизни. И вот, что я решил — хочу отправиться в Дельфы и вопросить оракула Аполлона, как умилостивить богов, чтобы они даровали мне такую же прекрасную супругу, как Антия, и ту пристань, где я мог бы бросить свой якорь. Я завидую по-хорошему своему брату и как бы мне хотелось, чтобы мир и благополучие в этом доме сохранялись незыблемо.
— Не знаю, что тебе и ответить, принц. Мои желания полностью совпадают с твоими.
— Вчера у нас был изумительный вечер. Поэма Ардала великолепна. Она очень красива и исполнена глубокого смысла. Реальность и сверхреальность удивительным образом соединились в ней и порой трудно сказать, где действительность, а где прозрение и полет фантазии поэта. И самое поразительное, что герой поэмы сразу же после ее прочтения неожиданно появился среди нас, как бы перейдя из одной реальности в другую. Всю ночь я думал об этом. И вот о чем я хочу спросить тебя — как ты полагаешь, Арис поэмы и Арис, представший перед нами воочию, одно и то же лицо?
