Вадим Попов - Шаман. Охотник за планетами
– С каждым днем он сдает все сильнее. Орден не может быть столь пассивен на пороге тех перемен, которые назрели внутри федерации… да чего там, эти перемены скоро захватят всю Галактику… И орден Креста и Полумесяца будет на острие этих перемен, вне зависимости от того, хочет этого Томео Хига или нет.
Помедлив, он отвел глаза и медленно произнес:
– После нашей сегодняшней беседы с ним я согласен с вами, Сергей: ордену нужен новый гроссмейстер.
– Разумеется.
Голос Вертуна был вкрадчив, а улыбка приветлива. Когда собеседник принимает твою точку зрения, главное – его не спугнуть.
– Не думаю, что Томео Хига еще долго будет пребывать на этом посту.
– Я обещаю вам всестороннюю поддержку… ну, когда…
Юноша замялся.
– И я ценю это предложение, – смиренно и почти нежно проговорил, если не пропел, Вертун. – Вам не стоит так волноваться и переживать. Мы оба делаем нужное дело, служим благу всех истинно верующих и благу Терранской федерации, и перед величием этой цели мелкие детали – ничто.
Бекир Кемаль молча, словно нехотя, кивнул.
– Скажите, Томео Хига велел вам контролировать мои действия, верно? – все так же кротко спросил Вертун.
Кемаль снова кивнул.
Вертун полуприкрыл глаза и поклонился.
– Поверьте мне, как будущий глава ордена вы сильно облегчите себе жизнь, занимаясь политикой и оставив тонкости оперативной работы профессионалам. Я почтеннейше прошу вас не контролировать как мои действия, так и работу, которую предстоит проделать «дабл‑У». Вся эта языческая история с полуземлянином‑полуярранцем подоспела очень вовремя, и я в силах сделать так, что ее дальнейшее развитие будет весьма на руку как ордену и нашей родине, так и лично вам.
Часть втораяТО, ЧЕГО СПОКОЙНЕЕ НЕ ЗНАТЬ
1
– Ну и в чем смысл этого стучания посохом о воздух, об ничто? Извлечение звука из пустоты – это очень эффектно, но в чем смысл?
Нинель рассматривала Яра и в который раз думала, что все‑таки долгое пребывание среди чужих накладывает на человека куда больший отпечаток, чем он сам признает. Вроде обычный человек, но и взгляд чуть другой, и в разговоре то пауза в странном месте возникнет, то странное слово употребит. Да и движется не как человек. Вон, просто встал со стула и потянулся, а в голову лезут всякие набившую оскомину сравнения с хищниками, дремлющими на ветке, того и гляди сыплющуюся из‑под когтей кору увидишь. «Это я накручиваю себя, – решила Нинель, – да, Яр ловкий, да, эрудированный, но все же он наш… Ну почти наш…» Тем временем ее собеседник, наклонив голову, начал отвечать на вопрос:
– Ритуал простукивания – это прямое доказательство существования других сторон мира, скрытых от непосвященных. Это символика, как в любой религии, – с одной стороны. С другой – стук, извлекаемый посохом из каменного дерева, как ты выразилась, о пустоту, – это ежедневное подтверждение ярранским шаманом своих умений. Посох стучит о ветви Мирового древа, которые пронизывают всю Вселенную. Просто кеху может до них дотронуться. Кеху не только извлекает звук, но и подтверждает свой контакт с другими мирами. На Ярре не может быть служителей церкви, почитаемых за свой авторитет. Доказательство умения должно быть ежедневным.
– У вас и церкви‑то как таковой нет.
Нинель нарочно произнесла «у вас», чтобы посмотреть на реакцию Яра. Реакции не было, словно он и не заметил. Или притворился?
– Я бы сказал, Нинель, что существует религия веры и религия опыта. Смотри. Ты читаешь книжку, в которой описываются чудесные события, подтвердить которые некому. Потом ты принимаешь участие в красивом ритуале, не вникая особенно в его суть… Хорошо. Даже если ты понимаешь смысл действий, которые совершает служитель этого культа, чувствуешь ли ты после них какие‑то особенные перемены в твоей жизни? Чем это все отличается от театрального спектакля?
Нинель пожала плечами.
– Твои упреки в адрес христианства очень наивны.
– Это не упреки. И речь не только о христианстве.
Яр встал из‑за круглого стола в центре кают‑компании.
– Это всего лишь мое мнение, которое, в свою очередь, всего лишь ответ на твой вопрос. И если я завтра приду в церковь и расскажу, что со мной разговаривал горящий куст, то довольно быстро окажусь в психушке. Объединенная церковь, при всем моем уважении к чувствам верующих, это все‑таки бюрократическая структура, задействованная в политических играх. Хотя, конечно, это не исключает наличия в ней искренних и самоотверженных людей. И еще. Я очень не люблю навязывания мне чужого мнения. Когда кто‑то приходит и говорит: «Я принес вам высшую истину, забудьте своих богов, они неправы», – это настораживает…
Нинель задумалась. Ведь, собственно, первым разочарованием людей после знакомства с ярранцами стал их отказ принимать земных миссионеров. А Берк от миссионеров отказываться не стал. И затем некоторые беркцы приняли христианство и ислам. И земное вероисповедание впоследствии совершенно не помешало им убивать землян. Нинель укусила себя за губу. Только война показала, кто враг, а кто настоящий друг. Декларирование принадлежности к той или иной вере в данном случае не сработало.
– Я не богослов, я солдат, – медленно проговорила она. – И все же я должна сказать тебе, что когда перед боем… ну тогда, когда мы с берками дрались… так вот, наш капеллан подходил к каждому и разговаривал по душам… знаешь, в те дни я впервые поняла, что такое настоящая вера.
– Понимаю. Многое зависит от носителя веры. Думаю, у вас был очень хороший капеллан.
– Да, славный дядька.
Нинель опустила взгляд в пустую кофейную кружку. Яр сказал:
– Любая религия на бытовом уровне реализуется как? Пусть придет священник или шаман и что‑нибудь такое сделает, чтобы дети не болели… чтобы солдата смерть миновала.
Щелкнула вжавшаяся в притолоку дверь, и в кают‑компанию вошел Аккер.
– Философские споры еще не надоели?
Нинель махнула рукой.
– Что говорят орбитальщики? Мы долго еще будем торчать здесь?
На Метрополисе, как на любой крупной планете, прибывавшие торговые корабли ждали своей очереди на разгрузку. На столичной орбите можно было проболтаться несколько часов, ожидая возможности спустить экипаж на поверхность. Посадка на планету для мелких торговых судов была делом дорогостоящим и ненужным.
– Ты прям как Ежи, он диспетчеру уже минут пятнадцать рецепты улучшения его работы начинает выдавать. Как будто от этого за нами быстрее челнок прилетит…
Аккер равнодушно зевнул.
2
Орбитальный лайнер, который Аккер обозвал челноком, собрал пассажиров на орбите Метрополиса и теперь неспешно заходил на посадку в пригороде Нант‑Петербурга. Сеть мелких космодромов вокруг планетарной столицы, принимавшей многочисленных гостей планеты, позволяла избегать транспортных перегрузок и не нарушать общей атмосферы покоя рукотворного мира, греющегося в теплых лучах небольшого, но горячего солнца. Этой планете, заслуженно считавшейся триумфом довоенной научной мысли, расположенной на орбите звезды, сравнительно недалеко от Земли, изначально предназначалась роль огромного жилого комплекса, призванного разгрузить перенаселенную Землю от тех, кто, с одной стороны, имел желание и средства, чтобы сменить место жительства, а с другой – не горел желанием осваивать дальний космос. Недавняя катастрофа, в результате которой колыбель человечества перестала существовать, изменила все, и теперь Метрополис приспосабливался к роли столицы. Внешне это была все та же зеленая приветливая планета, но посреди парков все чаще росли ввысь наросты высоток и иглы орбитальных лифтов, а пространство вокруг планеты кишело тысячами кораблей, заставляя их передвигаться на низких скоростях, строго соблюдая все указания диспетчерской службы.
– Ты куда сейчас?
Аккер взглянул в задумчивое лицо откинувшегося на спинку кресла Яра Гриднева и неожиданно для себя подумал, что еще немного, и его от этого парня начнет бросать в дрожь.
«Нехорошие предчувствия, – вдруг подумал он. – Я теперь понимаю старика Ежи, этот мальчик словно из могилы вылез…»
Аккер посмотрел на задремавшую в соседнем кресле Нинель, потом на закрывшего глаза Ежи. На глаза капитана были опущены круглые шторки опоясывавшего голову видеообруча, и, судя по беззвучно шевелившимся губам, капитан Ежи Чанг снова пребывал в мире песен «Валькирий Вавилона». Первый пилот вновь перевел взгляд на Яра. «…Словно из могилы вылез… не утянул бы нас теперь с собой… обратно…» Аккер вздрогнул. Оправдывавшиеся предчувствия и гениальные проблески интуиции были знакомы всякому пилоту, но за собой Аккер ничего такого не замечал… до сегодняшнего дня. Он вздрогнул. Яр Гриднев смотрел на него и улыбался. В салоне было тихо, пассажиры дремали, только в одном углу шушукалась стайка девочек‑подростков, а в другом негромко переговаривалась сидящая в обнимку влюбленная пара.
