Артем Веселый - Гуляй Волга
Казачья старшина валила к гулебщикам.
– Так и так, товариство...
– Сибирь...
– Золотое дно...
Казаки говорили разно:
– Что Сибирь! Нам и тут не дует. [90/91]
– Сидеть вот надоело – это верно.
– Жить весело, да бить некого! Хо-хо...
– Плывем!
– Время зовет. Плывем!
– Куда там!.. В пень головой.
– Погонимся за крохой – без ломтя останемся.
– А тут чего высидим?
– Удалому горох хлебать, а лежню и пустых щей не видать.
– Богачество...
– Что казаку до богачества? И богатый и бедный лягут в могилу. Нам бы веселой жизни.
– Погулять охота.
– Правда твоя, Микишка.
– Плыть!..
– Плыть!
– Верстай, атаман, людей по сотням!
– Зима на дворе.
Ярмак:
– Любо мне слышать храбрые речи. Мыслю: поплывем, когда время приспеет, а пока пошлем в Сибирь своих доглядчиков, чтоб не было нам промаху.
– Слать.
– Кого?
– Думайте.
Намеченных людей разбирали по всем статьям и наконец, сложившись разумом, выбрали четверых: Фоку Волкореза – казак рассудительный и бывалый; Зарубу – удал и вынослив: сотник Черкиз между дела вспомнил, как однажды на охоте Заруба целую ночь проспал на снегу и в кулак ни разу не дунул; избрали зудливого на язык Куземку Злычого, чтоб веселее было в дороге; за толмача шел полубраток, новокрещеный татарин Мулгай.
Ярмак зазвал подсыльщиков в атаманскую избу и обо всем
подробно растолковал:
– Перелезете Каменный Пояс, и будет вам татарская орда. Разузнайте, много ль рек и какие под Уральским Камнем верховьем вяжутся? Приметьте воды копаные и родниковые. Где через реки перевозы и перелазы есть, коими нам до татар добраться бы? Какие на реках завороты и много ль урочищ? Сколько верст каждой реке протоку? Под какое царство какая река подтекла и к которому народу которая земля подошла? Велика ль держава Кучума, и много ли у него войска, и где раскинуты главные кочевья? Высмотрите, какие племена и народы вокруг Кучумовых владений бытуют: сильны и храбры ль, каким оружием владеют, отчего имеют пропитание и каким богам молятся?.. Выведайте и обо всем прочем, что к продолжению нашего пути способствовать будет.
Посылы переглянулись. [91/92]
– Послужим.
– Ты, Фока, пойдешь за хозяина – борода хороша, а вы, все другие, – его работники.
– Добро, атаман! Все разведаем допряма.
– Ну, а попадетесь – будьте удалыми и в беде, лишнего не болтайте и славу казачью не роните.
– Бог нам защита да смекалка казацкая.
Разузнайщики нарядились торговцами и с караваном мелочного товара отправились в невиданную и неслыханную Сибирь.
В то же время зауральский князек Ярлаш, набрав татар, вотяков и вогул, внезапно набежал на пермские места, к Чердыне и к острожкам приступал; чего успел – сжег, крещеных, кои под руку подвернулись, перебил, а иных в полон угнал. Казаки тот набег проморгали и за дальностью да бездорожьем не поспели к бою, чтоб помочь. Строгановы к тому казаков и не понуждали, – пускай-де воевода чердынский своей силой отбивается: сводили купцы с воеводою старые счеты.
23
Мартьян зашел к Ярмаку проститься.
– Ухожу, Ермолаюшко.
– Куда поднялся?
– В орду.
– Што так?
– Чую тягость старости своей и в силах умаленье. Хочу напоследок послужить богу и тем вымолить себе грехов прощение.
Прослышав о том, в атаманскую избу налезли казаки. Мартьян обратился к ним:
– Ухожу, братцы, прощайте! Устал я злодействовать, душа заколела от холода.
Карп Большой да Карп Меньшой сказали:
– Живем не по-христиански, а по своей воле. У нас в землянках помолено, а за некрещеными, кои ходят к нам, как хвост тянется всякая нечисть. Напустим анчуток, они нас ночью и душат.
Мартьян с грустью посмотрел на них.
– Купцы и холопы, цари и князья – все от корня Адамова. Русский и черкашенин, ордынец и лях – люди рода и племени Адамова. Мы же, отступя от заповедей и поддавшись бесовским прелестям, пустились в злодейства многие.
– Звери и те поедают друг друга, а чего бы им делить? Не одной ли они веры? – спросил Гуртовый.
– Зверь – тварь бессловесная, человек же создан по образу и подобию божию... Пойду. Буду учить ордынцев добро [92/93] понимать. – Он пал казакам в ноги. – Простите, братья, суди вас бог!
Ярмак поднял его и сказал:
– Твоя воля, батюшка Мартьян Данилыч, держать не смею. Иди, сей слово Христово да молись за нас, грешных.
И побрел Мартьян по лесам и болотам, услаждая одиночество пением псалмов.
Зыряне и остяки поклонялись огню, воде и болванам; язык их был темен и убог, но Мартьян скоро осмыслил его.
Шел путем-дорогою, шел лесами, горами, помогал жителям рубить дрова, тянуть невод, учил печь хлебы, проповедовал слово божье, ставил кресты и часовни да вырезывал из дерева иконы столь искусно, что дикарям они нравились больше, чем свои идолы.
Народы, подстрекаемые кудесниками, накидывались на проповедника с криками и угрозами, но он ласковым словом чудесно гасил их гнев да тем смирением своим побеждал мечтательную вражью силу и покорял самые упорные сердца.
Жители одного селения по уходе Мартьяна скоро забыли русского бога и снова сделали себе болвана. Когда Мартьян возвращался обратно рекою, они, смеясь, бежали по берегу и ему в досаду разрывали и поедали белок. С реки Мартьян благословлял их, говоря без ропота: «Не ведаете, чада, что творите», – да той кротостью многих опять обратил на путь истинной веры. В другом селении заспорил с Мартьяном кудесник Пама.
– Как верить тебе, с русской стороны пришедшему?– спросил Пама. – Вы искони угнетаете наши народы тяжкой данью и насильями. От вас ли ждать нам истины и добра? Служим своим богам, изведанным долговременными благодеяниями. Променяем ли их на одного неведомого бога?
– Христианский бог сильнее всех ваших богов.
– Как тому верить?
– Испытаем силу богов огнем и водою.
В кипящий котел был насыпан песок. Мартьян, по преданью старины глубокой, выхватил из котла горсть песку и сказал:
– Меня бог укрепил твердостью. Теперь пусть и тебе твои боги помогут достать из котла хотя бы одну щепоть песку.
Посрамленный Пама ушел кормиться за Камень, к березовским остякам.
Работал Мартьян и на Вишере-реке, на каменном заделье, где сбродники тесали камни на мельничные жернова. Его приняли за колдуна, стали над ним смеяться, дергать за волосы, плевать в чашку с тюрей. Мартьян, по сказанию церковного мракописца, скатил жернов в реку, сел на него и поплыл. С берега, уверовав в его святость, кричали: «Воротись!» – а он ответил: «Оставайтесь с богом». Каменщики стали поклоняться ручью, из которого старик пил воду.
Край разорялся и с русской и с сибирской стороны. Всюду [93/94] шныряли строгановские и иных купцов прикащики, торговцы с Вологды и Устюга. Где лаской, а где хитростью выманивали у жителей пушнину, самоцветные камни, мороженую рыбу и птицу. Воинственные вогулы опустошали улусы соседей. И в ту злую годину они большой силой нагрянули в зырянскую землю. Навстречу, в долбленой лодчонке, выплыл Мартьян, одетый в ризу. Диким вогулам лицо его показалось грозным, а сам он представился облаченным в пламя и мечущим огненные стрелы, – бежали вогулы и с той поры боялись русского старика, как могущественного волхва.
В голодный год ездил Мартьян в Устюг и пригнал оттуда хлебный обоз, да вскоре вступил в спор с лихоимщиком, воеводой пермским Василием Перепелицыным: за правду свою был бит на воеводском дворе палками и, похворав мало, получил блаженную кончину.
По следам Мартьяна пришли стрельцы, налетели шайки соловецких, макарьевских и иных монахов. Городили острожки, ставили монастыри, забирая лучшие пашни и луга, рыбные ловы и звериные гоны.
Казаки ждали – затоскует Мартьян и вернется, а потом, прослыша о его смерти, выбрали себе нового попа – Семена Чернышева. Ленивый на работу Семен был рад тому несказанно. Хотя круг церковный он править и не мог, да и молитвы целиком ни одной не знал, зато и тех немногих божественных слов, кои удержала его память, действие было столь велико, что дружина была в надежде. Ерошка Дунь говаривал про своего попа: «Он у нас в божественном не силен, зато такой заговор знает – враз любую болезнь сшибет».
