Олег Сенцов - Купите книгу, она смешная
— Эй, дамочка! Вы можете сколько угодно выписывать ваши авансы, но сегодня утром вы достаточно ясно себя показали, и поэтому попрошу не пудрить голову моему приятелю, а вашу маску милой дурочки можете спрятать до…
— Джимми, почему Билли такой злой на меня сегодня? — Елен надула губки, подсела ближе к Джиму, взяла его под руку, и я понял, что противник уже в окопах, а я иду по заминированному и пристрелянному пути. – Вчера он был совсем не такой! Трогал меня за коленки и весь вечер прижимался, – и Елен сделала такое невинное лицо, так что по сравнению с ней Артемиду можно было считать просто уличной девкой.
Джимми вопросительно посмотрел на подошедшего Билла, то есть меня. И подошедший Билл, то есть я, окончательно поняли, что Билл и я остались на этой планете совершенно одни. И пить им теперь вдвоем одним в одном человеке до скончания их безрадостных дней. Я уже явственно видел эту картинку: лунная африканская ночь над нашим лагерем, Джимми не смело и не умело, как все истинные девственники пристает к Елен, та как все настоящие погремушки петляет кругами по подстилке не хуже любой принцессы, а я на другом конце полянки сижу попеременно на разных концах одного ящика и разрываю себе мозг беседами самим с собой.
— Это правда? – спросил Джим, и я перенесся из ночи и маразма в день и похмелье.
— Конечно! Правда, не очень удачно выходило, потому, что она весь вечер пялилась только на тебя и меня это ужасно бесило, — я понял что сказал, не совсем то, что собирался ответить, ну да ладно.
— Это правда? – теперь Джим интересовался у Елен.
— Севершеннейшая, — она в ответ так блеснула изо рта чем-то белым, оттененным чем-то красным, что у меня начал сводить снизу живот.
— Но ты все равно уедешь с Джеббсом, когда он вернется? – вопрос был поистине на миллион долларов!
— Конечно же, что мне здесь ловить? Или ты предлагаешь, дать этой рыжей суке присосаться к такой бездонной бочке с деньгами одной?
— Ок. То есть у нас с тобой есть примерно три недели? – Джимми на глазах становился миллионером за его вопросы.
— Ну, наверное, — не совсем уверенно ответила Елен и совсем другими глазами посмотрела на Джима.
И я понял, что все в порядке и в нашей сегодняшней троице, самым умным по-прежнему остается Джимми.
Если у читателей, этой (с трудом поворачивается язык) книги, возникло ощущение, что Джим Гаррисон святой и никчема, то это не совсем верное впечатление. Просто ему были важны совсем другие вещи, нежели остальному человечеству. Какие? Этого я и сам разобрать толком не мог – кто их там святых разберет.
Глава седьмая
Дни зашлепали незаметно. Мы жили втроем, точнее они вдвоем и я. Все быстро к этому привыкли, как будто такая кривая система мира существовала с начала веков. Джим со своей Еленой Прекрасной мурлыкали целыми днями, я немного занимался по хозяйству, Елен иногда по кухне, Джим в это время думал – короче, идеальная семья, прямо вырезай и клей в альбомчик, или снимай в рекламе зубной пасты для шведского ТВ. Правда общество женщины пошло нам на пользу: у нас появилась хоть какая-то одежда, мы стали чаще бриться, кое-кто снова начал чистить зубы.
В голове своей я довольно быстро, хотя и не безболезненно свыкся с мыслью о похеренном желании и большую часть времени проводил в размышлениях о том, куда применить в местных условиях, то, что выросло в нашем огороде, периодически возвращаясь к тому вечеру и тому парню в балахоне. В первый день чуда – будем называть вещи своими именами – о нем даже никто особо и не вспомнил, все были заняты своей головной болью и дележом подарков. Зато в остальные дни, когда пыль немного улеглась, а трава немного подросла, мысли о ночном визитере меня уже не отпускали. Кто он был? Откуда? Оттуда? Как ему это удалось? Я вновь и вновь прокручивал тот разговор, но ответить на свои вопросы не мог. Однажды я попробовал заговорить об этом с Джимом, но тот неопределенно пожал плечами в своей излюбленной манере и сказал, что не знает. Но по его лицу, я понял, что Джим тоже думает про него, но даже если его голова, состоящая сплошь из маленьких книжных полочек, не может ответить на этот вопрос, то мне лучше вообще позабыть думать о незнакомце. С Елен говорить о человеке в балахоне было вообще бесполезно. В лучшем случае она бы фыркнула и посоветовала думать о том, что есть, а не о том, о чем ни имеешь, ни малейшего понятия. Например, о моей карьере земледельца с криминальным уклоном. Я всегда поражался этому весьма полезному умению женщин отсекать от себя целые области возможных познаний, в которых они не нуждались в своей повседневной жизни и сосредотачиваться на проблемах сегодняшних и ближайших перспективах, обычно обозначавшихся в календаре конкретным словом завтра. Елен вообще заняла крайне мудрую позицию – старалась побольше молчать с Джимом, это ему безумно нравилось, а все темы разговоров сводить к ней самой, к ее чувствам и переживаниям, ну или к их совместным чувствам и переживаниям. О, тут можно было мусолить до бесконечности, поэтому я понимаю, почему на все остальные области познаний у женщин обычно не остается времени!
Единственная размолвка между ними произошла где-то между вторым и третьим днем. Я не слышал слов, подслушивать нехорошо, да и туговат я на правое ухо, и судил по позам разыгравшейся пантомимы. Елен очень элегантно и ненавязчиво, предложила Джиму по-тихому меня прирезать и начать переправлять алмазы самостоятельно в надежное место. Джимми также красиво сделал вид, что не понял, о чем она говорит. Елен повторила, на что Джим ответил, что шутка повторена дважды перестает быть смешной, и белокурая электродрель ненадолго отступила. Как я узнал уже потом, Елен еще дважды делала подходы к этой штанге, но одолеть ее ей уже не удалось.
Однажды, в одно прекрасное утро, примерно в середине второй недели нашей счастливой семейной жизни, во время очередной тихой задумчивости, Джим Гаррисон выдал фразу, с которой можно было начинать новый отсчет времен, новой эры: «Это все было не зря!» Я, слегка задремавший, очнулся, кивнул, икнул и зевнул. Елен, отвлекшись от напильника нулевого размера и маникюра, прощебетала: «Что ты сказал, милый?» Милый! Милый. Меня уже начало слегка раздражать это слово. Через недельку другую, мы услышим это слово из этого очаровательного ротика в последний раз в комбинациях со словами: «открытка», «Мальдивы», «напишу», «не забывай», ну и, конечно же, прощальный чмок и слезинка в глазу, сползающая затем трагично по щеке — как же без нее!
— Не зря он приходил и не зря все исполнил. Все не зря, — у Джима начали заканчиваться слова, поэтому некоторые из них он уже начал повторять по три раза.
И все-таки моя догадка оказалась верна, о том, что Джимми, все это время постоянно думал о незнакомце, а не страдал своим обычным одним из пустых развлечений, в виде вычисления в уме массы, скорости и угла вхождения в атмосферу Земли астероида, такого, чтобы люди уже точно не выжили, и у крокодилов снова появилась возможность бегать друг за дружкой на двух ногах, постепенно заселяя всю планету. Хотя для этого вывода о не случайности визита незнакомца Джиму понадобилось почти десять дней, а Джеббс выдал то же самое практически сразу. Но я не стал сомневаться в соотношении умственных способностей их обоих, потому что хоть что-то в этом шатком мире должно оставаться стабильным.
— Я должен что-то сделать, что-то важное, — продолжал выдавать Джим.
Ну, это было ни для кого не секрет – я всегда знал, что как только ему надоест шляться по городским помойкам и он решит вернуться домой, то он с легкостью сможет выбрать любую карьеру, которая рано или поздно приведет его сначала к губернаторскому, ну или к сенаторскому, а затем уже к президентскому престолу. Моя вселенская миссия в это деле состояла в том, чтобы не потеряться самому и не потерять Джима по дороге. И хотя пустой деревянный ящик из-под тушенки, на котором в данную минуту сидел Джим и кресло Президента Соединенных Штатов, стояли друг от друга на некотором расстоянии, я точно знал, что в один прекрасных солнечный день, оно сократится до одного шага и этот шаг будет сделать. В крайнем случае, я его слегка подтолкну, и первый скажу: «Осторожнее, господин президент!»
Еще через час размышлений и томительных ожиданий, Джим встал и выдал следующую заповедь: «Я начну отсюда…» Я встал следом за ним. Елен отдыхала после готовки яичницы и пропустила начало этой значительной главы в истории человечества, поддержав наши начинания лишь легким, но уверенным посапыванием. Но я явственно ощутил, что первый шаг был сделан! А как говорят у нас в Канзасе – длинный путь начинается с маленького шага к железнодорожной станции, и лишь бы хватило денег на билет! Следующие шаги были сделаны Джимом вдоль нашей полянки сначала на север, потом на юг, потом снова на север. После того как поляна была несколько раз измерена в поперечнике, начались измерения ее периметра – три раза по часовой стрелке и один раз против. Несколько раз Джим останавливался и менял направление. Первое время я бегал рядом с ним в надежде нахлебаться новых откровений, но поняв, что маневры Джима носят абсолютно хаотичный порядок и не имеют прямого отношения к дороге в Белый Дом, я вернулся на свою исходную позицию и начал ждать, пока мой названый братец выдохнется. Сил, однако, ему хватило почти до вечера, затем он сел, отказался от ужина и сказал, что будет думать. Блин, а на что были потрачены предыдущие восемь часов его метаний и моих за ним наблюдений? Я реально чувствовал себя зрителем на теннисном матче на котором мячик не разу не вылетел в аут. Но Джим был непроницаем, повторив, что ему надо очень серьезно подумать. А до этого он что ли, анекдоты в журнал для кролиководов сочинял? Елен, увидев, что это все всерьез и надолго, ретировалась, сказав, что сегодня она ночует у мамы, тьфу, то есть дома, тьфу еще раз, то есть в миссии и вообще: «До завтра, мальчики!» Я всегда поражался умению женщин ничего не понимать в серьезных вещах, но быть очень чувствительными к ситуациям, как гупии перед землетрясением, и всегда выбирать нужную модель поведения, а иногда просто отмораживаться, ну или плакать.
