Толстой Л.Н. - Полное собрание сочинений. Том 21
Медвѣдь и говоритъ: иди же домой, но помни: тотъ, кто тебя дома первый встрѣтитъ, того ты мнѣ отдай. Купецъ обѣщался и медвѣдь отпустилъ его. Купецъ поѣхалъ дальше и пріѣхалъ домой.
Только въѣхалъ во дворъ, бѣжитъ на встрѣчу его любимая — меньшая дочь. Купецъ вспомнилъ, что онъ обѣщался медвѣдю, того, кто его первый встрѣтитъ и такъ и обмеръ.
Разсказалъ купецъ все, что съ нимъ было и что надо меньшую дочь медвѣдю отдать. Стали всѣ плакать. А мать говоритъ: «не плачьте, я знаю что сдѣлать. Когда медвѣдь придетъ за нашей дочкой, мы нарядимъ пастухову дочь и отдадимъ ее вмѣсто своей.»
Разъ сидятъ всѣ дома и видятъ, что ѣдетъ на дворъ карета. Стали смотрѣть. Видятъ: изъ кареты вышелъ медвѣдь. Вошелъ медвѣдь къ купцу и говоритъ: давай дочь. Купецъ не знаетъ, что сказать. А мать догадалась снарядила пастухову дочь и привела медвѣдю. Медвѣдь посадилъ её въ карету и поѣхалъ. Только отъѣхали, медвѣдь зарычалъ и хотѣлъ съѣсть пастухову дочь. Тогда она призналась, что она пастухова, а не купцова дочь.
Медвѣдь вернулся къ купцу и говорить: ты меня обманулъ, давай настоящую дочь. Поплакали, одѣли дочь, простились съ нею и отдали медвѣдю. Медвѣдь посадилъ её въ карету и поѣхалъ. 'Ѣхали они, ѣхали; пріѣхали въ большой лѣсъ и остановились. Медвѣдь вылѣзъ изъ кареты и сказалъ: вотъ нашъ домъ, иди за мной. Медвѣдь влѣзъ въ яму, дѣвочка вошла за нимъ. Потомъ отворилъ медвѣдь большую дверь и ввелъ дѣвочку въ темный подвалъ и говоритъ: иди за мной. Дѣвочка дрожала отъ страха и думала, что ея конецъ пришёлъ; а все таки шла за медвѣдемъ. Вдругъ затрещало что то, какъ громъ, стало свѣтло и дѣвочка видитъ, что она не въ подвалѣ, а въ богатомъ дворцѣ: свѣтло. музыка играетъ и нарядные люди ее встрѣчаютъ и ей кланяются, а рядомъ съ ней молодой князь. Князь подошелъ къ ней и сказалъ: «я не медвѣдь, а князь, и хочу на тебѣ жениться.»
Тогда послали за отцемъ и матерью, позвали гостей и съиграли сватьбу. Жили они счастливо и всегда берегли орѣховую вѣтку.
Птичка. (Быль.)
Былъ Сережа имянинникъ и много ему разныхъ подарили подарковъ; и волчки и кони и картинки. Но дороже всѣхъ подарковъ , подарилъ дядя Сережѣ сѣтку, чтобъ птицъ ловить. Сѣтка сдѣлана такъ, что на рамкѣ придѣлана дощечка и сѣтка откинута. Насыпать сѣмя на дощечку и выставить на дворъ. Прилетитъ птичка, сядетъ на дощечку, дощечка подвернется и сѣтка сама захлопнется. Обрадовался Сережа, прибѣжалъ къ матери показать сѣтку. Мать говорить: не хороша игрушка. На что тебѣ птички? зачѣмъ ты ихъ мучить будешь! — Я ихъ въ клѣтки посажу. Они будутъ пѣть, и я ихъ буду кормить. — Досталъ Сережа сѣмя, насыпалъ на дощечку и выставилъ сѣтку въ садъ. И все стоялъ, ждаль, что птички прилетятъ. Но птицы его боялись и не летѣли на сѣтку. Пошелъ Сережа обѣдать и сѣтку оставилъ. Поглядѣлъ послѣ обѣда, сѣтка захлопнулась и подъ сѣткой бьется птичка. Сережа обрадовался, поймалъ птичку и понесъ домой. Мама! посмотрите я птичку поймалъ, это вѣрно соловей! и какъ у него сердце бьется. Мать сказала: это чижъ. Смотри — же не мучай его, а лучше пусти. Нѣтъ я его кормить и поить буду. Посадилъ Сережа чижа въ клѣтку и два дня сыпалъ ему сѣмя и ставилъ воду и чистилъ клѣтку. На третій день онъ забылъ про чижа и не перемѣнилъ ему воду. Мать ему и говоритъ: вотъ видишь, ты забылъ про свою птичку, лучше пусти ее. Нѣтъ, я не забуду, я сейчасъ поставлю воды и вычищу клѣтку. Засунулъ Сережа руку въ клѣтку сталъ чистить, а чижикъ испугался, бьется объ клѣтку. Сережа вычистилъ клѣтку и пошелъ за водой. Мать увидала, что онъ забылъ закрыть клѣтку и кричитъ ему: Сережа закрой клѣтку, а то вылетитъ и убьется твоя птичка! Не успѣла она сказать, чижикъ нашелъ дверку, обрадовался, распустилъ крылушки и полетѣлъ черезъ горницу къ окошку. Да не видалъ стекла, ударился о стекло и упалъ на подоконникъ.
Прибѣжалъ Сережа, взялъ птичку, понесъ ее въ клѣтку. Чижикъ былъ еще живъ; но лежалъ на груди распустивши крылушки и тяжело дышалъ, Сережа смотрѣлъ, смотрѣлъ и началъ плакать. — Мама! что мнѣ теперь дѣлать?
Теперь ничего не сдѣлаешь. Сережа цѣлый день не отходилъ отъ клѣтки и все смотрѣлъ на чижика, а чижикъ все такъже лежалъ на грудкѣ и тяжело и скоро дышалъ. Когда Сережа пошелъ спать, чижикъ еще былъ живъ. Сережа долго не могъ заснуть, всякій разъ. какъ закрывалъ глаза, ему представлялся чижикъ, какъ онъ лежитъ и дышетъ. Утромъ, когда Сережа подошелъ къ клѣткѣ, онъ увидѣлъ, что чижъ уже лежитъ на спинкѣ, поджалъ лапки и закостенѣлъ. Съ тѣхъ поръ Сережа никогда не ловилъ птицъ.
Три медвѣдя. (Сказка.)
Одна дѣвочка ушла изъ дома въ лѣсъ. Въ лѣсу она заблудилась и стала искать дорогу домой, да не нашла, а пришла въ лѣсу къ домику.
Дверь была отворена: она посмотрѣла въ дверь, видитъ въ домикѣ никого нѣтъ и вошла. Въ домикѣ этомъ жили три медвѣдя. Одинъ медвѣдь былъ отецъ. звали его Михаилъ Иванычъ. Онъ былъ большой и лохматый. Другой была медвѣдица. Она была поменьше и звали ее Настасья Петровна. Третій былъ маленькій медвѣженокъ и звали его Мишутка. Медвѣдей небыло дома, они ушли гулять по лѣсу.
Въ домикѣ было двѣ комнаты: одна столовая, другая спальня. Дѣвочка вошла въ столовую и увидѣла на столѣ три чашки съ похлёбкой. Первая чашка, очень большая, была Михайлы Ивановичева. Вторая чашка, поменьше, была Настасьи Петровнина; третья синенькая чашечка была Мишуткина. Подлѣ каждой чашки лежала ложка: большая, средняя и маленькая.
Дѣвочка взяла самую большую ложку и похлебала изъ самой большой чашки; потомъ взяла среднюю ложку и похлебала изъ средней чашки, потомъ взяла маленькую ложечку и похлебала изъ синенькой чашечки; и Мишуткина похлёбка ей показалась лучше всѣхъ.
Дѣвочка захотѣла сѣсть и видитъ у стола три стула: одинъ большой, Михайлы Иваныча, другой поменьше. Настасьи Петровнинъ и третій маленькій, съ синенькой подушечкой — Мишуткинъ. Она полѣзла на большой стулъ и упала; потомъ сѣла на средній стулъ, на немъ было неловко, потомъ сѣла на маленькій стульчикъ и засмѣялась, такъ было хорошо. Она взяла синенькую чашечку на колѣна и стала ѣсть. Поѣла всю похлёбку и стала качаться на стулѣ.
Стульчикъ проломился и она упала на полъ. Она встала, подняла стульчикъ и пошла въ другую горницу. Тамъ стояли три кровати: Одна большая Михайлы Иванычева, другая средняя — Настасьи Петровнина, третья маленькая — Мишенькина. Дѣвочка легла въ большую, ей было слишкомъ просторно; легла въ среднюю — было слишкомъ высоко; легла въ маленькую — кроватка пришлась ей какъ разъ въ пору, и она заснула.
A медвѣди пришли домой голодные и захотѣли обѣдать Большой медвѣдь взялъ свою чашку, взглянулъ и заревѣлъ страшнымъ голосомъ:
Кто хлебалъ въ моей чашкѣ!
Настасья Петровна посмотрѣла свою чашку и зарычала, не такъ громко:
Кто хлебалъ въ моей чашкѣ!
А Мишутка увидалъ свою пустую чашечку и запищалъ тонкимъ голосомъ:
Кто хлебалъ въ коей чашкѣ я все выхлебалъ!
Михайло Иванычъ взглянулъ на свой стулъ и зарычалъ страшнымъ голосомъ:
Кто сидѣлъ на моемъ стулѣ и сдвинулъ его съ мѣста!
Настасья Петровна взглянула на свой стулъ и зарычала не такъ громко:
Кто сидѣлъ на моемъ стулѣ и сдвинулъ его съ мѣста!
Мишутка взглянулъ на свой сломанный стульчикъ и пропищалъ:
Кто сидѣлъ на моемъ стулѣ и сломалъ его!
Медвѣди пришли въ другую горницу.
Кто ложился въ мою постель и смялъ ее!
Зеревѣлъ Михайло Иванычъ страшнымъ голосомъ.
Кто ложился въ мою постель и смялъ ее,
зарычала Настасья Петровна не такъ громко.
А Мишенька подставилъ скамеечку, полѣзъ въ свою кроватку и запищалъ тонкимъ голосомъ:
Кто ложился въ мою постель!
И вдругъ онъ увидалъ дѣвочку и завизжалъ такъ какъ будто его рѣжутъ:
Вотъ она? Держи, держи! Вотъ она. Вотъ она! Ай яяй! Держи!
Онъ хотѣлъ ее укусить. Дѣвочка открыла глаза, увидѣла медвѣдей и бросилась къ окну. Окно было открыто, она выскочила въ окно и убѣжала. И медвѣди не догнали её.
Какъ дядя Семенъ разсказывалъ про то, что съ нимъ въ лѣсу было. (Разсказъ.)
Поѣхалъ я разъ зимою въ лѣсъ за деревами, срубилъ три дерева, обрубилъ сучья, обтесалъ. смотрю ужъ поздно, надо домой ѣхать. А погода была дурная: снѣгъ шелъ и мело. Думаю, ночь захватитъ и дороги не найдешь. Погналъ я лошадь; ѣду, ѣду — все выѣзду нѣтъ. Все лѣсъ. Думаю, шуба на мнѣ плохая. замерзнешь. Ѣздилъ, ѣздилъ, нѣтъ дороги и темно. Хотѣлъ ужъ сани отпрягать, да подъ сани ложиться, слышу недалеко бубенцы погромыхиваютъ. Поѣхалъ я на бубенчики, вижу тройка коней соврасыхъ, гривы заплетены лентами, бубенцы свѣтятся и сидятъ двое молодцовъ.
Здорово братцы! — Здорово мужикъ! — Гдѣ братцы дорога? — Да вотъ мы на самой дорогѣ. Выѣхалъ я къ нимъ, смотрю, что за чудо — дорога гладкая и не заметеная. — Ступай, говорятъ, за нами и погнали коней. Моя кобылка плохая не поспѣваетъ. Сталъ я кричать: подождите братцы! Остановились, смѣются. — Садись, говорятъ, съ нами. Твоей лошади порожнемъ легче будетъ. Спасибо, говорю. Перелѣзъ я къ нимъ въ сани. Сани хорошія, ковровыя. Только сѣлъ я, какъ свиснуть: ну вы любезные! Завились соврасые кони такъ, что снѣгъ столбомъ. Смотрю, что за чудо. Свѣтлѣй стало и дорога гладкая какъ ледъ и палимъ мы такъ, что духъ захватываетъ, только по лицу вѣтками стегаетъ. Ужъ мнѣ жутко стало. Смотрю впередъ: гора крутая, прекрутая и подъ горой пропасть. Соврасые прямо въ пропасть летятъ. Испугался я, кричу: батюшки! легче, убьете! Куда тутъ, только смѣются, свищутъ. Вижу я пропадать. Надъ самой пропастью сани. Гляжу, у меня надъ головой сукъ. Ну думаю: пропадайте одни. Приподнялся, схватился за сукъ и повисъ. Только повисъ и кричу: держи! А самъ слышу тоже, кричатъ бабы: дядя Семенъ! чего ты? Бабы, а бабы! дуйте огонь. Съ дядей Семеномъ что-то недоброе — кричитъ. Вздули огонь. Отчнулся я. А я въ избѣ, за палати ухватился руками, вишу и кричу не путевымъ голосомъ. А это я — все во снѣ видѣлъ.
