Санин Евгений - Мы - до нас
- Эх, припоздали! – сокрушались они.
- Надо было раньше приехать…
- Да, опередили нас смоляне!
- Ну да ничего, говорят, Мстислав долго у них не задержится. Успеем еще сделать его своим князем!
Наконец, два гридника вывели из терема князя Илью. Он шел спокойно, будто предстоящая пытка касалась кого угодно, только не его и, словно даже не замечал костра, возле которого суетились подбрасывающие все новые дрова холопы и держал огромными клещами в самом огне большой кусок железа кузнец…
Последней из терема вышла Горислава. Ее поддерживали под руки две девушки.
Князь Илья, словно не слыша шепота угроз и проклятий, несущихся со всех сторон, прошел к костру и, встав перед ним, поднял голову и стал глядеть высоко, в самое небо.
Князь Мстислав оглядел его и озадаченно сказал воеводе:
- Несподручно ему будет в оковах железо из огня доставать!
Воевода согласно кивнул и крикнул:
- Расковать!
Кузнец, оставив прямо в костре клещи, взял молот и умело сбил с запястий изгоя оковы. Затем посмотрел на ножные оковы и, почесав в затылке, вопросительно взглянул на Мстислава.
- Эти оставь! – уже сам, коротко приказал тот.
Тем временем, к смоленскому тиуну, выполнявшему одновременно роль судьи и палача одновременно, незаметно подошел князь Борис. Он что-то прошептал ему на ухо и, увидев согласный кивок, незаметно сунул тому небольшой, но тяжелый кожаный кошель.
Это не осталось без внимания стоявших ближе к костру людей. Но общая ненависть к князю Илье была такова, что они постарались не заметить, что тут явно замышляется какая-то несправедливость.
Игумен подошел к костру, покропил его святой водой, немного которой, ссылаясь на то, что хочет омыть ею руки в знак невиновности того, что делает, попросил вылить и на его ладони тиун.
И Божий суд начался.
Князь Илья взял из клещей раскаленный докрасна кусок железа, закусил губы, чтобы не показать боль, которая судорогой пронеслась по лицу и застыла в глазах, затем поднял его на ладони, показывая всем, и вернул кузнецу.
Иностранные гости следили за происходящим с жадным любопытством, стараясь не упустить ни одной мелочи.
У русских людей: новгородцев, псковичей и даже смолян ненависть к князю внезапно сменилась жалостью. Уж такова отличительная черта русского характера, что любое чужое страдание вызывает боль и в своей душе.
Дождавшись своей очереди, тиун подскочил к князю Илье, и, словно жалостливо гладя, провел своими пальцами по его ладони и затем тщательно забинтовал ее.
- Видали? Видали? – заволновались в толпе.
- А что там такое? Что?..
- Да он же смочил ему место ожога мокрыми пальцами!
- Ну, теперь Илье точно не избежать язв!
- Постыдился бы говорить хоть так. Сам бы хоть раз попробовал, что это такое…
- А я такого зла, как он не творил!
- Откуда мы знаем, угодно или нет ходим мы перед Богом? То, что для человеков славно и высоко, часто мерзость пред очами Господа! – оглянувшись, строго сказал говорившему последние слова игумен. - Всех нас в конце концов ждет Его суд. И дай Бог, чтобы он был мягче, чем этот!
Он достал из мешочка клещи-матрицу, маленький свинцовый кружочек и направился к князю Илье.
- Дай я! – остановил его Мстислав Мстиславович, и сам скрепил обвивавший перевязку шнурок печатью: на одной стороне – скачущий со стягом на длинном древке святой Феодор Стратилат, чье православное имя носил отец, на другой – его собственный небесный покровитель - стоящий в полном вооружении святой Феодор Тирон.
На мгновение взгляды двух молодых князей встретились. В глазах князя Ильи уже читалась жгучая боль. И Мстислав Мстиславович незаметно подбадривающе пожал ему запястье. Князь Илья, как ни горько было ему в это мгновение, в ответ тоже чуть приметно улыбнулся благородному князю.
Божий суд был закончен.
Теперь всем надо было набраться терпения и целых три дня ждать его результата. И – следом за ним оправдания, в которое верила разве что одна Горислава, или сурового приговора, в который верили все, в том числе и сам князь Илья.
В ожидании начала пира, чужеземцы стали интересоваться, что будет подано на стол в честь такого значительного события, как восшествие на смоленский стол нового князя.
Кузнец прямо в клещах, от которых отшатывались все встречавшиеся на пути, понес раскаленный еще кусок железа на кузницу, вслух гадая, что из него теперь можно будет выковать…
Князь Мстислав, беседуя с воеводой, уже давал тому указания по еще лучшему укреплению малых смоленских градов.
Князь Борис подошел к нему и, указывая на пятерых мало уступавших ему в крепости дружинников, предложил:
- Дозволь, князь, я выставлю своих лучших воинов охранять его!
Но князь Мстислав был иного мнения на сей счет.
- Со своим уставом в чужой монастырь не ходят! – строго напомнил он уже порядком надоевшему ему гостю и, кивая на князя Илью, приказал воеводе: - В поруб его. Выставить надежную охрану у дверей, и чтобы рядом с ним денно и нощно находился один стражник.
Дежурить по очереди в самой темнице-порубе добровольно вызвались два младших дружинника.
Князь Мстислав лично поговорил с каждым из них, и только после этого, словно вспомнив о князе Борисе, повернулся к нему и с насмешкой сказал:
- А своих людей, коли не доверяешь мне, а не доверяешь оттого, что, видать, и самому-то себе ты не доверяешь, можешь ставить за воротами терема!
Он, коротко кивнув на деревянную стену, и услышав крики взывавших к нему людей, задержался взглядом на ней…
. - Вот уж поистине говорится, никогда не говори, как хорошо на вершине горы, пока не взошел на нее! – покачал он головой и сказал самому старшему из смоленских бояр. – Ладно… Одному да будет Божий суд, а всем остальным – княжий. Вели открывать ворота!
- Что-что? – не понял тот.
- То, что слышал – суд вершить буду! Но по справедливости, так что потом пусть зла на меня не держат!
Боярин, радостно всплеснув руками, бросился сам выполнять приказ князя.
- Смотри, уже и суд согласился вершить князь! – радостно зашептались смоляне.
- Глядишь – так и надолго у нас задержится!
- Как же – надолго! – усмехались над ними новгородцы.
- Все равно будет нашим!
- Не было еще такого князя, который бы отказался от столь высокой чести, как княжить Великим Новгородом!
Князь Мстислав велел выносить во двор из гридницы княжеский стул-трон, ковер, и, кивая на снова заполнявший двор народ, сказал сыну:
- Из-за нас ведь, князей, все их страдания. Сваримся, миримся, снова воюем, опять заключаем мир, все-таки братья, рюриковичи, а все слезы – им. В полон идут они… Дома горят у них… Мог бы – изменил бы весь порядок на Руси! Да как его изменишь? Князь Андрей, когда в силах был – тот мог. У него была власть, да он все силы положил на то, чтобы укрепить суздальский край и северную Русь… Эх, дал бы только Господь мне терпения, сил и время…
Старший Мстислав опустил тяжелую ладонь на плечо младшему и, как совсем недавно, князь Илья, поднял голову и посмотрел на высокое, но уже начавшее быстро темнеть зимнее небо…
3
- Тут налицо явные профессионалы! – уверенно заявил Стас.
Стас уже и не помнил, когда в последний раз он выходил таким счастливым из дома.
Тучи, обрушившие за ночь на Покровку целое море воды, еще до рассвета уплыли за горизонт, небо было ярко-синим и удивительно праздничным, солнце сияло, отражаясь в огромных лужах. Легко перепрыгивая с одного сухого места на другое, он торопился на место раскопок, где уже, конечно, начались работы.
В руке у него было оправдание - листок, с сочиненным им за ночь стихотворением. На нем так прямо было и написано:
Мы - до нас! Вечер в деревне
(XIX век)
За стеной буянит вьюга.
Вечер. Спать давно пора.
Но сидит, обняв друг друга,
Возле печки, детвора.
А у дремлющей лучины,
Бородат, суров и сед,
Кутаясь в тепло овчины,
Им читает книгу дед.
Ту, что слышал сам от деда,
По которой, торопясь
Изучал после обеда,
(Пока спал тот!), буквиц вязь.
В книге все его науки,
Здесь написано, как встарь,
