Неизв. - Александр дюма из парижа в астрахань свежие впечат (Владимир Ишечкин) / Проза.ру
Le chasse-neige
Qund j’;tais chasse-neige et poursuivais farouche,
Le voyageur perdu dans le steppe le soire
Et que pour l’endormir sur sa dernier couche,
Je lui chantais les chants de l’ange au voile noire,
J’;tais terrible alors, j’;tais d;sespoire.
Et les hommes disaient: «Le dernier jour menace;
Vainement par le Christ nous nous croyions absous,
Le courroux du Seigneur dans la temp;te passe,
Le monde est condamn;, la mort vient: ; genoux!
Dieu de mis;ricorde, ayez piti; de nous!»
Mais, quand je m’approchais de la fen;tre, ; l’heure
O; la lune, sur toi, projette un deux rayon,
Je me sentais tremblant comme un enfant qui pleure
Et retenais mon souffl; et murmurais: «Pardon!»
Car rien que de te voir, je redevenais bon.
Et les homes disaient: «La temp;te s’apaise,
L’hivere fuit, tout renait quand tout allait mourir.
Le gazon velout; s’;tend sur la falaise,
On voit ; l’Orient un coin du ciel s’ouvrir;
C’est le printemps qui vient, les roses vont fleurir.
Метель
Я метелью была и преследовала, дикая,
В степи вечером затерянного путника.
Пела ему песни ангела в черной мантии,
Чтобы усыпить, сделать степь его последним ложем,
Страшной я становилась тогда, я была безнадегой.
И люди говорили: «Грядет последний день;
Тщетно верить, что Христом будут отпущены наши грехи,
Ярость Всевышнего становится бурей,
Мир обречен, приходит конец: на колени!
Бoг милосердный, имей сострадание к нам!»
Но, я приближалась к окну, в час,
Когда луна на тебя роняет нежный луч,
Меня охватывала дрожь, как плачущего ребенка,
И я сдерживала дыхание свое и шептала: «Прости!»
Ничто, кроме как видеть тебя, не делает меня доброй.
И люди говорили: «Буря успокаивается,
Зимa бежит, возродилось все, что недавно гибло.
Бархатистый газон покрыл обрывистый берег,
Нa Востоке виден угол открытого неба;
Это весна, которая приходит,
розы вот-вот расцветут.
L’;toile qui meurt
Je naquis le jour qui vit na;tre
Le monde encore inhabit;.
Mais ce soir je vais dispara;tre
Et tomber dans l’;ternit;.
Mon r;gne lumineux s’ach;ve!
Et d;j; je vois le rayon
De ma rivale qui se l;ve
Et me remplace en mon sillon.
Je meurs sans haine et ne regretted
De ce monde prince ni roi,
Mais seulement le beau po;te
Qui r;vait, l’;il fix; moi.
Il oublia que c’est ma flame
Qui baignait son front inspire,
Et qui, p;n;trant dans son ;me,
Y r;veillait le feu sacr;.
Et, sans se douter qu’il encense
L’;toile qui vit mon couchant,
L’ingrat, ignorant mon absence,
Lui chantera son plus doux chant.
Mais si le m;me amour t’enivre,
Plus que moi, tu devras souffrire,
Pauvre s;ur! car je l’ai vu vivre,
Et toi, tu le verras mourir.
Умирающая звезда
Я породила день, который увидел рождение
Еще необитаемого мира.
Но вечером я погибну
И паду в небытие.
Мое светозарное царствование оканчивается!
И уже я вижу луч
Моей соперницы, которая восходит
И движется на смену мне вослед.
Я умираю без злобы и не жалею
Ни о принце этого мира, ни о короле,
Но только - о красавце поэте,
Который мечтал, глаз положив на меня.
Он забыл, что это мое пламя
Купало его вдохновенный лоб
И, проникающее в его душу,
Разжигало там священный огонь.
Не сомневаюсь, что он курит фимиам
Звезде, что видела мой закат.
Неблагодарный, незамечающий моего отсутствия,
Он споет ей свою самую нежную песню.
Но, если эта любовь тебя опьяняет
Больше, чем меня, то ты должна будешь страдать,
Бедная сестра! потому что я ее узнала, чтобы жить,
А ты, ты ее узнаешь,чтобы умереть.
Занятная вещь это - во всем находящий поэзию универсальный язык больных сердец, который заставляет льва Атласских гор рычать в песнях араба и который саму метель в степях Урала делает влюбленной, не правда ли? Если когда-нибудь я совершу кругосветное путешествие, то всюду, где ступит моя нога, подберу песню любви и опубликую эти пестрые знаки страсти человеческой, одинаковой на всех широтах, под титулом И с т о р и я с е р д ц а.
В восемь часов вечера мы покинули новых друзей, которые, уверен, сохранили память обо мне, как я сохранил память о них. Они проводили нас до парохода и оставались, когда был поднят якорь. Пламя зажженных с нашим отъездом факелов, которыми они размахивали, было видно нам около получаса.
Впереди ожидалась остановка, так как в связи с просьбой о двух днях, которые нам были обещаны, капитан высаживал нас напротив Камышина – в Николаевской, деревушке на левом берегу Волги. Мы должны были подойти туда к девяти часам утра. За час до прибытия, предупрежденные капитаном, мы велели поднять на палубу немногое из багажа, необходимое на время экскурсии.
Примечания:
Стерлядь - рыба семейства осетровых длиной до 125 сантиметров и весом до пуда, распространена в бассейнах рек, впадающих в Черное, Азовское, Каспийское моря и в Северный Ледовитый океан до Енисея включительно; ее разводят в других реках, прудах и озерах
Беклемишев Николай Петрович – генерал-майор, наказной атаман Астраханского казачьего войска в 1858 – 1862 годах; генерал-лейтенант
Князь Лобанов – князь А. Б. Лобанов-Ростовский, чиновник Министерства внутренних дел, был прикомандирован к саратовскому губернатору
Порняк, офицер в эполетах полковника - майор Позняк, полицеймейстер.
___
Итак, мы высадились в Николаевской и направились к дому почтовой станции с подорожной в руке. Кажется, уже говорилось, что подорожная - приказ русских властей начальникам почтовых станций давать лошадей ее предъявителю. В России больше не возьмешь почтовых лошадей без подорожной; как во Франции не попутешествуешь без паспорта. Подорожные выдаются на более или менее длительный срок, действительны для разъездов на большие или малые расстояния. Моя подорожная была взята в Москве; ее выдал мне губернатор – граф Закревский, который никогда не позволил бы мне появиться в Москве, не будь сильной руки. А так как мое пребывание в городе, подвластном губернатору, было ему тем более неприятно, что являлось в известном роде ему навязанным, то стоило запросить подорожную, знаменующую отъезд, как он выдал воистину княжескую подорожную, чтобы обеспечить мне в пути, насколько возможно, быстрое обслуживание.
При виде нашей подорожной смотритель не пошевелился, чтобы выделить нам пятерку испрашиваемых у него лошадей; обычные трудности. Вообще нет большего жулика, чем начальник почты, если только их не двое. Поскольку лошади в низкой цене – за каждую берут по две копейки (шесть лиардов) с версты - смотрители, в общем-то, занимаются дурными делами: в конечном счете, стремясь вознаградить себя, несмотря на дешевизну лошадей, идут на всевозможные ухищрения, чтобы три шкуры содрать с путешественников; те, кто к путешествиям расположен, годятся для того, чтобы им заявить, что конюшни пусты, но что они могут раздобыть лошадей по соседству. Только, добавляют они, лошади принадлежат частникам, и те отдают их внаем за двойную почтовую цену. Попадись вы хоть раз в эти тенета, вы - потерянный человек. От кучера начальнику почты и от начальника почты кучеру передают вести о вашем простодушии, и почти всегда вам придется за это расплачиваться.
Но если у вас есть какое-нибудь представление о почтовых законах в России, то вы мне скажете:
- Каждый начальник почтовой станции, даже в самой маленькой деревеньке, обязан держать на конюшне, по меньшей мере, три тройки, то есть девять лошадей.
Если же вы очень сильны в почтовых законах России, то вы добавите:
- У каждго начальника почты, сверх того, постоянно находится на столе опечатанная, скрепленная восковой печатью округа, почтовая книга от корешка на шнуре, перерезать который ему недвусмысленно запрещено. Он лишается аттестата, если восковая печать сломана, и starostat [надо полагать, он же] не приводит достаточно доводов к ее нарушению. В этой книге он указывает число едущих пассажиров и количество лошадей, которых они взяли.
Да, все как надо; но так как никто и никогда не проверяет книгу, то они могут держать эту книгу в руке и - ни лошадки на конюшне.
Русские, у которых есть опыт разъездов по своей стране, встречая подобные виды препятствий, обычно сверяются по книге не пером, а нагайкой; после пяти-шести ударов нагайкой почти всегда на конюшне находится тройка. Нагайка - плетка, которой по обыкновению обзаводятся в день, когда берут подорожную. Придет время, и будут снабжать пассажира тем и другим для удобства в одном и том же бюро. В 1858 году это продавали еще по отдельности.
