Тень волка - Фримен Ричард Остин

– Кто бы он ни был, но он достаточно отважен, продолжая поиск сокровищ после того, что случилось с Сэмми Роджерсом. Послушайте, – воскликнул я, осененный внезапной мыслью, – а не может ли быть такого, что Сэмми был инициатором всего этого дела и что именно он украл пальто и притворялся привидением? Ведь он знал о завещании и о деньгах лучше кого бы то ни было. Последние случаи с призраком могут быть просто следствием более ранних историй, имеющих вполне реальную основу.

– Нет, – ответил Киллиан, – это не логично. Что должен был делать Сэмми в доме старого Пита в то первое утро до прибытия следователя. когда исчезло пальто? Помимо этого, никто не слышал о привидении до тех пор, пока не был убит Сэмми Роджерс.

– Ну что ж, идемте, – нетерпеливо воскликнул я. – Мы доберемся до него, мертвого или живого, если он вновь появится сегодня ночью.

Да, но мы должны будем проявлять опре деленную осторожность, устраивая засаду в саду старого Пита. Вы знаете, что человек, затевая странные игры в привидение, не преступает тем самым закона. Поэтому мы не сможем стрелять в этого человека. Мы берем с собой оружие лишь на тот случай, если волк снова будет бродить в тех местах. Не позволяйте себе ни на один миг забывать об этом.

Эсквайр задул свечи; мы выскользнули на улицу и отправились кружным путем вверх по холму, стараясь двигаться настолько тихо, насколько это было вообще возможно, чтобы незнакомец не обнаружил нас прежде, чем мы заметим его. Кроме того, мы не имели желания попасть под выстрелы перепуганного ночного дозора. И потому адвокат, прежде чем выйти на дорогу к Холму Повешенных, повел меня к его дальнему склону, пересекая его с решительностью, показывающей, как тщательно он, должно быть, исследовал эту местность при дневном свете. Затем мы оказались на узкой лесной тропинке, змеей обвивающейся вокруг холма, и лишь lie скату под моими ногами я догадался, что мы пересекаем рощу за домом старого Пита и, должно быть, вскоре выйдем к тыльной стороне его заброшенного сада.

– Мы поищем подходящее место где-нибудь по левую руку от вас, – прошептал эсквайр, – откуда вы сможете наблюдать за южной и западной частями дома. Я же займу позицию, позволяющую держать под наблюдением его северную и восточную стены, а также ворота, в то время как вы будете следить за этим проломом. Я не вижу других возможностей для проникновения сюда и, соответственно, выхода отсюда. Если вы начнете преследование незнакомца, отсекайте его от этого пролома и кричите «север» или «восток» в зависимости от направления, куда он кинется.

Я же при аналогичных обстоятельствах закричу «запад» или «юг». Вы меня поняли?

Я ответил эсквайру, что понял его замысел, но подумал, что мой план получше, и предложил вместо того, чтобы гнаться за незнакомцем при его появлении, понаблюдать прежде за его передвижениями, избавив себя, таким образом, от лишних затруднений в тех поисках сокровищ, которые нам предстояло осуществить позднее. И только когда нам покажется, что незнакомец собирается покинуть сад старого Пита, мы атакуем его.

Эсквайр Киллиан высказал свое совершенное одобрение моего плана. Но согласился со мной он, по сути, ради того, чтобы быть рядом со мной до тех пор, пока я не занял своего места для наблюдения, а затем он вдруг вернулся назад, изумив меня своим советом стать ближе к стене, чтобы она прикрывала мне спину.

– Это не волк, а дьявол, – прошептал он. – Не предоставляйте ему возможности добраться до вас, как удалось ему это сделать с Неро нашего пастора. – И эсквайр вновь растворился в темноте, оставив меня наедине с моей последней мыслью: мне хотелось этой ночью встретиться в этом саду с призраком, одетым в зеленое пальто старого Пита.

Сад был залит сильным звездным сиянием, и несмотря на то, что дом старого Пита передо мной и лес за моей спиной представлялись большими черными непроглядными массами, ни одно существо величиной с человека или волка не могло бы передвигаться по тропинкам заброшенного сада, оставаясь при этом незаметным.

Каждый, кто провел ночь вне дома в лесу рядом с местом, где собираются дикие животные, привлекаемые выступающей на поверхность земли солью, с растущим чувством тревоги ожидающий первых звуков, говорящих о приближении огромного дикого живого существа, на которое спустя мгновения в ярком свете звезд будет наведен ствол ружья, смог бы получить некоторое представление о моем душевном состоянии. К этому следует добавить, что меня посетили и свойственные любому другому человеку, оказавшемуся в моем положении, мысли и о звере, на которого мы охотились, и о сумме денежного приза за его голову, указанной на столбе, и о том, что она для меня значила, и об опасности, исходящей от этого дьявольского волка, и ассоциации, вызывающие суеверный, связанный с этим местом, страх, и тогда вы можете быть судьей всем моим последующим поступкам. Тем более что одно дело быть рационалистом средь бела дня при ярком свете солнечного полудня, и совсем другое дело гнать от себя суеверные, внушающие страх мысли, тайком прокрадывающиеся в ваше сознание в полуночный мистический мрак.

Два десятка ярдов земли, отделяющие развалины теплицы, в которой я притаился, от дома едва ли успели просохнуть от крови жертв двух отвратительных убийств, а мерзкое животное, совершившее их, все еще разгуливало на свободе. Люди, которых я знал, верили в то, что действительно видели взволнованный призрак одной из жертв, появляющийся на этой самой земле, а кое-кто из них видел его не позднее двадцати четырех часов назад. Сад и лес за забором были полны тихого таинственного шелеста, хруста ветвей, жуткого стука дождевых капель по сухим устилающим землю опавшим листьям.

Где-то ухала сова; и мои руки против моей воли тянулись к рукояткам пистолетов, которые я вытащил из карманов пальто и со взведенными курками положил перед собой на сгнившую доску. Под торжественный бой городских часов, отбивших, как мне показалось, полночь, в моей памяти, словно эхо, похоронным речитативом возникли слова, прозвучавшие с помоста замка Эльсинор…

Кроме того, я почувствовал, что холод сковывает мое тело, и без того уже одеревеневшее от неподвижности, и потому я наполнил свое сердце желанием воздать должное огромному волку-убийце; оно должно было помочь мне бороться со сном. Я поменял положение своего онемевшего тела и мельком увидел над стеной справа от себя вершину Холма Повешенных. Две стойки с поперечной балкой над колодцем старого Пита на фоне Холма показались мне виселицей, вдруг поднявшейся между мной и домом.

Над колодцем косо висел противовес подъемной бадье, похожий на вздернутое тело, голова которого пряталась в подступающем снизу мраке. Но если мой взгляд переходил на что-то другое, это сразу вызывало некоторое успокоение в моей душе. Круглая лысая вершина Холма, лишенная деревьев и кустарника, была как проклятие, а болтающийся на виселице скелет был словно память о повешенном, увенчавшем однажды этот холм.

Стоп! Неужели что-то сместилось в пределах поля моего утомленного от напряженного ожидания зрения? И был ли этот шум иным, нежели другие звуки ночи, и не доносился ли он со стороны дома? Я напряг свое внимание еще из-за одного нового звука, похожего на сухое щелканье опускающейся деревянной щеколды, а мои глаза так впились в темную угрюмую массу дома, что заболели от напряжения. И для меня сразу же обнаружилось слабое место нашего плана.

Мы не предусмотрели тот случай, если тот, за кем мы охотились, опередит нас и первым заляжет в засаде в тени дома еще до того, как мы появимся в саду. Он мог располагать такими возможностями подхода к дому, которые бы никогда не пришли нам в голову. Находясь в засаде, мы с эсквайром не видели друг друга и не могли переговариваться между собой; попытка одного из нас приблизиться к другому, будь она сделана с достаточной осторожностью, дабы не выдать нашего присутствия в саду, могла поставить того из нас, кто рискнул бы на этот шаг, перед опасностью, что другой ошибется и примет его либо за человека, которого мы разыскивали, либо за волка.