Мари-Бернадетт Дюпюи - Доченька
Посреди ночи Мари разбудил звук шагов. Кто-то поднимался по лестнице, ведущей в мансарду. Девушка тотчас же поняла, что ей грозит. В страхе она забилась в угол. Как ей защитить себя? Ведь на двери даже нет замка! Дверь ужасающе заскрипела. Макарий! Ну кто еще это мог быть! Значит, тетя уговорила его остаться в «Бори» на ночь! Девушка поняла, что оказалась в ловушке. Макарий опрокинул ее на матрас, зажав рот рукой.
— Не кричи, или я скажу, что ты сама меня сюда заманила! Поверь, тебе придется паковать чемодан, как я тебе обещал! Хотя, если понадобится, я просто тебя задушу!
Он сжал своими губами губы Мари, чтобы принудить ее молчать. К горлу девушки подкатила тошнота. Макарий навалился на нее всем своим весом. Одной рукой он удерживал руки девушки, другую запустил под ночную рубашку и стал лапать свою жертву. Мари вдруг с ужасом ощутила пальцы Макария на своей груди. Но это была неравная схватка… Он стащил с себя рубашку, и чем сильнее Мари вырывалась, тем крепче Макарий прижимался к ней голым торсом. Он снова навалился на нее всем телом, чтобы раздвинуть ей ноги. Его рука опустилась вниз по животу девушки, пальцы уже шарили в самом интимном месте…
— Если ты девственница, в чем я сомневаюсь, то ты ненадолго ею останешься! Но для девчонки с фермы это не имеет значения! И не говори, что тебе это не нравится! Твоя мать-потаскуха получила свою долю удовольствия, когда зачала тебя! Ты сама захотела жить под крышей дома моего дяди, Мари-подкидыш! Не говори, что я тебя не предупреждал!
Девушка решила, что все кончено, но тут дверь в каморку распахнулась. Мари моментально попыталась прикрыться простыней.
— Мерзавец! Подлый молокосос! Для тебя нет ничего святого!
На глазах у Мари, испытывавшей одновременно облегчение и стыд, мсье Кюзенак бросился на племянника, схватил его за плечи и отшвырнул в противоположный угол комнаты. Потом подбежал к Макарию и стал хлестать его по щекам.
— Не смей и пальцем прикасаться к Мари, ты понял? Никогда! Лазь под юбку к горничным своей матери! — кричал Жан Кюзенак. — В моем доме изволь держать в узде свои низкие инстинкты! Надевай рубашку и уходи! Чтоб ноги твоей здесь больше не было! Слышишь? Или я тебя убью!
С трудом переводя дыхание от волнения, хозяин дома повернулся к Мари:
— Девочка моя, он не…
Мари заплакала, дрожа всем телом.
— Нет! — Это было единственное, что она смогла произнести.
Однако она сказала лишь половину правды. Жан Кюзенак успел вовремя, но кто знает, что хуже — осквернение души или насилие над плотью? Девушка чувствовала себя грязной. «Господи, только бы, кроме Макария и хозяина, никто об этом не узнал!» — взмолилась она, сгорая от стыда.
В этот момент в комнатушке появилась Амели Кюзенак. Мари решила, что теперь ее репутация окончательно испорчена. Хозяйка, которая последние дни пребывала в плохом настроении, остановилась возле мужа и племянника. Посмотрев на Мари, она перевела взгляд на Макария.
Наконец с ее губ сорвались слова, ранящие не хуже оскорблений:
— Бедный мой Жан! Эта девчонка затащила Макария к себе в кровать, а ты ее защищаешь! Вот до чего довело тебя твое пристрастие к этой бедной девочке, рожденной на чужом пороге!
Жан Кюзенак в мгновение ока растерял все свои хорошие манеры и обычную выдержку. Покраснев от гнева, он закричал:
— Еще минута, и этот мерзавец изнасиловал бы ее! Может, мне его по головке погладить? И прежде чем оскорблять эту девочку, вспомните о своем происхождении! Вы, Амели, из какого вы рода? Все знают, что вы родились в семье барышников, таких же жадных и злых, как и вы сама! У вас вместо сердца камень! Господи, как вы мне противны! Немедленно выйдите из комнаты! И если не хотите, чтобы я изувечил вашего драгоценного племянника, пусть он убирается из моего дома, и чем скорее, тем лучше!
Амели Кюзенак побледнела и, шатаясь, скрылась с глаз. Макарий проводил тетушку в столовую и захлопнул за собой дверь. Пока полыхала ссора, Мари не шевелилась. Ей хотелось оказаться как можно дальше от этого дома.
Жан Кюзенак повернулся к ней спиной, он не мог заставить себя посмотреть на нее. Из комнаты он вышел со словами:
— Прошу у вас прощения за них, Мари! И еще прошу — не принимайте близко к сердцу сказанное моей женой!
Когда все ушли, девушка в смятении села на постели. Да есть ли в этом мире место, оказавшись в котором, она смогла бы сказать: «Здесь я дома!»?
Она только-только начала любить этот дом, но поступок Макария все разрушил. Мадам Кюзенак считает, что это она, Мари, виновата в случившемся. А мсье Кюзенак… Нет, она больше никогда не сможет заговорить с ним, не войдет в гостиную, не возьмет книгу…
Мари хотелось бежать из этого дома без оглядки. Но куда? Конечно же, не к Нанетт.
— Нельзя ничего рассказывать Пьеру! Господи, Дай мне сил промолчать! Нельзя никому говорить, что сделал Макарий…
Глава 10
Большие перемены
Прошло два года. В середине марта Мари отпраздновала у Нанетт свой восемнадцатый день рождения. Если бы кто-нибудь попросил девушку рассказать, что случилось за это время в стенах «Бори», она бы не вспомнила ничего, кроме бесконечных недель тишины…
Макарий, к великому сожалению своей тетушки, больше не приезжал. У Амели Кюзенак вошло в привычку проводить большую часть времени в своей спальне за вышиванием или чтением газет и альманахов. Можно было подумать, что она сама заточила себя в четырех стенах. Оживилась и обрадовалась мадам только узнав о готовящейся свадьбе Макария, которую его семейство планировало сыграть в Лиможе.
На торжество мадам Кюзенак отправилась одна, сев на поезд в Шабанэ. Приехала она оттуда словно бы помолодевшей и снова взяла в руки ведение домашнего хозяйства, но вскоре все вернулось на круги своя.
Последние несколько месяцев Мари два-три раза в день относила еду в комнату мадам, потому что та не хотела спускаться и есть за одним столом с супругом.
Что до Жана Кюзенака, тот он купил себе новую лошадь. Муссюр настороженно относился к прогрессу, запрудившему улочки поселков рычащими автомобилями. Он по-прежнему верхом объезжал свои владения, а возвращаясь в дом, старался не встречаться с Мари взглядом.
Большой дом, казалось, поразило проклятие. Если бы не частые визиты Пьера и постоянное снование перед глазами Алсида, Мари впору было бы поверить, что в особняке Кюзенаков живет она одна…
* * *В одно апрельское воскресное утро Мари, у которой как раз был выходной, тихо напевая, спускалась по дороге, ведущей на ферму.
Ей предстояло провести несколько свободных часов за разговорами, перемежающимися смехом, в семье Нанетт и Жака, где ей всегда были рады.
Проходя мимо опушки Волчьего леса, Мари с умилением вспомнила, как год назад, в День святого Иоанна, они с Пьером вечером во второй раз отправились к источнику. Там она сказала ему:
— Мне бы очень хотелось стать школьной учительницей, но я знаю, что это невозможно. У меня есть другое заветное желание, и я обещала тебе о нем рассказать. Мое желание похоже на твое. Если ты захочешь, когда мы вырастем, я стану твоей женой перед Богом…
Бледный, взволнованный Пьер опустился перед ней на колени. Он обнял ее своими крепкими руками и прижался головой к животу девушки. Голосом куда более глубоким и звучным, чем голос подростка, каким он был год назад, Пьер ответил:
— Я не женюсь ни на ком, кроме тебя, моя маленькая Мари. Я так рад!
Это воспоминание навсегда запечатлелось в ее памяти, сладкое и обжигающее кровь. Оно помогало девушке переносить одиночество в комнатушке под крышей, часы тишины, капризы хозяйки.
Мари решила пройти через луг, чтобы поскорее добраться до фермы. Она обернулась, чтобы в последний раз посмотреть на Волчий лес. Что же произошло под кронами этих деревьев, возможно, у источника, много лет назад? Нанетт, как Мари ее ни просила, не захотела объяснить подоплеку таинственного совета, данного ею девушке два года назад. Как бы то ни было, Жан Кюзенак избегал любых контактов с юной горничной, поэтому той так и не пришлось произнести «магическое заклинание».
Поскуливая от радости, пес Пато бросился навстречу, стоило Мари открыть калитку. Растущий рядом с изгородью куст боярышника был весь в цвету. Во дворе искали корм куры.
— Нанетт! — громко позвала гостья.
Хозяйка дома как раз набирала из колодца воду. Она выпрямилась, крепкой рукой вытащила ведро, поставила его на край колодца и быстро пошла к Мари.
— А вот и наша мадемуазель! Пришла навестить свою старую Нан?
— Нанетт, ты нисколько не постарела! Не говори так больше, прошу тебя!
Они обнялись. Жак, работавший в огороде, приветливо махнул рукой. Мари искала кого-то глазами. Нанетт сказала со смехом:
— Пьер никуда не делся, не беспокойся! Я послала его в поселок за калийным мылом. Иди в дом, я как раз сварила кофе! И у меня есть свежие сливки!
