Неизв. - Александр дюма из парижа в астрахань свежие впечат (Владимир Ишечкин) / Проза.ру
По пожеланию графа и графини, вокзальный служащий от собачьего департамента, после предъявления билетов на Душку и Мышку, не стал чинить никаких препятствий, чтобы впустить их к нам в вагон вместо положенной изоляции в боксе.
Нужно принять к сведению, что мы целиком оплатили вагон, где находимся, а также оба соседних. Сопровождающий меня Myaне, который прибыл прямо из Марселя, чтобы отправиться в Санкт-Петербург, едет с доктором, педагогом, магом и маэстро в переднем вагоне относительно нашего. Мадемуазель Элен, мадемуазель Аннетт, Саша, Аннушка и Луиз - в вагоне за нашим. У них находятся Шарик, Синьорина и Черепаха. Миссам поехал вперед, чтобы организовать нам хороший завтрак в Кельне. Симон и два писателя едут, не знаю, где.
Наступила удушающая: жара. Но Дандре, человек необычайно предусмотрительный, распорядился приготовить три корзины: одну с шампанским и водой со льдом; другую с жареными цыплятами, крутыми яйцами, колбасами и бордоским вином; третью, наконец, с фруктовой коллекцией винограда, персиков, абрикосов и миндаля.
Не спеши жалеть нас, друг мой, прибереги свое сострадание до того времени, когда я буду путешествовать по Волге, когда стану лагерем в донских степях.
На станции Понтуаз ужинали, на станции Грий выпили содовой, в Компьене заснули. Ты знаешь, как сплю я во время езды по железной дороге, и, значит, не удивишься, если не поведаю тeбe никаких подробностей, как спят другие. Я был разбужен служащими бельгийской таможни, их словами, произнесенными по-французски, знакомыми тебе:
- Всем пассажирам пройти в таможню; ничего не оставлять в вагоне; как вам известно, все подлежит досмотру.
Это предложение подтвердил мне текст большого плаката в самом здании: «Здесь подвергаются досмотру все вещи без исключения, кроме одежды на пассажирах».
Мое имя, оттиснутое на дорожном сундуке и саке с постелью, произвело свое обычное впечатление: удовольствовались только спросить, не имею ли чего заявить, и, после моего отрицательного ответа, таможенник шлепнул печать на мой багаж, не менее таинственную, чем иероглифы, разгаданные Шамполионом, изволив сказать:
- Пропустите к выходу месье не только с вещами, которые он носит, но также с вещами, которые он несет.
Для этого достаточно просто печати, и я вынужден предположить, что язык таможни так же прекрасен и емок, как турецкий Мольера, позволяющий при малом количестве слов в нем говорить о многом.
Часом позже мы снова были в вагоне и покатили к станции Экс-ла-Шапелль. Все шло хорошо до станции Вервье, то есть до прусской границы.
Там начались наши мытарства или, скорее, мытарства Дандре. Там в дверях возникло явление, чтобы спросить наши билеты. Дандре предъявил четыре наших билета.
- С вами собаки? - спросил прусский служащий.
- Вот билеты на них, - сказал Дандре.
Служащий окинул взглядом вагон: обе собачки ничем не выдавали себя. Он посчитал, что они в боксе, и удалился.
Раздался гудок. Поехали. На станции Экс-ла-Шапелль появился другой служащий.
- Ваши билеты, - попросил он.
Билеты были предъявлены.
- Очень хорошо; с вами собаки?
- Вот билеты на них, - сказал Дандре.
Ознакомившись с ними, служащий, вне сомнений, хотел уже уйти, как его предыдущий коллега, когда Душка, понимающая, конечно, что вопрос касался ее, высунулась из шалей и кружев, где она была погребена, и зевнула перед пруссаком нос к носу.
- С вами собаки! - повторил он почти в угрожающем тоне.
- Вы это прекрасно знаете, поскольку вот они, билеты на них.
- Да, но собаки не могут находиться в вагонах вместе с пассажирами.
- Почему?
Несомненно, что мы тотчас услыхали бы объяснение слов достойного служащего, но раздался гудок, и поезд тронулся. Еще немного пруссак оставался висеть на подножке, остервенело повторяя предписание: «Собаки не могут ехать в тех же вагонах, что и пассажиры».
Но, наконец, наступил момент, когда, рискуя прибыть в Кельн, как ты - в Понтуаз, он вынужден был спрыгнуть.
На протяжении всего перегона наш разговор вращался вокруг одного и того же: «Почему в Пруссии собаки не могут ехать в тех же вагонах, что и пассажиры, а во Франции могут?» Никто из нас не был достаточно силен, чтобы решить этот вопрос. На первой же станции, едва мы остановились, на подножку вскочил железнодорожный служащий. У него был вид бешеного.
- Собаки! - заорал он.
Тратить время на наши персоны перестали совершенно.
- В каком смысле, собаки?
- Да, с вами собаки.
- Вот билеты на них.
- Собаки не могут ехать в тех же вагонах, что и пассажиры.
Сейчас мы все же услышим разгадку.
- А почему? - спросил Дандре.
- Потому что они могут стеснить пассажиров.
- Это не тот случай, - на великолепном немецком сказал граф, который впервые взял слово, - потому что собаки наши.
- Это ничего не значит, они могут мешать пассажирам.
- Но, - настаивал граф, - если нет других пассажиров, кроме нас?
- Они могут стеснять вас.
- Они нам не мешают.
- Такова инструкция.
- Пусть так, если есть другие пассажиры; но она ни при чем, когда вагон целиком оплачен собственниками собак.
- Такова инструкция.
- Это невозможно, чтобы инструкцию доводили до такого абсурда. Идите за начальником вокзала.
Служащий побежал за начальником вокзала. Тот появился. Усатый, с крестом и тремя медалями.
- С вами две собаки? - спросил он.
- Да.
- Нужно отдать собак, их поместят в специальный бокс.
- Но мы вас пригласили как раз потому, что хотим оставить собак при себе.
- Невозможно.
- Почему?
- Потому что собаки не должны ехать в тех же вагонах, что и пассажиры.
- Поясните.
- Они могут стеснить пассажиров.
- Но если пассажиры - мы, если собаки - наши, если вагоны нами оплачены?
- Такова инструкция. Давайте сюда собак.
Собрались уже отдать собак, как раздался гудок.
- Ладно, ладно, - раздраженно произнес начальник вокзала. - На следующей станции!
Мы уже порядочно отъехали, а все слышали его грозный крик: «На следующей станции!» В тревоге ожидали мы следующую станцию.
Едва поезд остановился, к нашему купе устремились двое служащих с криком:
- Собаки!
Очевидно, им отрекомендовала нас предыдущая станция. На этот раз не было возможности защищаться: один из пруссаков схватил Д у ш к у. Только М ы ш к а исчезла, как сквозь люк провалилась.
- Вторая собака, - кричал второй пруссак, - вторая собака! Где вторая собака?
Раб инструкции, служащий грозился найти М ы ш к у даже там, где прятаться ей и не снилось, когда Дандре внезапно озарило.
- Вторая собака? - повторил он. - Она в следующем вагоне, идите туда.
Он и, правда, бросился к соседнему вагону, несмотря на крики Луиз, схватил, где нашел Ш а р и к а, с крайней нежностью опекаемого его покровительницей, и пошел присоединить его к Д у ш к е. Пруссак выглядел радостным; он сунул Ш а р и к а и Д у ш к у в специальный бокс и вернулся закрыть дверь за Дандре, желая нам счастливого пути. На лице бравого малого было разлито блаженное удовлетворение, вызванное успокоенной совестью и довольством самим собой. Он выполнил инструкцию.
Это событие сулило нам в дальнейшем относительный покой; мы погрызли фруктов, приняли по стакану вина со льдом и уснули. На следующей станции нас разбудил резкий возглас:
- С вами три собаки?
- Две, - ответил Дандре в полусне; вот билеты на них.
- Три, - сказал служащий.
И он показал пальцем на М ы ш к у, которая вылезла из своего убежища и, не соображая, что весь вопрос в ней, имела неосторожность усесться на несессер графини. Пришлось признаться в контрабанде; мы смирились; служащий сделал внушение, которое мы покорно приняли; оплатили третье место для М ы ш к и, отправленной в компанию Д у ш к и и Ш а р и к а, и поехали дальше.
Между 11 часами и полуднем прибыли в город трех королей, куда почти 14 лет назад вместе с тобой мы приезжали этой же дорогой. Поэтому пропусти то, что я буду рассказывать тебе о Кельне».
Примечание:
Муане Жан-Пьер (1819 – 1876) – французский художник, ученик Л. Куанье и Ж. Ге; автор многих декораций для театра Опера-Комик и для Исторического театра, основанного Александром Дюма; спутник писателя в путешествии по России в 1858 – 1859 годах и автор красочных и полных жизни зарисовок, сделанных по ходу этого путешествия; с 1848 по 1874 год демонстрировал свои жанровые сюжеты и виды России и Азии в Салоне Парижа; репродукции его работ включены в книгу Александра Дюма «Путешествие в Россию», изданную в Париже в 1960 году; несколько работ хранятся в Москве, в Пушкинском музее.
