Юрченко Борисович - Философия и логика времени
(5.3)
Квантовые состояния оказываются вероятностными не потому, что эти состояния неоднозначно определены, а потому что произвольным является само понятие «состояние». Абсолютно точным тут будет сказать, что никакого однозначного состояния вообще нет. Это – лишь продукт самосознания, живущего в иллюзии конечного настоящего. Принцип неопределенности остается единственным выходом из этого нулевого сечения, которое он как бы размазывает, будто клякса. Стремясь удалить кляксу, экспериментатор, можно сказать, становится жертвой собственного остроумия, поскольку чрезмерное усердие с его стороны было бы чревато остановкой времени, в которой мозгу нет места. Мы вынуждены прийти к выводу, что само настоящее в предельно уточненном смысле должно быть неопределенным (волной). А с физиологической точки зрения самосознанию такое спутанное (декогерентное) состояние реальности жизненно необходимо.
Спор Зенона с Гераклитом, в котором все либо покоится, либо никогда не пребывает в покое, – это спор вечного настоящего Δt = ∞ (абсолютного покоя) с нулевым настоящим Δt = 0 (мгновенным покоем). Он проходит через всю историю человеческого познания и сегодня принимает форму неравенств Белла, отделяющих локальный мир от нелокального. В Катха-Упанишаде есть фраза: «Мудрые описывают этот путь труднопреодолимым, как лезвие бритвы; когда оно заточено, по нему трудно пройти». Упомянутое здесь лезвие бритвы вполне подходит к нашему образному представлению о том, что в геометрии любая линия, как, например, пространственная траектория Ахиллеса, имеет бесконечно малую, точечную толщину (современная теория струн с этим не согласна, предполагая, что линия (измерение) имеет отличную от нуля толщину, и поэтому в каждом пространственном измерении могут быть скрыты три степени свободы, так что всего их оказывается 9 + время). Почему же Ахиллесу так легко удается двигаться во времени и пространстве, хотя мудрому Зенону всякое движение кажется совершенно невозможным по острию бритвы?
Наш ответ таков. Ахиллес бежит не просто по лезвию бритвы, он бежит по зазубренному лезвию, как по гребенке, где каждый зуб – есть прошлое или будущее, и нет настоящего. Настоящее есть черная дыра абсолютного покоя, в которой движение невозможно. Зенон прав. Но именно же поэтому этот абсолютный покой, выраженный через предельную и неизменную скорость света, недостижим в нашем локальном мире. А поэтому все непрерывно движется и покой невозможен. Гераклит тоже прав. Оставаясь одной своей ногой в прошлом, другой своей ногой Ахиллес находится уже в будущем, пробегая над пропастью небытия. Настоящее достижимо только в нирване, для живых оно – величина неопределенная между прошлым и будущим.
VI. Феноменологическое время и настоящее
Наш мир-Логос (по Гераклиту) есть нейролингвистические окрестности ничто, а иначе: физическая Вселенная есть суперконус над сингулярностью Большого взрыва, пребывающей в нуле времени, в том самом вечном настоящем, куда стремятся попасть Ахиллес и черепаха в апориях Зенона. Корпускулярно-волновой дуализм вытекает из психологического факта, что математической точки (частицы) в строгом смысле нет, если лишь отрезок, неопределенная совокупность точек (волна). Бесконечно малая величина в математике должна быть переименована в неопределенно малую величину. Пытаясь добраться до настоящего (ничто), мы пытаемся добраться до вечности (бесконечности).
Не нужно обладать какими-либо специальными познаниями, чтобы понимать: имя розы – это уже не роза. Но роза – это уже имя. Казалось бы, мы получим ту настоящую розу, если лишь укажем пальцем на этот цветок в вазе или в саду, как это делали античные скептики. Но мыслим мы не розами, а образами. Мы живем в мире идей. Так, упрощенно говоря, возник субъективный идеализм Беркли, агностицизм Юма и кантовская «вещь в себе». Образы всегда целые. Если роза – это целый образ, то лепесток розы или букет роз – это тоже целый образ. В этом смысле ущербных образов не бывает, и мы живем в мире только целых образов. Целые сутки состоят из целых часов, целые часы состоят из целых минут, целые минуты – из целых секунд, целые секунды из целых миллисекунд и т.д.
А. Бергсон говорит по этому поводу: «В самом деле, о каждом из своих состояний я говорю как о чем-то цельном. Я говорю, что я меняюсь, но это изменение, на мой взгляд, есть переход от одного состояния к тому, что следует за ним; само же состояние, взятое отдельно, представляется мне неизменным в течение того времени, когда оно существует. А между тем легчайшее усилие внимания открыло бы мне, что нет ни аффекта, ни представления, ни желания, которые не менялись бы ежеминутно; если бы состояние души перестало изменяться, то длительность прекратила бы свое течение. Представление о прерывности психологической жизни связано, следовательно, с тем, что наше внимание фиксирует эту жизнь в ряде отдельных актов: там, где есть лишь пологий склон, мы, следуя ломаной линии, которую образуют акты нашего внимания, видим ступени лестницы» [7].
Будем называть любой акт самосознания «дхармой», следуя терминологии индуизма и буддизма. По определению, дхарма – это то, что воспринимается нами как отдельное целое состояние внешнего или внутреннего мира. Иначе говоря, дхарма есть элемент нашего мышления, который в западной философии со времен Платона трактовался как идея. В средневековой схоластике она получила статус универсалии, Гуссерль в своей феноменологии называл дхарму интенцией, а психологи – гештальтом, подчеркивая его целостность. С нейрофизиологической точки зрения наши мысли, чувства и ощущения есть продукт взаимодействия нейронов мозга, включая периферийные рецепторы. Каждый нейрон может иметь несколько тысяч соединений с другими нейронами через синапсы. Т.о. дхарма – это та или иная конфигурация задействованных нейронов и при этом нормирована мозгом как целая. В этом смысле любое дробное число, осмысляемое мозгом, есть целая дхарма. В частности, это значит, что бесконечность всегда актуализирована мозгом.
Что значит измерить физические наблюдаемые некоторого события? Это значит – остановить время, получить информацию о мгновенном состоянии системы между причиной и следствием, ибо через мгновение эта информация изменится. Так что же такое мгновение? Похоже, это вовсе не бесконечно малая величина, а нуль. Нельзя войти дважды в одну и ту же реку. Но можно сделать фотографию реки и любоваться одной и той же рекой вечно. Однако на фотографии река не течет и, значит, находится не в каком-то интервале времени, а в нуле. Понятно, что сама фотография находится во времени и со временем истлевает, но тот идеальный образ реки на ней не меняется. Только в нуле ничто не происходит. Мгновение – это нуль! Физический процесс имеет смысл определять только в каком-то моменте времени: (i) в нуле 0, (ii) в кванте времени dt или (iii) в некоторой сумме этих квантов, образующих больший или меньший интервал Δt.
Измерение скорости объекта оказывается очень простым, если хронометр включается на старте и выключается на финише, а затем расстояние делится на его показания. Но в каком диапазоне должны находиться показатели хронометра? В нулевом времени (i) тело находится в покое, а его скорость тоже равна нулю или бесконечности, становясь вездесущей световой точкой. Именно такое вечное настоящее теоритически допускает мгновенные (бесконечно быстрые) квантовые корреляции между частицами на любом расстоянии друг от друга. Принципиальная проблема здесь в том, что произвести измерение вне времени в принципе невозможно. На это всегда необходим некоторый срок. Если же экспериментатору удастся уложить свое измерение в квант времени (ii), то он должен получить световую скорость для любого объекта, которая в этом случае оказывается производной кванта пространства:
(6.1)
Опыт Майкельсона-Морли с интерферометром можно считать таким измерением. И только в том случае, когда экспериментатор проводит свое измерение за некоторую конечную величину (iii), он получает классическую скорость. Итак, теоретически у одного и того же события может быть три скорости:
(6.2)
.
Поводом к тому, чтобы считать пространство состоящим из времени, может послужить тот факт, что в механике производной координаты пространства является скорость, а производная скорости есть ускорение. Но для ускорения не существует производной. Иначе говоря, вторая производная скорости (и соответственно третья производная координаты) есть математическая константа, т.е. мгновенный покой. Прежде всего это подразумевает, что ресурсы пространства «исчерпаны». И тогда само пространство в каком-то смысле состоит из времени, поскольку последовательное дифференцирование в том и заключалось, что пространство делилось на время. Наконец, это значит, что производная ускорения есть скорость света:
