Мэрилин Мюррей - Узник иной войны
На ежегодной вечеринке с мороженым, устроенной движением «Больше чем друзья», я вся истерзалась, не зная, как себя вести. Мэрилин-взрослая испытывала огромную радость от встречи со старыми друзьями. Мне было приятно приветствовать их и слышать о том, что они молились обо мне в мое отсутствие. Мэрилин – ребенок топталась возле Кей, не зная, куда деваться в этой переполненной комнате. Мэрилин – взрослой хотелось знать, что на уме у ее соседей. Прежняя Мэрилин кружила бы по залу и первой кидалась бы обнимать людей и заводить с ними беседы, устраивая всех поудобнее. Новая Мэрилин держалась в стороне, нерешительная, безмолвная, предпочитая, чтобы ее обслуживали.
В последующие месяцы неожиданно стали возникать конфликты с движением «Больше чем друзья». Многие женщины по-прежнему ждали, когда откроются новые группы. действующие группы жаждали заполучить материалы для работы. Им не терпелось, чтобы я поскорее взяла бразды правления в свои руки. Им требовалось, чтобы я продолжала выступать в прежнем амплуа, в то время как я училась заботиться о себе. Внимание к себе означало длительное устранение от обязанностей. Женщины пытались меня понять, но каждый раз им это давалось с трудом.
Семь месяцев в Берлингеме позволили моему ребенку вести себя свободно и непринужденно. Мои терапевтические сеансы по пятницам, под солнечными лучами, помогли мне раскрыть глаза и увидеть жизнь вокруг себя. Мой веселый Ребенок подбил меня съездить на озеро Пауэлл вместе с семьей. Женщина, которая никогда не умела кататься на водных лыжах, не доверяя своим ногам, накатала на бешеной скорости более сотни миль за три дня. Я спала на носу катера и лазила на гору «просто потому, что она есть». Поднявшись на вершину, я пришла в восторг. Эта гора значила для меня нечто большее, чем возможность применить свои ноги только для ходьбы. Она означала, что вся тяжкая работа, холмы и ущелья, через которые я прошла, были путем к вершине.
С точки зрения духовности моя жизнь также переменилась. До терапии я ежедневно просила Бога, чтобы Он дал мне узнать Его волю в моей жизни. Я пребывала в постоянной неуверенности, пытаясь понять, соответствует ли моя жизнь воле Божией. Я учила других, что спасение совершается по благодати, но сама пыталась спасаться делами. Теперь я узнала о безусловной любви. Я обрела спокойствие души и тела.
Впервые в своей жизни я поняла, что такое благодать. Я улыбалась, ощущая присутствие Бога. Я улыбалась, я радовалась, потому что решила выздоравливать телом, душой и духом, развиваясь и уподобляясь той личности, которой меня задумал Бог. Мой естественный ребенок продолжал свой путь и превращался в полностью Чувствующего взрослого.
Окружавшие меня люди воспринимали эти изменения как отступничество, как выбор в пользу «гуманистического мировосприятия». Они отмечали, что я уже не провожу столь много времени в сосредоточенной молитве или за чтением Библии.
Понимая озабоченность своих близких, я записала в дневнике:
«только теперь я начинаю понимать, до какой степени мы с Тоддом являемся продуктом нашего поколения (пятидесятых), нашего наследия (Средний Запад, традиционный протестантизм, фундаментализм) и нашей культуры (мужчина – мачо и его смиренная жена); и как трудно отсеять деструктивные элементы и сохранить принципы, которыми мы дорожим, особенно, если мы не можем сойтись во взглядах».
отношения с Тоддом оставались неровными. То они были нежными и любящими, то вдруг омрачались злостью от всего, что со мной случилось, и от того, как это отразилось на нашей совместной жизни. Я была уверена, что он просто хочет, чтобы его жена стала прежней, и поменьше морочила ему голову.
Благонамеренные друзья Тодда втолковывали ему, что это Сатана подстроил все это, чтобы разрушить движение «Больше чем друзья», добившись того, что я уехала лечиться. Они утверждали, что моя терапия происходит вопреки Божиему водительству, поскольку я полагаюсь на человека, а не на Бога. Они твердили, что мы с Тоддом подверглись сатанинской атаке и теперь нуждаемся в том, чтобы за нас молились пятьдесят или шестьдесят человек.
Пересказывая мне все это, Тодд как бы защищался. Я воскликнула: «Когда я умру, я предстану перед Богом совершенно одна. Не с мужем, не с пастором, не с терапевтом, не с кем бы то ни было другим. Мне одной предстоит отчитываться за себя перед Богом! Я согласна, что нападавшие на меня мужчины шли против воли Божией, но я убеждена, что Бог, а не Сатана, устроил мое исцеление. Я очень благодарна каждому, кто молился обо мне в мое отсутствие. Но теперь они лезут не в свое дело!»
В октябре 1981 года Флоренс Литтауэр, близкий друг и одна из тех, кто поддерживал меня молитвами в течение долгих месяцев терапии, предложила мне участвовать в ее Семинаре христианских лидеров и спикеров (КЛАСС). На этих семинарах люди учились выступать перед группой и применять свои таланты и жизненный опыт для помощи другим. Я колебалась. Я по-прежнему не чувствовала себя уверенной на публике. Я приходила в ужас от мысли, что придется стоять перед незнакомыми людьми и рассказывать им о том, что со мной случилось. Однако что-то подсказывало мне: Бог хочет, чтобы я это сделала. Если я смогу поддержать кого-то другого, пережитые мной боль и смятение не будут напрасными.
Моя сестра Мэри Сью и несколько других участников движения «Больше чем друзья» также планировали там побывать. Я надела свое лучшее платье и сделал макияж. заливаясь слезами, я поведала свою историю. Трясясь и вцепившись в кафедру, чтобы окончательно не лишиться сил, я довела свой рассказ до конца.
Женщины отозвались рассказами о своей собственной боли. Я была поражена тем, что этим женщинам и впрямь удалось извлечь что-то позитивное и полезное из моей истории.
Различные варианты будущего вторгались в мои мысли, и они меня пугали. Я ощущала себя очень маленькой. Иногда мне хотелось убежать прочь и превратиться в маленькое существо, на которое никто не обращает внимания.
Все последующие месяцы я частенько задумывалась о том, чтобы уйти от всего, занявшись деревянной скульптурой. Но многое удерживало меня от такого шага – и, в частности, Линда. Будучи членом той и же церкви и движения «Больше, чем друзья», Линда воспринимала мою жизнь с особым интересом. У нее тоже были мучительные головные боли. Она с нетерпением ожидала моего возвращения с терапии, чтобы узнать, насколько она помогает. По ее мнению, я действительно стала другим человеком. Перемены во мне позволяли ей надеяться, что, возможно, терапия – это решение и для нее.
Она позвонила мне и попросила о встрече. У меня были сомнения. Хотя регрессивная терапия стала для меня спасительной благодатью, мне было известно, что она подходит не каждому. Я поговорила с Линдой и просто рассказала ей о том, что со мной произошло. Она попросила телефон доктора Дэнилчака и его адрес. Посмотрев мне прямо в глаза, она произнесла: «Не знаю, как тебя благодарить, быть может, ты спасла мне жизнь!»
В тот вечер я закрылась в своей комнате и молилась: «Господи, что ты творишь?» я совсем не собиралась направлять свою жизнь в это русло. Что еще Ты замыслил для меня?»
Я больше не могла делать то, что раньше. Мне больше не хотелось быть совершенной и заботиться обо всем мире. Не могла я и отдавать себя в распоряжение всех и каждого. Я изо всех сил пыталась восстановить свое здоровье – выздороветь физически, эмоционально и духовно. Я не сомневалась, что Бог до сих пор направлял мое исцеление. Подчас глубоко внутри меня тоненькой голосок принимался твердить: «Бог ушел он меня тем снежным вечером. Он не позаботился обо мне».
10. сочувствующие лица и землетрясения.
В последующие месяцы мой Естественный ребенок частенько выражал желание скакать припрыжку, но мой Плачущий обиженный ребенок упирался, жалуясь: «Доктор Дэнилчак считает, что мы должны продвигаться не спеша». Мой Контролирующий ребенок продолжал ворчать на обоих. Он то и дело заводил старую песню: «Ты чересчур эгоистична. Ты должна отдавать себя заботе о других, тогда у тебя не останется времени на чувства». Мой медленно созревающий Чувствующий ребенок с упоением водил всех троих за нос. Продвижение вперед на обещало быть легким.
Все «детям» приходилось иметь дело в Тоддом, который, похоже, совершенно не знал, как реагировать. Я уговаривала Тодда вместе работать над своим эмоциональным развитием, чтобы он мог увидеть подлинную Мэрилин и поддержать ее стремление к жизни. Но он отказался.
Наш брак превращался в столкновение желаний. Тодд хотел сохранить меня в прежней роли: существовать для него. Я хотела того, что считала подлинным браком: партнерских взаимоотношений, которые дают возможность обоим становиться такими, какими замыслил их Бог, - а не когда один «становится», а другой загибается. Я хотела создать взаимно питающею среду. Я попросила Тодда отслеживать поступки, которыми он усиливал мой стресс и причинял мне физическую боль. Я умоляла его обратить внимание и на физическую боль, которую испытывал он сам, и которая усиливалась с каждым днем, и заботиться о себе.
