Неизв. - Александр дюма из парижа в астрахань свежие впечат (Владимир Ишечкин) / Проза.ру
Однажды в Брагине, когда князь Адам Вишневецкий принимал ванну, молодой камердинер, поступивший в услужение всего несколько дней назад, неловко исполнил только что полученное приказание. Князь, довольно горячий и, как вся знать той эпохи, скорый на расправу, обозвал его [Пся крев!] сукиным сыном– обычное оскорбление у поляков и русских – и влепил ему пощечину. Молодой лакей отступил на шаг и, не оправдываясь иначе, сказал ему с кротостью:
- О! Князь Адам; знал бы ты, кто я, не обращался бы со мной подобным образом; но мне нечего сказать, раз я взялся за роль секретаря.
- Кто ж ты, спросил его князь, - и откуда ты?
- Я, - ответил ему молодой человек, - царевич Дмитрий, сын Ивана Грозного.
- Ты царевич Дмитрий? - возразил князь. - Разве не известно всем, что царевич убит в Угличе 15 мая 1591 года?
- Все ошибаются, - ответил молодой человек, - и доказательство тому – сын Ивана Грозного перед глазами.
Князь потребовал объяснений, и вот что ему рассказал молодой человек.
Борис, желая избавиться от царевича, велел послать за валашским медиком по имени Симоне и сделал ему значительные посулы с условием, что тот согласится убить Дмитрия. Решив наоборот, его спасти, врач сделал вид, что входит соучастником в планы убийцы, и предупредил царицу. Впоследствии ночью, избранной для убийства, - ибо, по рассказу претендента, была ночь, когда убийство имело место, - царевича спрятали за печью и положили на его кровать сына одного крепостного. Это тот ребенок, которому перерезали горло. Из своего укрытия царевич видел, как кинжалом убили несчастного, что занял его место. Среди замешательства, вызванного убийством, медик смог его увезти, сначала проводил на Украину, к князю Ивану Мстиславскому; после, когда князь умер, он был препровожден в Литву, затем повернул на Москву, откуда направился в Вологду. Он уезжал из этого города, когда поступил на службу к князю Вишневецкому.
И так как после этого рассказа князь казался еще охваченным сомнением, молодой человек достал со своей груди русскую печать, носящую имя и герб царевича, и золотой крест, украшенный диамантами, который, сказал он, был ему дан родственником, князем Иваном Мстиславским, в день его крещения.
При виде печати и креста князь Адам прошел путь от удивления до уверования в этот рассказ, попросил прощения у молодого человека за словесное оскорбление, что нанес, за оплеуху, что ему залепил; предложив ему потом остаться в ванной, он попросил разрешения подождать его до выхода из нее.
Его жена закажет чудесный ужин, так как вечером он будет дан настоящему царю Московии; конюшие вырядят шестерку серых в яблоках коней; каждым из них будет править богато одетый наездник. Кроме того, его кучер заложит карету, куда его управляющий натащит подушек и самых дорогих ковров.
Его приказы исполнены, он возвращается в банную залу, провожает молодого человека на балкон, под которым лошади и карета, подает знак 12-ти слугам - в парчовых кафтанах, собольих шубах, при отделанном золотом и серебром оружии - войти и опуститься на колени; затем сам преклоняет колена:
- Пусть ваше величество, - говорит он, - соблаговолит принять этот пустяк. Все, чем владею, к услугам вашего величества. (Мериме. Л ж е – Д и м и т р и и. – Прим. А. Дюма).
Вот что рассказали о способе, которым царевич заставил себя признать.
Тогда князь всем представил его как сына Ивана Грозного, и при первом публичном появлении под этим титулом, рассказывают, один русский по имени Петровский бросился к его стопам, возглашая, что доподлинно узнал в нем царевича Дмитрия, которому служил в Угличе. С этого момента все сомнения рассеялись, и двор польской знати сомкнулся вокруг молодого человека.
Понятен эффект, произведенный подобными новостями на Москву в правление столь ненавистного человека, каким был Борис Годунов.
Ко всем этим деталям добавляют другие, не менее важные. Молодой князь, который потребовал или, конечно, только что потребовал свой трон, удобно обосновался в своих новых резиденциях, великолепно садился на коня, был ловок в боевых упражнениях, говорил по-русски - на родном языке, говорил так же на польском, как на русском, и даже знал несколько латинских слов. Это было образование дворянина, получившего хорошее воспитание.
С этой поры новости и события стремительно последовали одно за другим.
Князь, брезгливо отвергающий деньги, что ему предлагает Борис Годунов, чтобы он выдал претендента, сопровождает его к шурину - Георгию Мнишеку, палатину [правителю] Сандомира, где старый солдат, взятый в плен московитами при осаде Пскова, его признал. Мария, младшая дочь палатина, влюбилась. Дмитрий письменно предлагает ей замужество, когда будет в Москве. Сигизмунд, старый враг русских, его принимает, признает за царевича, дает средства в 40 тысяч флоринов и разрешение полякам встать под его знамена. Пять-шесть тысяч поляков, восемь-десять тысяч казаков, несколько сотен русских, изгнанных в Польшу, составляют его маленькую армию; с этой армией он идет на Москву, встречает князя Мстиславского, вышедшего навстречу более чем с 40 тысячами человек, выигрывает первую баталию, проигрывает вторую, укрывается в городе Полтаве, расстраивает там заговор трех монахов, которые прибыли, по поручению Бориса, чтобы его отравить; велит запереть двоих из трех монахов, вознаграждает третьего, кто все раскрыл; бояр, к каким обратились монахи, выдает на расправу черни, пронзающей их копьями; пишет Борису, что очень хочет проявить великодушие по отношению к нему, если он поспешит отправиться в монастырь и освободит для него трон. Простит его преступления и возьмет под свою высокую защиту.
Эта дерзкая посула находит Бориса в то время, когда, его сестра Ирина, всегда порицавшая его узурпаторство, скоропостижно умирает в монастыре, который она избрала приютом, и когда народ, обвиняющий Бориса во всех преступлениях, громко говорит, что она отравлена. Это новое обвинение, это оскорбление от авантюриста наносят ему последний удар.
13 апреля 1605 года, во время председательства на совете он чувствует недомогание, поднимается, пытается идти, качается и падает в обморок. Через несколько минут приходит в себя, но для того, чтобы облачиться в одеяние монаха, принять церковное имя Боголеп (Милый богу), получить причастие.
В тот же день он умирает на руках своей жены и детей. И, как если бы преступление должно было сопровождать его и после смерти, всякий говорит, что он отравился, чтобы избежать мести князя.
И каждый добавил:
- Он поступил по справедливости.
Известен конец истории faux Dmitry - лже-Дмитрия и, кто знает, может быть, подлинного.
20 июня 1605 года он явился к вратам Москвы. Именитые жители всех слоев встретили его богатыми дарами, в числе которых было массивное золотое блюдо с хлебом-солью - символическое подношение вассала суверену. Их торжественная речь была краткой и в духе эпохи.
«Все готово, чтобы тебя принять, - сказали ему они. - Радуйся; те, кто хотел тебя съесть, ныне не могут больше тебя кусать».
Въезд его был блистательным. Вся Москва высыпала из домов на улицы. Он вынужден был продвигаться шагом и расталкивать толпу, чтобы добраться до церкви св. Михаила Архангела, куда он прибыл помолиться перед могилой Ивана Грозного. Он вошел в церковь, преклонил колена перед могилой, плача поцеловал мрамор и громко произнес:
- О, мой отец, твой сирота царствует, и это тебе святые молитвы, которые он тебе задолжал.
И всяк при этих словах воскликнул:
- Да здравствует наш царь Дмитрий, славный сын Ивана Грозного!
Спустя 11 месяцев при набате трех тысяч колоколов Москвы, что ударили разом, сквозь пожар, гром пищалей, крики взбешенной черни по улицам волокут тело, обезображенное и истерзанное, с рассеченным лбом и оголенным животом, отрубленными руками, которое казнили на 100 помостах посреди огромной площади, чтобы все могли видеть и чтобы каждый, стегнув кнутом или бросив камень, мог прибавить удар к уже принятым им ударам. Это тело - труп доблестного и дерзкого молодого человека, который завоевал, а другие говорят - вернул трон Ивана Грозного. Три дня он оставался выставленным в таком виде на Торговой площади. На третью ночь заметили в ужасе, что поверх тела пляшет голубое пламя. Когда приближались, пламя отступало или исчезало, чтобы появиться вновь, если держались на некотором расстоянии. Явление, не что иное, как газ, поднимающийся порой от трупов при разложении, повергает народ в глубокий ужас.
Один купец испросил разрешение убрать тело и зарыть его за пределами города, на Серпуховском кладбище. Но, как если бы вообще чудеса были брошены провожать это несчастное тело, ураган грянул на улицы, по которым двигался похоронный кортеж, и, когда тот оказался в воротах, сорвал с одной из башен кровлю и завалил дорогу ее обломками. И это еще не все. Священная земля не стала для бедного изувеченного тела землей упокоения, хотя заметили двух неизвестных птиц, похожих на голубей и павших возле ямы, хотя в бесчеловечный вечер слышали с неба такую неземную сладкую музыку, что подумали, будто она была пением ангелов. На следующее утро нашли могилу раскрытой, перевернутой вверх дном и пустой, а труп - в противоположной от нее стороне, где была часовня. В этот раз грешили на колдовство и решили избавиться от тела, которое, по множеству признаков, могло быть только телом вампира. Сложили огромную кучу дров, положили его сверху, зажгли костер и все обратили в пепел. Затем этот пепел собрали с таким же тщанием, с каким делали это в древности, когда мистическое почитание родителей требовало хранить их пепел в погребальной урне и колумбарии предков. Но теперь так набожно его собрали для другой цели. Пеплом зарядили пушку. Это орудие было доставлено к вратам, через которые мнимый царь въехал в Москву, обращено жерлом к Польше, то есть в сторону, откуда пришел самозванец. Поднесли к пушке огонь, и прах того, кто был, может быть, самозванец, но уверял, что он заслуживал положения, которого достиг, вылетел на ветер!
