Санин Евгений - Исцеление Вечностью
Альбин выслушал все это и сказал:
- Нерону просто нужно было свалить на кого-то вину за пожар Рима, чтобы успокоить народ. Вот он и выбрал для этого христиан, которыми уже тогда многие были недовольны.
- Вот видишь - многие! – со значением поднял указательный палец Клодий. - С Нероном все ясно, не будем о нем, но ведь среди остальных были незаинтересованные и здравомыслящие люди. И значит, какие-то основания для того, чтобы считать вас такими, все-таки есть?
- Нет, - твердо ответил Альбин и, выдержав долгий взгляд собеседника, принялся объяснять: - Мы не делаем ничего предосудительного и уж тем более противозаконного. Напротив, стараемся жить в чистоте душ и тел. Не делаем никому зла. Никого не обманываем. Стараемся всем помочь.
- Допустим. Но почему тогда о вас говорят такое?
- Видишь ли, с самого начала власти отказались признавать нашу веру. Хотя статуи других, так называемых, богов из завоеванных стран они перевозили в Рим, ставили в Пантеоне и разрешали всем верить в них. Правда… - тут Альбин сделал значительную паузу. - С единственным условием: поклоняться Юпитеру и другим главным богам Рима и гению императора, принося им жертвы. То есть то, на что мы, в отличие от других, никак не можем пойти.
- Почему? – недоуменно посмотрел на него Клодий. – Разве так трудно бросить на алтарь несколько зерен и воскурить перед ним фимиам?
- Вроде бы, нет! Но для нас это просто невозможно!
- Но почему?!
- Потому что мы поклоняемся только Одному - Единому Богу! – с благоговением произнес Альбин. - Вот за это нас сразу и стали считать неблагонадежными. Даже те, кто приносит такую жертву, совершенно не веря в Юпитера и презирая императора!
- Да, - усмехнулся Клодий и незаметно показал на себя пальцем. – Я, кажется, даже догадываюсь, о ком это ты говоришь!
Альбин, хорошо знавший Клодия, понимающе кивнул и без улыбки продолжил:
- Будучи отвержены властями, мы вынуждены собираться на свои службы ночью, тайком, не посвящая никого в подробности наших богослужений. А все скрытое и тайное, естественно, сразу вызывает подозрения и всякого рода догадки. Тем более, если есть кому распускать разные сплетни и слухи, а потом старательно и умело подогревать их.
- И кто же это, интересно знать?
- Это? – с удовлетворением замечая в Клодии искренний интерес, переспросил Альбин и сам же ответил: - Разумеется, языческие жрецы - от досады, что вместе с перешедшими в другую веру людьми уходит и часть их добычи. Затем – из зависти ко всему более чистому и порядочному, подверженные порокам, или просто наущаемые темными невидимыми силами люди. И, наконец, последние в моем перечне, но первые на деле - те, кто, казалось бы, должны были первыми увидеть в Христе – Спасителя, то есть, Мессию! Но не увидели и не признали…
- Ты имеешь в виду – иудеев? – презрительно поджав нижнюю губу, уточнил Клодий.
- Да, но не всех, - остановил его Альбин, - тех, что уговорили Понтия Пилата распять Его, но еще и всячески противодействовали апостолам, которые понесли Благую Весть по всему миру.
Клодий с еще большим интересом посмотрел на Альбина и задумчиво сказал:
- Я слышал, что лет сто назад среди нас, римлян, и народов других царств ходила упорная молва, что где-то на востоке скоро появится могущественный царь, который покорит себе весь мир. Читал труды знаменитых мыслителей и видел, что лучшие умы, наблюдая, что мир идет к пропасти погибели, надеялись, что откуда-то должно прийти спасение. Если не от людей, то свыше. Преклонялся перед писавшим об этом Вергилием. Изучал запрещенные, но до конца так и не уничтоженные Августом пророчества Сивиллы… И честно скажу, всерьез интересовался этим вопросом. Может, когда-нибудь я открою тебе, почему. – Клодий долго – Альбин не стал торопить его - молчал и вдруг спросил: - Так, стало быть, Он – этот Мессия - все же пришел?
- Да! – наконец, широко улыбнулся Альбин. – Причем, с изумительной точностью по срокам, указанным за несколько столетий до этого пророком Даниилом.
- И вы, стало быть, почитаете его?
- Да! Да!
- А чем же вы все-таки занимаетесь на ваших службах?
Альбин от неожиданности такого вопроса запнулся и, поразмыслив, что можно приоткрыть из того, что для остальных было тайной, только пожал плечами:
- Поверь, мы не делаем ничего предосудительного! Слушаем отрывки книг Священного Писания. Толкования их. И – молимся!
- Как и мы, каждый за себя?
- Нет, у нас так не принято! – возразил Альбин. - Научая апостолов, а через них, и нас, молитве, Христос сказал ведь не «Отче мой», а «Отче наш». То есть, мой, твой, его, их… – кивнул он на капитана, затем на рабов-гребцов. – Всех! Как солнце восходит над всеми без исключения, так и Бог желает спасения – всем! И поэтому мы молимся: и за императора, и за знакомых и незнакомых нам людей, в том числе и за наших гонителей и мучителей…
- Вот этого я, хоть убей, не могу понять!
- А что тут понимать? Сам Христос подал нам пример в этом. Когда Его руки и ноги прибивали к Кресту, Он молился за распинателей, говоря: «Отче! Прости им, ибо не знают, что делают». Дорогой ценой оплачено наше спасение. Так можем ли мы не следовать во всем примеру Христа или жалеть сами хоть что-то, будь это даже, как ты верно это сказал, самое дорогое – жизнь?
- Да что же такое Он может дать вам, что вы так чтите Его? – теряя терпение, воскликнул Клодий, и Альбин, глядя просветленными глазами куда-то выше горизонта, сказал:
- Он обещает нам Вечные блага, то есть, то, чего не могло обещать и уж тем более дать людям ни одно из божеств, которым до сих пор, заблуждаясь, поклоняется большинство людей.
- Вечные блага… Это было бы очень кстати!
Клодий мечтательно прищурился и неожиданно впервые не как начальник, а как подчиненный, с надеждой посмотрел на Альбина:
- Но - разве такое возможно?..
7
После ужина Вера подождала, пока Александр уберет со стола, помоет посуду и осторожно спросила:
- Можно я еще немного посижу в твоей комнате?
- -Да что ты спрашиваешь? Конечно! – удивился Александр. – Это же ведь твоя квартира!
- Нет, - серьезно возразила Вера. - Как говорят англичане, мой дом – моя крепость. У каждого человека должна быть – пусть временная, пусть крошечная, хоть на одну ночь на голой земле – крепость. И пока ты живешь у меня, то будь в этой комнате, как у себя дома!
- Спасибо! – поблагодарил Александр и предупредил: – Но если что – ты только скажи, я сразу попрошу отца Никона найти мне другое жилье!
- Никаких «если что»! – отрезала Вера. – Живи хоть месяц! Хоть год! А если… выдержишь мой скверный – да-да, не спорь, я это хорошо знаю - грубый, вздорный, командный характер, то и вообще никуда не уезжай!
- Ладно! – засмеялся Александр. – Только тогда, чур, и на меня не обижаться! Я же ведь тоже не подарок…
Сказал - и снова поймал на себе тот же, преисполненный благодарности за подаренную надежду, взгляд женщины, отчаянно цепляющейся за жизнь.
Войдя в теперь уже точно свою комнату, он, пока Вера усаживалась в кресло, подошел к столу, вздохнув, отодвигая в сторону изуродованную котом рукопись, и наклонился к так заинтересовавшей его до этого иконе.
- Так…так… - разглядывая ее и так, и эдак, бормотал он и, поднеся совсем близко к настольной лампе, воскликнул: - Ничего не понимаю!..
- Что… что там случилось? – забеспокоилась Вера.
- Да вот икона…
- Тоже оцарапана?! – ахнула Вера и горячо принялась защищать своего кота. - Честное слово, Рыжик тут ни при чем! Он никуда не выходил из кухни, пока ты ужинал! А до этого я не оставляла его здесь одного!
- Да нет, тут совсем другое!
Александр подошел к Вере и показал икону:
- Видишь, изображенный здесь святой – в черной мантии. До моего отъезда она полностью была черной. А теперь вот – появилась какая-то красная кайма. Или может, мне это кажется?
Вера взяла в руки икону, и сразу сказала:
