Петр Воробьев - Горм, сын Хёрдакнута
В более поздних работах, авторы которых уже понимали разницу между хроникой и сказанием, встречается и более скептическое отношение к Горму. Одним из обоснований для такой переоценки как раз и служит то, что восемь десятков лет его правления так небогаты упоминаниями о делах конунга. Кстати, у начала такого толкования стоит сам Сакси Долговязый, с упоением рассказывающий о ранних походах Горма и ставящий ему в упрек полное неучастие в набегах в последовавшие десятилетия скучного, с точки зрения Сакси, мира. Форсвар Хестр обходится с Гормом еще суровее, доходя даже до того, что называет его не Гормом Старым, а Гормом Ленивым. Форсвар же, а за ним и Пард Сын Вдовы существенно пересматривают отношение предшествовавших историков к Йормунреку Хаконссону, в основном питавшееся описаниями его злодейств в Первой Островской Летописи, в Закате Гегемонии, и в Горьких Слезах, Проливаемых над Камнями Фергуни Хайлаг. С точки зрения Парда, Йормунрек был носителем нового, объединившим своими завоеваниями значительную часть круга земного и тем ответственный за последовавший взрыв в развитии науки, а его жестокость была обусловлена необходимостью преодолеть сопротивление нововведениям. Таким образом выходит, что Горм, убив Йормунрека, как раз вернул Танемарк к более размеренному и архаичному укладу. Другие историки упрекают Горма и за недостаточную прогрессивность по сравнению с его младшим братом Хельги, объявившим рабовладение в Винланде вне закона и начавшим нещадную охоту за кораблями работорговцев, пересекавшими Завечернее море.
Хронист Кальмота Палача Вёрд Анкас, заодно с описанием Горма как лентяя и подкаблучника, идущего у жены на поводу, заявил, что политические и управленческие методы Йормунрека, афористически сформулированные в его высказываниях, по-настоящему опередили свое время. Заодно Вёрд попытался и приуменьшить Йормунрековы зверства, обвиняя гардарских летописцев и хронистов Гуталанда и багряной гегемонии в предвзятости. Согласно Вёрду, Йормунрек был не более жесток, чем та же Тира, незадолго до падения Лимен Мойридио безжалостно подавившая бунт в городе.
Иронически, от такого толкования истории предостерегал современников уже Тихомысл Зоркий в Отповеди Фафыжникам. «На переправе через Фрёсён-реку, дожидаясь парома, говорил один нуитский рядович другому: “Вот при Йормунреке, при нем порядок был, и паром не опаздывал.” Эйстейн же старец, услышав эти слова, возразил так: “Помню я те времена. Верно, паром не опаздывал, потому что Йормунрекова дружина его потопила, а паромщика повесила.”»
Дело даже не в том, что жестокость Йормунрека была бессмысленной, хоть ему и впрямь удалось объединить значительную часть северного материка - преимущественно в страхе перед собой и ненависти к себе. Первой и главной ошибкой, в конечном счете оказавшейся для него смертельной, было то, что он не желал и не умел хозяйствовать, считать, и рассчитывать. Пока его войско продолжало завоевывать новые города, захватывая их богатства, это сходило конунгу с рук, но одной задержки с завоеванием Энгульсея хватило, чтобы пустить в действие цепь последующих необратимых событий, начиная с восстания Хакона, приведших к закономерному (я употребляю это слово неспроста) концу в Боргене в предпоследний год законоговорительства Сварта Каменное Слово. Там, если следовать описанию, приведенному в Закате Гегемонии, Йормунрек допустил свою вторую ошибку, в присутствии своих дружинников противопоставив закон, бывший на стороне Горма (пусть и схитрившего), своему произволу. Это противостояние происходило не впервые - конунг уже разогнал не один тинг, но на этот раз оно оказалось роковым, и не случайно, что на стороне закона выступили (и оказались победоносны) именно Горм и Тира.
В этом смысле правы историки, утверждающие, что Горм был традиционалистом. Он действительно следовал традиции - традиции закона и народовластия Севера. Но слова тех же историков, касающиеся бездействия Горма на протяжении последующих десятилетий, не совсем верны. Вспомним, что творилось в то время в Танемарке и вокруг. Произошел взрыв рождаемости, вследствие чего за время правления Горма Старого численность танов удвоилась. Сельскохозяйственное производство начало переходить на интенсивную основу. В Хейдабире и Хроарскильде было налажено поточное производство кузнечных изделий. Началось воздухоплавание. Чуть дальше, в Альдейгье, расцветала астрономия с использованием зрительных труб. В Энгульсее было изобретено книгопечатание с наборным металлическим шрифтом. Ушкуйники совершили кругосветное плавание.
Мир, в котором жил Горм, стремительно преображался, вступая в эру открытий и изобретений, путь в которую открыли воздушный шар Кнура Дурная Слава, зрительная труба Тихомысла Зоркого, стилос Кирко Хрониста, и прокипяченный скальпель Щени Мудрого. Отнюдь не случайно, четыре этих имени связаны с именем Горма Старого, как и имена Родульфа Сквернослова, Ингимунда Рассудительного, Саппивока Защитника Выдр, Хельги Освободителя, Асы Хранительницы, и, конечно, Тиры, Красы Танемарка. Заслуга Горма Хёрдакнутссона перед историей заключается как раз в том, скольким талантам он помог развиться.
Иронически, со временем, имена и дела друзей и ближайшего окружения конунга полностью затмили его самого. Миф прав в том, что Горм был, судя по всему, храбрым воином, но не таким, как Боривой Руянский, неплохим поэтом, но куда менее изобретательным и плодовитым, чем Эгиль Сын Лысого или Родульф Сквернослов, и отличным руководителем - но тут ему трудно тягаться уже с блеском Тиры. Конунг прожил долгую жизнь, насыщенную событиями - разбором тяжб бондов на тинге, строительством, дипломатическими усилиями, направленными на поддержание мира, разведением собак и лошадей, поездками в Винланд и на Килей, и так далее. Но как этим повседневным делам сравниться на суде времен, например, с перелетом Кнура из Трегорланда в Глевагард на паровом аэрокеркуросе, или с путешествием, вдогонку которому было написано «Хождение за пять морей Ушкуя Овсяниковича и Букана Ушкуевича Мохнатинских, с рассуждением о разнообразии тварей и его причинах?»
Один из примеров деятельности Горма, забытой летописцами, изустно, а затем и в форме лубка, передавался лютичами. По их преданию, Горм был приглашен Домославом Лютичским, чтобы рассудить его тяжбу с Годником из Шапок. При этом, так как гордый Годник наотрез отказывался признавать не поморянина в качестве судьи, роль конунга в переговорах была сведена к переводу. «Зачем переводить с венедского на венедский?» - спросит читатель. Лютичский и поморянский варианты языка и вправду были взаимно понятны во времена законоговорительства Роала Сурового, хотя некоторые слова значили по-лютичски вещи, противоположные их поморянским значениям, например - «запомнить» - «забыть,» или «поправить» - «казнить.» Хуже того, стук на одном языке соответствовал пуку на другом, а карман и вовсе оказывался задницей. Так или иначе, Горм сидел за столом вместе с Домославом и Годником, осыпавшими друг друга бранью, и смиренно ее «переводил.» «Псицы сын!» - кричал Домослав. «Ты неправ,» - говорил Горм. «Ты псицы сын, псицы муж, и псицы брат!» - отвечал Годник. «Но ты более неправ,» - переводил обратно конунг. Через некоторое время, сторонам удалось выяснить, что бывший предметом распри заливной луг ушел под воду, после чего лютичи с поморянами помирились (на крайне непродолжительное время), а на месте луга в устье Нисы был сброшен рунный камень. Казалось бы, просто народное сказание, и в нем с тем же успехом могли бы упоминаться не Горм, Домослав, и Годник, а Йокки, Радигост, и Дагомир. Так думали, пока при строительстве сухого дока драга не вытащила на берег плоский кусок гранита с одинаковой надписью на каждой стороне (надо полагать, на старолютичском и старопоморянском): «Домослав и Годник утопили здесь ссору. Горм из доней переводил. Славомир резал руны.»
Таким образом, неожиданно подтвердился один из мифов. Другому известному полумифическому событию, бою Горма с Берси Берсерком, дает возможное объяснение история медицины. Согласно Былине о Куруме Богатыре, знаменитый Берси, победитель пяти дюжин и трех хольмгангов, не проигравший ни одной схватки, вызвал Горма ярла на поединок вскоре после встречи Йормунрека с винландским флотом. Поводом послужило якобы то, что ярл не приносил жертв Одину. Ситунская книжица Бои Хольмганга Берси, относимая уже к законоговорительству Ингимунда, утверждает, что старого поединщика «поблазнили» на вызов жрецы Одина. Так или иначе, бой начался на песчаной косе у моря в присутствии большого количества зрителей. Берси вначале был настроен очень решительно, и заранее посвятил свою победу Одину. После обмена десятком ударов, Берси расколол мечом Гормов щит. Взяв новый щит, Горм сказал: «Покажи-ка мне этот удар снова, дядюшка Берси.» После этого, соперники обменялись еще парой дюжин ударов, дружелюбно беседуя, Берси расколол Горму второй щит, Горм ответил тем же, после чего Берси неожиданно потребовал пива, вместе с Гормом распил бочонок, и расстался с ярлом в самых дружеских отношениях. Это был последний бой Берси, спустя несколько лет так и умершего непобежденным.
