Борис Батыршин - Коптский крест. Дилогия
Это, пожалуй, плохо - вроде бы, взрослый, серьёзный мужик, порой даже жесткий - а поди ж ты! Значит, недостаточно жёсткий; да и поплыл он не сейчас, а много раньше - когда осознал, что "хруст французской булки" доступен теперь в любом количестве и, что немаловажно, без особых усилий. Требуется лишь войти в портал - и на тебе: все преимущества расслабленной, удобной (всего,в смысле "роскоши человеческого общения") жизнь конца 19-го века. Но без сопутствующих неудобств вроде туберкулёза, и антисанитарии. А что? До ближайшей революции еще лет двадцать; с учётом его возраста - можно вообще и не брать в голову. Это ведь тоже не следует сбрасывать со счетов - двадцать лет заведомо мирной, увлекательной жизни, в которой ты чувствуешь себя эдаким то ли графом Монте-Кристо, то ли доктором Фаустом. И ведь жизнь-то - и как раз такой, о которой всё своё сознательное существование мечтал. Именно существование - потому что, чем еще можно назвать безобразия тех же 90-х после такого вот викторианского путешествия? Страшный сон, жуть, морок. А всего-то и надо - ничего не трогать, оставить все, как есть. Соблазн, что и говорить….»
Каретников так и не успел толком поговорить с другом - час назад ему позвонил взмыленный Яша и отрапортовал, что все в порядке, Семёновых они встретили; да, еще Корф затеял какое-то совещание и просить срочно прибыть. Каретников зашёл в ординаторскую, потом навестил Ольгу, вторые сутки не отходящую от Никонова, и направился вниз, на парковку возле главного корпуса больницы.
-« Ведь Олегыч так и не стал заезжать домой - ну, то есть в наше с ним время, - подумалось доктору. - Тоже, между прочим, сигнальчик… и большой вопрос - где у него теперь дом. То-то он Корфа заслушался…
А барон-то, барон! Надо же, как подготовился! Вот так и закладываются традиции, Голову готов позакладывать, что барон видит в своём воображении эдакий «Клуб Шести» - и даже лелеет планы и нас с Олегычем, и даже Ромку с Яшей одеть во фраки… и чтобы собирались мы все вместе здесь, у камина - скажем, раз в неделю, чем плохо? - и неспешно обсуждали судьбы мира. А что? Мы ведь теперь вполне в состоянии обсуждать судьбы мира, разве не так? Ресурсы, так сказать, позволяют - портал, при правильной постановке вопроса, даёт нам возможность влиять на историю этого мира так, как нам будет угодно. Еще бы понять, что нам угодно… а пока единственный человек, который предпринял в этом отношении хоть что-то - это бедняга Никонов, который, между нами говоря, проваляется в постели никак не меньше двух месяцев. Кстати, о Никонове…»
- Вы закончили, барон? - Каретников поднял палец. - Пожалуй, ситуацию с Сергеем Александровичем я понимаю лучше других - так что позвольте мне высказаться на этот счет…
******************************************
Владимир Алексеевич вышел на Моховую и пошёл в сторону Тверской, высматривая извозчика. Здание университета осталось за спиной.
С позапрошлого, 1884-го года, для медицинского факультета строили «клинический городок» - на Девичьем Поле, между Садовым кольцом и Новодевичьим монастырём. Однако ж пока медики - и клиническое, и хирургическое и акушерское отделения, - теснились в старом здании на Моховой. Недавно к ним прибавились еще и женские акушерские курсы, однако же помещались они в отдельном здании на Волхонке - университетский устав запрещал обучение женщин.
На углу Моховойторчал, против обыкновения, единственный экипаж: старик, в кафтане, подпоясанном обрывком протёртой вожжи. Пролётка старая; лак кое-где вытерся до светлого дерева. Пузатая, мохнатая лошадёнка в верёвочной сбруе меланхолично что-то жевала.
— Дедушка, в Лефортово!
А куда, ваш степенство?
Московские возчики именовали седока по одёжке - кого «ваше степенство», кого «ваше здоровье», кого «ваше благородие», а кого «вась-сиясь!» Тут важно было не ошибиться, польстить клиенту - чутьё у этих мастеров извозного промысла было удивительное.
- Так куды?
- На Гороховую.
- Десять копеек.
Гиляровский покачал головой - дорого.
- Восемь.
Репортёр обошёл безучастную кобылу и двинулся к углу Тверской. Старичок-возчик плёлся за ним:
- Последнее слово - семь копеек! Без почина стою!
Сошлись на пятачке.
Выезжая на Лубянскую площадь, возчик разговорился:
- Эту лошадь в завтрашний день в деревню отошлю. Вчера взял на Конной у Ильюшина кигризку за тридцать рублей - добрая! Четыре года, износу ей не будет. На той недели из-за Волги большой обоз пришёл - рыбу в Москву привезли - вот барышники у них лошадёнок и перекупили. Каждый раз так - сибиряки в Москву товар привезут, и половину лошадей распродадут. А с нас за них потом вдвое дерут - зато в долг. И-эх, жисть….
Огибая фонтан посреди лубянки, во всякое время окружённый извозчьими лошадёнками, которых владельцы поили прямо из каменной чаши, услышали позади колокольчики. Между возчиками началась суматоха - ломовики, расположившиеся тут же, на бирже, принялись нахлёстывать лошадей, прижимаясь к тротуарам. Возница обернулся:
- Курьеры... Гляди!
Со стороны Тверской бешено неслись две прекрасные гнедые тройки в одинаковых коротких экипажах. Ямщики на обоих - весёлые, в шапках с павлиньими перьями - размахивают кнутами, свистят. В экипиажах - одинаковые пассажиры: жандарм в серой шинели, а рядом с ним - молодой человек в партикулярном.
В Сибирь везут, - возчик перекрестился. - из Питера, на каторгу: это — которые супротив царя идут.
Жандармские тройки вернули Гиляровского к мыслям об убитых с Хитровки - и к необычному зубному протеху, преданному профессором Нейдингом. Дело представлялось интересным - Владимир Алексеевич ничуть не сомневался, что застреленный молодой человек как-то связан с недавней эскападой барона Корфа. В самом деле, первый убитый - тот, которого прирезал бебутом тот шустрый молодой человек… Роман, кажется? Он ещё называл какое-то имя…
Репортер нахмурился, вспоминая. Нет не он - тот, другой, ради которого и затевалась экспедиция, пленник, освобождённый из хитровского плена. Яков? Да, Яков. Он еще просил позволения зайти - интересуется криминальными делами. Вот и хорошо, пусть заходит…
Имя… он ведь точно называл какое то имя? И тоже профессор.. нет, доцент! Доцент Евсеин! Вот за эту ниточку и надо потянуть. Наверняка в университете можно навести справки...
- Ну-ка, голубчик, - Гиляровский решительно тормознул своего возницу. - Поворачивай-ка назад, на Моховую. Передумал я, не поеду. Денег заплачу, как уговорено…
******************************************
С момента, когда облачённый в парадное одеяние барон открыл "заседание", прошло уже около часа - по высоким, заключенным в дубовую башенку часам, стоящим в зале напротив камина, в простенке между двумя витражными окнами. От недавней торжественности не осталось и следа; Корф, скинув фрак, стоял перед камином; пикейная бабочка сползла набок, придавая облику барона что-то комическое. Яша уселся на подлокотнике и слушал, вульгарно болтая ногой. Ромка, так же выбравшийся из кресла, стоял теперь позади него, опираясь подбородком на скрещенные руки, пристроенные на спинку. Сидеть остался один Семёнов, но от благоговейного, восторженного выражения лица, с которым он совсем недавно слушал Барона, не осталось и следа.
-Я решительно вам удивляюсь, барон. - говорил Олег Иванович. «Совет Шести».. что за масонские игрища, право слово? Вы что, бульварных романов начитались? Так мы, позвольте напомнить, в реальной жизни…
- Ну, это еще как сказать. - усмехнулся Корф. - Что-то не припомню, чтобы в реальной жизни мне когда-нибудь доводилось скакать туда-сюда из прошлого в будущее, словно.. я и не знаю, с чем сравнить! Так что, если это у нас с вами реальность, друг мой, то очень уж она нереалистичная!
Олег Иванович издевательски похлопал в ладоши. - Браво, барон, с каламбуром-с… А если серьезно - вы и правда полагаете, что без всех этих ваших клятв мы бросимся рассказывать на всех углах и про портал, и про прошлое с будущим?
- Ну, до сих пор вы не очень-то язык за зубами держали. - парировал Корф. - я так понимаю, что за каких-то три месяца вы сумели расширить круг посвященных с трех человек до полутора десятков? Что и говорить, сохранили тайну…
- Кстати, тут я с бароном согласен, - вмешался Каретников. - И вообще - ты, Олег, до крайности несерьезно ко всему этому относишься. Право слово, создаётся впечатление, что ты здесь на экскурсии, и не более того.
Семёнов с упрёком поглядел на друга - мол, и ты, Брут! Тот сделал вид, что ничего не заметил и продолжал:
- Определись уже на будущее: или ты здесь своё любопытство тешишь, или… - Каретников запнулся. Что «или» - он и сам не знал. - Об ответственности за изменение истории говорить не буду, оставим это для фантастов.
