Andrey Maidansky - Spinoza Izbrannyie sochineniya
она находит для себя полное удовлетворение, а потому должно
заботиться о том, чтобы самый аффект был отделен от представления
внешней причины и соединен с представлениями истинными. Через
это (по т. 2) не только будут уничтожены любовь, ненависть и т.д., но
(по т. 61, ч. IV) и влечения или желания, обыкновенно возникающие
из подобных аффектов, не будут чрезмерными. Ибо прежде всего
должно заметить, что одно и то же влечение делает человека и
активным и пассивным. Мы показали, например, что человеческой
природе свойственно, чтобы каждый стремился к тому, чтобы другие
жили сообразно с его желанием (см. сх. т. 31, ч. III). Такое влечение в
человеке, который не руководствуется разумом, составляет состояние
пассивное, называемое честолюбием и немного отличающееся от
самомнения; наоборот, в человеке, живущем по предписанию разума,
оно составляет действие или добродетель, называемую заботой об
общем благе (см. сх. 1 т. 37, ч. IV, и 2-е док. той же теоремы). Таким
образом, все влечения или желания составляют пассивные состояния
лишь постольку, поскольку они возникают из идей неадекватных, и
отно-
593
сятся к добродетели, как скоро они возбуждаются или рождаются от
идей адекватных. Ведь все желания, которыми мы определяемся к
какому-либо действию, могут возникать как из адекватных идей, так
и из неадекватных (см. т. 59, ч. IV). И (чтобы возвратиться к тому,
отчего я сделал отступление) нельзя придумать против аффектов
никакого другого средства, которое находилось бы в нашей власти,
лучше того, которое состоит в истинном познании их, ибо, как мы
выше показали (в т. 3, ч. III), не существует никакой другой
душевной способности, кроме способности мышления и составления
адекватных идей.
Теорема 5.
Аффект к вещи, которую мы воображаем просто, и не как
необходимую, возможную или случайную, при прочих условиях
равных, бывает самым сильным из всех аффектов.
Доказательство. Аффект к вещи, которая, по нашему
воображению, свободна, сильнее, чем к вещи необходимой (по т. 49,
ч. III) и, следовательно, еще сильнее, чем к той, которая, по нашему
воображению, возможна или случайна (по т. 11, ч. IV). Но
воображать какую-либо вещь свободной значит воображать ее
просто, не зная причин, которыми она определяется к действию (по
показанному нами в сх. т. 35, ч. II). Следовательно, аффект к вещи,
которую мы воображаем просто, при прочих условиях равных,
сильнее, чем аффект к вещи необходимой, возможной или случайной,
и, следовательно, этот аффект есть самый сильный; что и
требовалось доказать.
Теорема 6.
Поскольку душа познает вещи как необходимые, она имеет тем
большую власть над аффектами, иными словами, тем менее
страдает от них.
Доказательство. Душа познает, что все вещи необходимы (по
т. 29, ч. I) и определяются к существованию и действию бесконечным
сцеплением причин (по т. 28, ч. I), и через это она (по пред. т.) менее
страдает от аффектов, возникающих из них, и (по т. 48, ч. III) менее
волнуется ими; что и требовалось доказать.
594
Схолия. Чем больше это познание (именно, что все вещи
необходимы) простирается на единичные вещи, которые мы
воображаем отчетливее и живее, тем больше бывает эта власть души
над аффектами, что свидетельствует также и опыт. В самом деле, мы
видим, что неудовольствие вследствие потери какого-либо блага
утихает, как скоро человек, потерявший его, видит, что это благо
никоим образом не могло быть сохранено. Мы видим также, что
никто не жалеет о ребенке, что он не умеет говорить, ходить,
умозаключать и, наконец, столько лет живет, как бы не зная о самом
себе. Но, если бы большая часть людей рождалась взрослыми и
только некоторые — детьми, тогда каждый сожалел бы о детях, так
как тогда смотрели бы на детство не как на вещь естественную и
необходимую, а как на недостаток или погрешность природы. Можно
было бы указать и много другого в этом роде.
Теорема 7.
Аффекты, возникающие или возбуждающиеся из разума, если
обращать внимание на время, сильнее, чем те, которые относятся
к единичным вещам, по нашему воображению не существующим в
наличности.
Доказательство. Мы смотрим на какую-либо вещь, как на
несуществующую в наличности, не вследствие аффекта, с которым
мы ее воображаем, но вследствие того, что наше тело подвергается
какому-либо другому аффекту, исключающему существование этой
вещи (по т. 17, ч. II). Поэтому природа аффекта, относящегося к
вещи, на которую мы смотрим, как на несуществующую в
наличности, не такова, чтобы он превосходил остальные действия и
способность человека (о которых см. т. 6, ч. IV), но, наоборот, такова,
что он так или иначе может быть ограничен состояниями,
исключающими существование внешней причины этого аффекта (по
т. 9, ч. IV). Аффект же, возникающий из разума, необходимо
относится к общим свойствам вещей (см. определение разума в сх. 2,
т. 40, ч. II), на которые мы всегда смотрим, как на наличные (ибо не
может быть ничего, что исключало бы их наличное существование),
и которые мы (по т. 38, ч. II) всегда воображаем одинаково. Поэтому
подобный
595
аффект всегда остается тем же, и, следовательно» (по акс. 1),
аффекты, которые противоположны ему и которые не
поддерживаются своими внешними причинами, должны будут все
более и более приспособляться к нему до тех пор, пока не перестанут
быть ему противными; в силу этого-то аффект, возникающий из
разума, сильнее; что и требовалось доказать.
Теорема 8.
Чем большим стечением причин возбуждается какой-либо
аффект, тем он сильнее.
Доказательство. Большее число причин (по т. 7, ч. III) может
произвести одновременно более, чем меньшее. А потому (по т. 5,
ч. IV), чем большим стечением причин возбуждается какой-либо
аффект, тем он сильнее; что и требовалось доказать.
Схолия. Эта теорема явствует также из акс. 2 этой части.
Теорема 9.
Аффект, относящийся ко многим различным причинам,
созерцаемым душой вместе с этим аффектом, менее вреден, и мы
менее страдаем от него и питаем меньший аффект к каждой
отдельной из его причин, чем в случае какого-либо другого аффекта,
одинакового с ним по величине, но относящегося только к одной
причине или меньшему числу их.
Доказательство. Аффект лишь постольку бывает дурен или
вреден, поскольку он препятствует душе в ее способности мыслить
(по т. 26 и 27, ч. IV). И потому тот аффект, которым душа
определяется к одновременному созерцанию нескольких причин,
менее вреден, чем другой, одинаковый с ним но величине, но
привязывающий душу к созерцанию только одного объекта или
меньшего числа их таким образом, что она делается неспособной
мыслить о других; это — первое. Далее, так как (по т. 11, ч. II)
сущность, т.е. (по т. 7, ч. III) способность души состоит в одном
только мышлении, то, следовательно, душа менее страдает через
аффект, определяющий ее к одновременному созерцанию нескольких
объектов, чем через аффект, оди-
596
наковый по величине, но привязывающий ее к созерцанию только
одного объекта или меньшего числа их; это — второе. Наконец, этот
аффект (по т. 48, ч. III), относясь к большему числу внешних причин,
по отношению к каждой отдельной из них будет слабее; что и
требовалось доказать.
Теорема 10.
Пока мы не волнуемся аффектами, противными нашей природе,
до тех пор мы сохраняем способность приводить состояния тела в
порядок и связь сообразно с порядком разума ( intellectus).
Доказательство. Аффекты, противные нашей природе, т.е. (по
т. 30, ч. IV) дурные, дурны постольку, поскольку они препятствуют
душе познавать (по т. 27, ч. IV). Следовательно, пока мы не
волнуемся аффектами, противными нашей природе, до тех пор
способность души, вследствие которой она (по т. 26, ч. IV) стремится
к познанию вещей, не находит для себя препятствия. А потому душа
сохраняет способность образовывать ясные и отчетливые идеи и
выводить их одни из других (см. сх. 2, т. 40 и сх. т. 47, ч. II); и
