Неизвестно - Сергеев Виктор. Луна за облаком
Спустя сколько-то минут дядя Костя, сутулясь, вышагивал рядом с секретарем парткома, то и дело оглядываясь, не видать ли Цыкина, его верного помощника. Но Цыкина нигде не было видно. И дядя Костя окончательно понял, что томился и тревожился он не случайно, что то, чего он не ясно и подсознательно опасался, все это свершилось вместе с приходом Каширихина.
— А могли бы вы, Константин Касьяныч, за смену забивать больше шести свай?— спрашивал Каширихин.
— Это смотря по общей картине... как нарисуется,— неопределенно отвечал дядя Костя, смущаясь мало знакомого ему человека и думая о том, как бы ненароком не вплести в разговор непечатное слово, обходиться без которого он не имел привычки.
— Ну, а все-таки?
— Это как грунт укажет,— продолжал стоять на своей неопределенности дядя Костя.
— Грунт вы уже знаете. На всей площадке главного корпуса залегание твердых пород ровное. Может, вам что-нибудь мешает?
— Да нет вроде бы... Свай маловато завозят. Нынче завезли двадцать свай всего. Я шесть вбил. Остается четырнадцать... на четыре машины. Это не работа. Скоро драться будем за каждую сваю. Куда годится? Елки-палки.
— У меня к вам просьба, Константин Касьяныч.— Каширихин остановился, видимо, не собираясь дальше провожать машиниста копра.— Такая просьба... Сваи вот-вот пойдут. Сваями мы вас завалим скоро. И к этому нам с вами надо быть готовым. Не смогли бы вы, вернувшись сейчас домой, продумать всю работу членов вашего экипажа от начала и до конца смены. Должны же быть какие-то неувязки, какой-то недогляд... Чего-то недоучли, про что-то забыли, на что-то не обращали внимания. Вы меня понимаете?Дядя Костя мотнул чубом, хотя он понимал весьма смутно из- за того, что ему никто ничего подобного никогда не говорил и смысл слов Каширихина стал доходить до него уже после того, как он дал знать, что ему все ясно, что ничего добавлять не нужно.
— Ну вот и ладненько, дорогой мой товарищ,—проговорил на прощанье Каширихин, крепко пожимая руку дяде Косте.— Так вы обмозгуйте все, что надо, и являйтесь ко мне со всем тем, что придет вам в голову. Надо бы поднять производительность копра до двадцати свай в смену. Ох, как надо!
— Это с шести-то до двадцати?—оторопело спросил дядя Костя.
— Поймите, голубчик, дорогой мой товарищ! Надо! На-до!
На лавочке под топольком сидели Ванюшка Цыкин и крановщица Груша, женщина с крупным, по-русски красивым лицом, с мускулатурой, которой Цыкин завидовал. Они явно поджидали дядю Костю, потому как при его появлении из-за угла оба заулыбались, подталкивая друг друга плечами.
— Ты никак трезвехонек, дядя Костя?— спросила Г руша, с недоверием разглядывая строгого и насупленного машиниста.— Не жена ли помешала?
— Она во вторую смену вышла,— буркнул дядя Костя.
Цыкин подмигнул дяде Косте, поскреб пальцем в затылке и выдохнул:
— Эх, кабы, кабы!
— Недурно бы!—подхватила, смеясь, Груша.
— Давай сбегаю!—решительно отрезал Ванюшка Цыкин и поднялся с лавочки.
Дяде Косте, можно сказать, с незапамятных времен была известна эта незамысловатая игра слов перед любой выпивкой. И Цыкин ожидал, что машинист сейчас многозначительно крякнет, потрогает усы и скажет вроде того, что: «Дуй — не стой! » Но дядя Костя даже не посмотрел на своего помощника.
— Садись. Дело есть,— сказал он, глядя поверх тополька.— Срочное, ядрена вошь.
— Не иначе, как сегодня у бога племянник родился,— проговорила Груша.
Дядя Костя присел между ними, достал сигарету и закурил.
— Пить нынче заказано,— глухо сказал он.— Видали, как после смены шел со мной Каширихин?
— Эка невидаль!— усмехнулась крановщица.— Захочу, так со мной пойдет.
— Не трепись. У меня дело.
— Какое такое дело?
— А вот слушай.
По улице катился тополиный пух, собираясь по ямкам в белые озерки. Сквозь доски забора проскакивали солнечные лучи и скользили по озеркам, отчего они были похожи на какие-то невиданные доселе елочные украшения.
— А чего же мы можем лридумать?— протянул Цыкин, выслушав дядю Костю.— Пусть инженера думают, на то их учили.
— «Учили»,— презрительно надул губы дядя Костя.— Раз Каширихин просил, выходит, он надеется. Он и без нас с тобой знает, что есть ученые инженера, а пришел почему-то ко мне. Понял, ядрена вошь?
— На сухую я что-то плохо соображаю.
Дядя Костя, сам не замечая, что подражает Каширихину, внимательно и спокойно оглядел Цыкина и сделал внушительное заключение:
— Не уразумею никак, Агриппина Прокофьевна, и чего я держу возле себя Ванюшку Цыкина. По-мо-ощник!.. Какой он помощник? Всю смену лясы точит с бабами. За маслом сбегает, горючее примет. Что еще?
— Или я за машиниста не сиживал?— обиделся Цыкин.
— Дак это ж...— дядя Костя поперхнулся дымом от сигареты.— Это ж... Когда я сам нахожусь без понятиев.
— То-то,— удовлетворенно подытожил Цыкин.
— А ежели я завсегда с понятием на копер приходить буду? Тогда как?— грозно спросил дядя Костя.
— Второй племянник у бога родился,— вздохнула Груша, подталкивая дядю Костю.
— Ты, Агриппина Прокофьевна, не подзуживай, я дело говорю. Вот Kate сваи пойдут с избытком, робить тебе, Ванюха, по новому графику.
— Это еще по какому-такому графику? Я как по инструкции велено... Я читал ее, меня знакомили при поступлении.
— А ты, Ванюха, мою инструкцию послушай. Днем тебе нечего возле копра околачиваться. Масло и горючее приму без тебя. Заставлю, чтоб привезли прямо к самой кабине. Ты ж выходи на площадку за час до меня. Подготовь машину: вскипяти воду, масло обязательно прогрей, если ночь холодная будет. Заправь сваю в ого- ловник. А я как приду ровненько в восемь, так и бить зачну. Никакой нигде задержки не будет. Верно я говорю?
— Что ж я, или по часу в смену всего? Что ж я заработаю?— спросил Цыкин.
— А ты не знаешь, садовая голова, что если забивать по двадцать свай за смену, то копру ремонт будет нужен. После смены на твоей шее ремонт и вся профилактика, хоть до утра валандайся, а чтоб к восьми первая свая стояла под оголовником. Понял, ядрена вошь?
— Черт его знает!— засокрушался Цыкин.— Ты тут столько наговорил, что и на ночь думать хватит. С этой твоей инструкцией всю жизнь мне поло.маешь!
Груша успокоила его:
— Дак ненадолго же, Ванюшка! Позабиваете сваи на глазном корпусе и опять заживете старой жизнью.
— Хоть бы уж выпить по такому случаю, что ли?—с надеждой вопросил Цыкин.— А то черт-те что! Инструкцию тбою, Константин Касьяныч, обмоем, а?
Дядя Костя рад, что завтра ему есть, о чем «докладать» Каши- рихину, и он сдается перед Ванюшкой. Поглаживая усы и широко улыбаясь, машинист лезет за пазуху и говорит привычно:
— Дуй — не стой!
И уже кричит вслед торопливо уходящему помощнику:
— Смотри у меня! Одну на троих...
— Да я-то не буду,— отмахивается Груша.— Пейте, мужики, вдвоем.
— А чего вдвоем?— миролюбиво спрашивает дядя Костя.— Лафитник пропусти.
Они оба смеются, довольные тем, что определена без особых трудов участь Цыкина, и что вот скоро Цыкин вернется и они обмозгуют, как ускорить забивку свай.
Утром на площадке к дяде Косте подошла Груша и спросила равнодушно, то и дело позевывая и поднося кулак ко рту:
— Ты когда к Каширихину думаешь7
— Дак вот, пока свай нет, и пойду. А что?
— Может, и мне сходить, что ли?
— Это зачем?—опешил дядя Костя.
— А ты что, один у него советчик, что ли? Я, может, придумала кое-что.
— Ха!
— Вот тебе и «ха».
— А что же ты такого придумала?—осторожно спросил дядя Костя.— На крану ни черта не придумаешь.
— «На крану, на крану»... Вот видишь кладовщика?
— Ну.
— Вот он торчит тут у забора, здесь ему сваи будут сгружать, а он их оприходует документом. Отсюда сваи потянут трактором ко мне. А не лучше ли сразу сгружать сваи у копра?
— А клэдоещик?
— Ну, что кладовщик? Промнется по площадке, ничего ему не сделается, жирок лишний скинет.
Дядя Костя покрутил усами:
— Верно ты надумала!
— Ас краном я тогда маневрировать начну. То к одному копру, то к другому, чтобы никаких простоев. Свая забита и скоренько подается новая под оголовник.
— Верно!
Крановщица захохотала и, подбочекясь, смотрела на дядю Костю, Тот покосился на нее хмуро, пошевелил усами:
— Про тебя я в парткоме упомяну, а самой идти к Каширихину тебе негоже. Он тебя и не знает вовсе. Вот так, милая.
И дядя Костя удалился.
Глава шестая
«Познакомилась с бригадиром монтажников Цыбеном Чимитдоржиевым. Вот бывают такие люди... С одного взгляда видно, что горячий и боевой. Его избрали членом партийного комитета. До него бригадой руководил какой-то известный специалист по монтажу и дело вел хорошо, а потом зазнался, сбежал на юг, опомнился, но бригада его не приняла.
У меня такое убеждение, что Цыбен справляется со своими обязанностями. Вчера ему пришлось поломать голосу. Надо было поставить опору на самую вершину сопки. Высота метров пятьдесят, а в опоре двадцать тонн. Бригада выкурила пачку «Беломора», пока думала. Ребята наперебой высказывали советы, употребляя все свое красноречие. Чимитдоржиев молчал. У ребят блестели глаза, руки описывали в воздухе линии воображаемых чертежей. Цыбен. как типичный степняк, немногословен, произнес лишь одно слово, потом короткую фразу. В этой фразе содержалась интересная мысль.
