Admin - i f36931a51be2993b
На миг стало плевать на всё. Умирать - так умирать! Только глупо - из-за этого.
А из-за чего не глупо? Почему не отправиться в Бездну ради сохранения человеческого облика? Всё равно пленнице змеиного аббатства предстоит кошмарная агония длиной в десятилетия!
И почему сразу не догадалась отказаться от еды и питья? Монашкам плевать, но матери-то - нет. А она - уже не узница, а "черная сестра". Ирия об этом еще летом слышала. И опять не задумывалась - в чём разница...
Ползут часы, монахиня не возвращается. И яростный запал исчезает водой в песке. Высыхает. Вымерзает. То ли вековые холод и сырость остудили порыв, то ли жажда жизни берет свое.
Не вовремя! И уже слишком поздно - ничего не переиграть. Осталось приготовиться к любому исходу.
Нет, не к "любому". Почти наверняка дерзкие слова сочтут за бунт. Так что - готовься умирать. Всё равно ведь уже решилась.
Медальон остался в прежней одежде. Но Его лицо Ирия помнит и так. И умрет с Его именем в памяти.
Вот этот кувшин она успеет разбить - когда войдут "братья". И острым осколком - себе по горлу.
Жаль, нельзя прихватить с собой пару врагов! Или хоть одного. Но тогда ее горе-оружие успеют отобрать еще до самоубийства. Нет уж - лучше тогда себя!
Бедный отец! О чём он думал в последние мгновения? Папа ведь тоже был так одинок! А некогда любимая дочь не помогла, не поддержала, не согрела... Эдвард Таррент столько месяцев молча страдал один. В неделями не топленной Закатной Башне.
Не согрела - потому что старательно и упоенно жалела себя! Не думала ни о боли отца, ни каково в тюрьме матери...
В замке Ирия привыкла ложиться позже. И по этой причине или по многим другим - здесь подолгу лежала без сна. И думала, думала, думала...
Как и сейчас. Наверное, вся картина понемногу складывалась с самого начала. А сейчас добавился последний штришок. Теперь Ирии известно имя убийцы. Имена...
Девушка потянулась к гребню. Зеркала в камере нет. Но негоже дочери лорда Таррента встретить смерть чучелом огородным. Даже если свидетели - лишь недостойные своего служения монахи и монахини, хмурое утреннее небо и невидимые души предыдущих жертв.
Ирия усмехнулась, расчесывая длинные светлые вьющиеся волосы. Хоть что-то дала судьба действительно красивого - волосы и глаза. А то всю мамину красоту Эйда себе взяла, сестрам крохи оставила...
Как странно - уже в третий раз готовиться к смерти.
Здесь.
В Ауэнте.
И снова - здесь. Говорят, три - решающее число, вот круг и замкнулся. Судьба смеялась, когда давала приговоренной ненужную отсрочку.
Лучше бы Ирию убил Анри - той страшной весной! Ее и Эйду... Всё равно больше не случилось ничего, ради чего стоило выжить. Разве что встреча с Ним...
Нет, и это - неважно. Он наверняка Ирию даже не помнит.
Анри, ты не знал, что иногда самое жестокое - оставить в живых. Действительно не знал. Иначе бы не колебался.
Дверь заскрипела - теперь-то уж точно открываясь. Ирия, дочь покойного лорда Эдварда Таррента, пленница аббатства, основанного предательницей, отложила гребень. Тряхнула гривой светлых волос и потянулась за кувшином.
4
На пороге - мать. Без рыцарей-леонардитов.
Приливной волной нахлынула слабость. Кувшин едва не выскользнул из рук. Сил хватило лишь поставить его на лавку. Осторожно. Единственный как-никак...
- Мама! Мама!! Мама!!! Мамочка!!! - Ирия разрыдалась, вжимаясь лицом в серый монашеский плащ...
Сестра Валентина, бывшая графиня Карлотта Таррент, замерла на целый перестук сердца. Ледяной статуей. А потом всё так же холодно отстранила бывшую дочь в сторону. Тяжело опустила ей руки на плечи и пристально взглянула в заплаканные глаза. Без малейшей теплоты.
- Прекрати лить слёзы! Ты - благородная дворянка! Дочь лорда.
Лед и каленое железо! И дорожки слёз на лице сохнут сами. Выгорают огнем. И вовсе не теплом очага Закатной Башни. Папиной.
- Наконец, ты - моя дочь, если тебе мало всего остального! Не заставляй меня считать, что я рожала одних слизняков и мокриц.
Ирия опомнилась.
Она полтора года не видела мать. Вот и придумала добрую мамочку, сюсюкающую над детьми.
И совершенно забыла холодно-равнодушную высокомерную женщину. В последний раз целовавшую и гладившую по голове дочь, когда той было года три.
Напрасно, Ирия. Другая мать существовала лишь в твоем воображении. А монастырь не смягчит характер никому. Здесь и святая Бригитта взвоет!
- Впрочем, кого еще можно родить от слизняка? Его даже ты сумела прикончить.
Папа - не слизняк!
Спокойно, Ирия.
- Мама! - Отчаяние вот-вот захлестнет. Держись, Ирия! Иначе - конец. - Мама, хорошо, что ты пришла. Я знаю, кто убил моего отца! - она попыталась подражать тону матери.
Получилось или нет - не понять. Себя со стороны не слышно.
- Это сделала не ты? - Всё тот же ледяной, равнодушный голос.
- Нет. - Что-то в глазах бывшей графини напомнило Ирии о... чём-то не просто неприятном, а отвратительном.
Но о чём? Мысль проскользнула призрачной тенью - и исчезла.
- Возможно, - не меняясь в лице, бесстрастно бросила сестра Валентина. - Это всё, что ты хотела сказать?
Сердце упало. Рухнуло.
- Ты мне не веришь?!
- Верю. Говори.
Когда Ирии было девять, один папин друг со смехом рассказывал, как в одной книге допрашивали преступников. Начинает хам - орет, брызжет слюной, грозит всевозможными пытками. А сменяет его вежливый и мягкий дознаватель. Прикидывающийся таковым.
Тогда это казалось смешным и отцу. А если и нет - он всё равно из вежливости улыбался. Тюрьма и казни для него существовали лишь в книгах.
Проверить, так ли поступают в нынешнем Эвитане, Ирии не удалось. В Ауэнте ее не допрашивали. Зачем? Отец ведь не делился с дочерью военными планами...
Почему это вспомнилось сейчас? И кому труднее отвечать - парочке подобных мастеров допроса или собственной родной матери?
Ирия пересказала всё - кроме ночных кошмаров и привидений. Пересказала ровным голосом. Почти.
- Когда я вошла в кабинет - мне показалось, папа еще жив! Я тогда не поняла, почему так решила...
- И почему же? - перебила бывшая графиня Таррент. Впервые проявив искру интереса.
- Я много думала, пока была здесь... Там было МАЛО крови. Понимаешь, мама? Мало, а должно было вытечь... - Губы дрожат - как не вовремя! - Намного больше! Понимаешь? А в кабинете... столько бывает, если человек не убит, а легко ранен. Очень легко...
- Это - всё?
- Нет! Еще "ратники"... - На лице Карлотты вновь - ничего, кроме равнодушия. И всё труднее справиться с дрожащим голосом! - Когда меня притащили к Леону, он был в покоях Полины. Они там играли в "ратников". Ночью!
Мать чуть усмехнулась:
- Продолжай.
- На доске был "кардинальский триумф"! Это очень сложная позиция - она почти никогда не получается. Даже у хороших игроков!
- Вот как раз это - не доказательство. Полина вполне может быть очень "хорошим игроком". Тебя она переиграла.
- "Триумф" был у Леона! А он таких ходов не знает. Я же с ним с детства за доской сижу.
Прежняя каменная маска. А собственный голос предательски запинается. И спешит - когда не надо.
- Понимаешь, Полина просто расставила фигуры. Хотела сделать вид, что они играют давно. И предусмотрела всё - даже что всегда проигрывает мужчинам. Но при этом нечаянно устроила на доске позицию, где через три хода - "кардинальский триумф". Мама, клянусь - это правда!
- Теперь - всё? - альваренский лед не дрогнул.
- Да. Понимаешь, я уверена: папу убили не в кабинете! Его туда перенесли. Его кровь... - И как же опять дрожит голос! - Сначала пролилась в другом месте. Поэтому в кабинете ее и оказалось так мало... Но тогда это могли видеть слуги!
- Не могли! - холодно отрезала Карлотта. - Из моих... то есть теперь уже из покоев этой дешевой шлюхи ведет потайной ход. В кабинет твоего отца. Придуман три поколения назад - тогдашними лордом и леди. Прятаться от сбрендившей старой свекрови. Бабка считала, что плотские развлечения - грех, если не сопровождаются зачатием детей.
- Но тогда всё встает на свои места! - Ирии не часто случалось перебивать мать. Но сейчас - именно тот случай. - Тогда понятно, почему они ночью оказались в спальне этой... в твоих бывших покоях! Ты веришь мне?!
- Да.
Сердце подпрыгнуло и пустилось вскачь:
- Ты мне поможешь?!
- Нет.
Под ногами разверзается бездонная пропасть... Лететь придется десятилетия - прежде чем разобьешься насмерть.
- Почему? - охрипшим голосом прошептала девушка, в ужасе глядя на мать.
- Если Леон пойдет под суд - неважно, один или со своей шлюхой - его казнят. Я не допущу, чтобы мой род прервался, а титул лорда получил сын этой потаскухи. В нем наверняка вообще нет крови Таррентов. Леон - мой единственный сын, и он останется лордом.
- Но я всё знаю! - с вызовом выкрикнула Ирия.
