И. Халатников - Дау, Кентавр и другие
Закончив университет, Гамов поступил там же в аспирантуру, но за четыре года обучения в ней не сделал ничего не только выдающегося, но и достаточного для защиты диссертации, что и было отражено в полученной им тогда характеристике. Было решено послать его на обучение за границу. И произошло чудо — в первый же год пребывания там он сделал выдающуюся работу по альфа-распаду. Эта работа, в которой впервые были применены принципы квантовой механики по отношению к атомному ядру, произвела огромное впечатление. Это был принципиально новый и смелый шаг в науке. Гамов сразу приобрел популярность как за рубежом, так и на родине. В 1929 г. о нем даже вышла статья в газете «Правда», и там же были напечатаны стихи Демьяна Бедного о простом советском парне, разгадавшем атомные тайны.
СССР зовут страной убийц и хамов
Недаром.
Вот пример: советский парень Гамов
(Чего хотите вы от этаких людей?!)
Уже до атома добрался, лиходей!!
Гамов впервые уехал из России в 1928 г. Вплоть до 1931 года он ежегодно приезжал в Москву на каникулы. Тогда же, в 1931 г., в Риме созывалась первая научная конференция по ядерной физике, которую организовывал Энрико Ферми, и Гамов был приглашен туда в качестве основного докладчика. Но его не пустили, и он на это обиделся. В 1932 г. Гамов при большой поддержке со стороны Ландау, который был с Гамовым в дружеских отношениях, стал членом-корреспондентом Академии наук СССР. Ему не было еще тридцати лет. Тогда же вместе с Ландау они хотели организовать Институт теоретической физики. Эту идею поддерживал курировавший науку Н.И. Бухарин, но у нее были и противники, в частности А.Ф. Иоффе, отчасти побоявшись ослабления своего института. В общем, из-за множества интриг с новым институтом так и не сложилось. Потом Ландау уехал преподавать в Харьков и создал уже там близкий по стилю институт, но это другая история.
По стилю работы Гамов заметно отличался от Ландау. Так, например, он не любил вычислений. Он их практически ненавидел. Ландау же, подобно Эйнштейну, напротив, всегда очень любил и ценил красивые вычисления, считая, что эта красота — один из критериев правильности работы.
Обидевшись, что его не пустили на конгресс в Рим, Гамов хотел покинуть Россию нелегально. Так Ландау рассказывал мне, что, когда они с Гамовым и его молодой женой в 1932 г. путешествовали, тот искал пути нелегально пересечь финскую границу, но, очевидно, безрезультатно. Сам же Ландау идею покинуть Родину никогда не поддерживал. Это даже привело к некоторому охлаждению их отношений. Более того, когда уже после отъезда Гамова из России Ландау встречался с ним в Институте Бора, то рассказывал мне и об этой встрече, и о самом Гамове с каким-то сожалением.
В сентябре 1933 г. Георгий Гамов получил приглашение в Брюссель, на Сольвеевский конгресс. Он, очевидно уже планируя остаться за границей, непременно хотел взять с собой жену. Одного его пускали на конгресс, а с женой — нет. С помощью Бухарина Гамову удалось добиться по этому поводу приема у Молотова, и Молотов принял его, что само по себе было исключительным случаем. Поездка планировалась сроком на две недели, и Молотов спросил Гамова: «Что, так уж вы две недели не можете пробыть без жены?» На что Гамов ответил, что жена исполняет обязанности его секретаря, и он без нее не может работать. Молотов обещал подумать. Но потом он уехал отдыхать, и, когда подошло время, оказалось, что Гамову дали только один паспорт для выезда. Он отказался его получать. В конце концов он довел чиновников Министерства иностранных дел до того, что ему выдали оба паспорта, и он уехал. Это не был еще окончательный отъезд — Гамов, оставаясь пока советским гражданином, оформил его как командировку, которую просил время от времени продлять, но всем было ясно, что возвращаться он не хочет. Такое поведение Гамова наложило определенный отпечаток на судьбу других русских ученых, в том числе П.Л. Капицы.
Гамов, оставаясь на Западе, поставил советским властям условие — паспорт, дающий возможность передвигаться через границу, как Капице. Известно было, что Капица, работая в Англии у Резерфорда, оставался советским гражданином, и со своим паспортом мог передвигаться через границы Европы. Но так как Гамов, выезжая, обманул Молотова, и это стало известно Сталину, было решено не только не продлять ему паспорт, но вызвать в Россию Капицу и больше его не выпускать.
Капица время от времени ездил на каникулы в Россию. И российский посол в Лондоне Иван Михайлович Майский каждый раз писал Резерфорду своего рода гарантийное письмо, что Капица беспрепятственно вернется. В 1934 г. посол сказал Капице, с которым был в дружеских отношениях: «Ну зачем мы будем писать этому лорду письмо. Он его и читать не станет, а нашу страну это дискредитирует». Капица послушал посла, и первый раз за все время согласился поехать без такого письма.
У этой интриги была еще одна сторона. В то же самое время в Англии случайно оказался известный разведчик Рудольф Абель. Старшим резидентом НКВД в Лондоне в то время был Александр Орлов, и он попросил Абеля уговорить Капицу поехать в Москву. Абель, имевший техническое образование, интересовавшийся физикой и водивший с физиками знакомства, с Капицей поговорил. В итоге всех этих разговоров Капица в сентябре 1934 г. вернулся в Россию, и там уже через пару дней ему сообщили, что больше он в Англию не уедет.
Гамов тем временем нервничал — у него в 1934 г. кончался срок действия паспорта. Он многократно обращался с просьбами продлить его, но получил отказ. Именно тогда он принял решение окончательно остаться на Западе. В Европе у него возникли сложности с получением работы, и в конце концов он принял приглашение из США, из Университета Джорджа Вашингтона. Там он проработал 22 года. Как я говорил выше, Гамова долго не допускали до участия в атомном проекте, но потом его друг Эдвард Теллер его туда все же устроил, и он работал во второй, водородной части американского проекта. В 1956 г. Гамов переехал в Боулдер, там он жил работал уже до самой своей смерти. Над университетским городком в Боулдере возвышается корпус — «башня Гамова».
Русский физик Георгий Гамов за свои работы должен был получить не одну, но три Нобелевских премии. Это не вызывает ни малейших сомнений. Первую — за свои работы по альфа-распаду, которая, безусловно, заслуживает Нобелевской премии. Вторую — за модель «горячей вселенной», предложенной им в 1953 г. В 1978 г. премию за аналогичную работу получили два американских физика, но Гамов предсказал подобные результаты гораздо раньше. Третью же премию Гамов должен был бы получить за работу по расшифровке кода ДНК.
Эта работа лежит, скорее, в области биологии, но это только доказывает широту научных интересов Гамова. Когда была выяснена структура ДНК, возник вопрос, каким образом там записывается информация. В основе ДНК лежат 4 азотистых основания, которые периодически чередуются в двойной спирали. Оказалось, что каждое основание — буква, и Гамов практически показал, как расшифровывается этот код. За это тоже впоследствии была присуждена премия, и тоже не ему.
Таким образом, несмотря ни на какие политические выкрутасы, среди ученых Гамов по праву занимает большое и значимое место. Истории известны выдающиеся русские интеллигенты, жившие на Западе, и тем не менее пользующиеся на Родине должным почетом и уважением. Ярчайший пример — И.А. Бунин. В области науки Гамову по праву должно принадлежать аналогичное место.
МОЙ УЧИТЕЛЬ
Как создавалась школа Ландау
В 1932 г. Ландау переехал из Ленинграда в Харьков. Кроме руководства теоретическим отделом в Украинском физико-техническом институте он начал и преподавательскую работу (сначала в Физико-механическом институте, а затем в Университете). К преподаванию он относился не просто серьезно, а рассматривал как важную миссию своей жизни. За это друзья сразу назвали его Учителем. Программа физико-математического образования в университетах в то время содержала много анахронизмов. Некоторые из них сохранились еще с XIX века.
Курс теоретической механики читался в течение двух лет. Формулы удлинялись до неудобочитаемых размеров, поскольку не использовалось векторное исчисление. Первая революция, которую Ландау произвел, — курс теоретической механики был упразднен, и вся механика излагалась в течение полугода как часть курса теоретической физики. Естественно, что такие нововведения не могли вызвать большого энтузиазма у многочисленной группы преподавателей теоретической механики. Ландау нажил себе таким путем немало врагов. Его новаторские идеи распространялись также на математику и преподавание других дисциплин. Он, как человек общественно поляризованный, считал, что его идеи реформирования образования необходимо распространить на всю страну, и начал шаги в этом направлении.