Сергей Васильев - Как это было у меня: 90-е
Сейчас это странно звучит, в это трудно поверить, но тогда все обстояло именно так.
На этих наших совместных заседаниях совета директоров, Козырева и мы, «москвичи», отчитывались о наших успехах и триумфах, а «красные тверские директора» слушали нас с открытыми ртами, с трудом понимая, как это все у них там в Москве получается.
Потом всегда было застолье с закусочкой, вином, коньяком, смешными тостами, анекдотами и просто историями про жизнь. Всем — и им, и нам — нравились такие посиделки.
Эти старые советские директора были людьми немного провинциальными, но повидавшими многое, и нам нравилось слушать их рассказы про былое, про то, как любили отдыхать члены ЦК где-то под Завидовом, ну и прочее в том же духе.
А акционерам — «красным директорам» нравилось слушать молодых московских банкиров, которые рассказывали про свои грандиозные планы и покорение всей страны. И мы, и они постепенно понимали двусмысленность происходящего, но все думали про себя, что когда-то, как-то… это все само по себе изменится.
Лишь где-то на третий год существования банка, примерно в 1994-м, мы, московская команда, впервые начали задумываться, а не стать ли нам самим акционерами. В те времена это можно было сделать очень легко. Банку достаточно было объявить эмиссию акций, а нам — выкупить их, оформив покупку на какую-нибудь свою предварительно прокредитованную компанию.
И мы начали продумывать саму сделку — тем более что Козырева как раз запланировала очередную эмиссию. Мы еще не понимали, к чему это приведет, не знали, нужно ли нам оно. Мы вообще не обсуждали между собой, как будем делить акции, если сможем их купить.
Мы просто стали готовить сделку.
Но не прошло и несколько дней, как мне позвонила Козырева: «Я все поняла! Вы хотите купить весь банк, я вам этого не позволю. Я еду в Москву, будем разговаривать».
Наверное, именно тогда между Александрой Михайловной и нами — московской командой — состоялся первый тяжелый разговор. До этого мы еще не выясняли между собой, кто у нас в банке хозяин.
Действительно, а кто реальные хозяева банка? Неужели вот этот директор комбината искусственных кож? Или вот этот директор совхоза?
И Козырева тогда впервые нам призналась, что так долго продолжаться не может. Надо было что-то менять.
Мы создаем этот банк — и потому все вместе должны стать его хозяевами!
Александра Михайловна спросила, какой пакет акций хотим мы, московская команда?
Мы ответили: «Не знаем, еще даже не думали». Но считаем, что контрольный пакет должен быть у нее, у А. М. Козыревой.
— Вы создали этот банк, и контрольный пакет должен быть у вас, — четко ответили мы.
Услышав это, она успокоилась, и конфликт удалось уладить.
Впрочем, она не хотела скупать акции прямо сейчас. Она не знала, что скажут другие акционеры, когда вдруг увидят среди основных акционеров ее или нас.
Она предложила подождать. У всех тверских предприятий, мол, дела идут не очень хорошо, они сами будут приходить и продавать акции. Им все равно понадобятся деньги, и вот тогда мы все у них постепенно выкупим.
На том и порешили.
Тогда же мы договорились, что московская команда в акционерные дела лезть не будет, этим станет заниматься лично Козырева.
P.S.
Мы так и не стали акционерами банка. Крах наступил в тот момент, когда мы все еще были просто менеджерами.
А все тверские акционеры потеряли свои акции — их просто размыли в сто раз при санации банка.
Отдых и образ жизни (1993–1998 годы)
Все студенческие посиделки в нашем общежитии заканчивались обычно песнями под гитару. Хороших гитаристов и бардов у нас хватало, и потому это вошло в прочную традицию — собираться по вечерам и петь. В репертуаре обычно было что-то про «казаков», «Машина времени», Константин Никольский, хорошо шел Розенбаум — и, конечно, русский рок. От «Группы крови» Цоя тряслась общага, а Б. Г. был всеобщим кумиром.
Еще в 1986-м, организовывая по комсомольской линии нашу общественную жизнь, мы зазвали к нам в Жуковский на тайный концерт группу «Аквариум». Переполненный институтский актовый зал и совместная выпивка с Борисом Гребенщиковым (ему было тогда около тридцати) в нашей общаге — это, наверное, самое незабываемое впечатление студенческих лет.
Начав банковскую карьеру, мы не поменяли своих традиций и все так же часто продолжали собираться по выходным у кого-нибудь из друзей на посиделки. Все они заканчивались песнями под гитару и, конечно, танцами.
Первый раз мы с женой и сыном поехали отдыхать за границу в Малайзию, на остров Пенанг.
Этот остров и вообще Малайзию посоветовал мне один из друзей-физтехов, он там уже один раз побывал. Виза туда не требовалась. Он подробно объяснил, как выбраться из аэропорта Куала-Лумпур, перейти в другой, долететь до Пенанга, а затем доехать до отеля. Это был наш первый выезд за границу, и потому мы волновались.
«В отеле можно ходить без бумажника и заказывать что угодно, есть в ресторанах, в общем, всем пользоваться без денег, — сказал друг, когда готовил к поездке. — За тебя все подсчитают, и ты расплатишься в конце». Я помню, что это меня очень тогда удивило. Так не было принято в СССР — у нас за все следовало платить сразу, причем в кассу.
Очередь в кассу — обычное дело для советского общепита, отдыха и вообще везде.
Малайзия, пятизвездочный отель, шикарные завтраки, где можно брать все, что захочется, — все это поражало. Уже потом оно стало восприниматься как нечто привычное, само собой разумеющееся. Так и должен быть организован пятизвездочный — да и вообще любой — отдых, но тогда мы только начинали познавать это.
Отдыхали в СССР нечасто. Человек имел двадцать дней отпуска в год. Он мог выбрать их частями, но в основном все, естественно, старались уйти в отпуск летом. Именно в эти дни человек мог куда-то отправиться — как правило, в поездку по стране. Редкие люди выезжали на море. Остальные выходные и праздничные дни граждане проводили дома, на дачах, в деревне. Привычки часто куда-то уезжать на отдых у советского человека не было.
Не было ее и у нас.
Этот маховик отдыхов начал раскручиваться с 1993 года.
Сначала на майские праздники мы отправились на неделю в Малайзию, затем, на ноябрьские, — на неделю в Египет. Потом все начали учиться кататься на горных лыжах — а освоить их за один сезон невозможно, так что мы стали ездить в горы минимум по два раза за зиму.
Так — постепенно, год за годом — у нас установился строгий распорядок отдыхов. Обязательными и неприкосновенными мы считали майские и ноябрьские праздники, а также две зимние поездки.
Летний отдых в девяностые не был строго регламентирован календарем, и потому мы могли выбраться куда-нибудь на неделю в любое время, но постепенно приоритетным стал август.
С середины девяностых мы начали ездить всей нашей «тубовской» командой рыбачить на Волгу. Жили в палатках с женами и детьми, вечером была уха и песни у костра. Хотя к тому времени мы уже вполне избаловались пятизведочным отдыхом, крутыми отелями и прочим туристическим шиком, нам все равно нравилось именно это: доехать на битком забитых продуктами и вещами джипах до Волгограда, оттуда добраться на какой-нибудь безлюдный остров в заводях Волги, разбить большие палатки, расставить складные столы, стулья, развести костер, надуть резиновые лодки…
И соревноваться, кто больше поймает сазанов, щук или судаков.
Это было для нас и для детей настоящее счастье, почти что рай.
P.S.
Вначале мы уезжали на рыбалку в августе на неделю, потом на две, а с нулевых отпускным стал весь этот месяц. Такой строгий распорядок сохраняется у нас до сих пор.
И, мне кажется, по тому же распорядку живет сейчас вся страна.
Недвижимость (1992–1996 годы)
Тверьуниверсалбанк и РПБ реконструируют рынок
Тверьуниверсалбанк и Русский продовольственный банк участвуют в данном проекте на паритетных началах, общая стоимость реконструкции составит более 40 миллионов долларов. После перестройки одного из старейших московских рынков под его крышей разместится современный торговый центр, помещения для офисов и ресторанов. Общая площадь строящихся объектов — более 42 тысяч квадратных метров. Реконструкция и строительство зданий будут завершены в течение двух лет. Торжественная церемония открытия строительства состоится сегодня при участии мэра Москвы Юрия Лужкова.
«КоммерсантЪ», 29 июля 1995 года14
Именно это нас погубило — и именно это спасло банк!
Практически сразу, как только в банке появились деньги, а их количество стало быстро расти, мы начали что-то строить.
Мания строительства присуща любым деньгам, а крупным деньгам тем более. Трудно удержаться от соблазна что-то построить, когда у тебя есть деньги.
