Неизвестен Автор - Успение святой Иоланды
Другая женщина на месте Маргариты с воплями обратилась бы в бегство, но бывалая солдатская девка, повидавшая не одно поле битвы, смотрела на мертвое тело, как монахиня - на молитвенник.
("Дурак... ой, дурак... И нож с собой взял - что же, так с ним и поедет?")
И вдруг догадка обожгла ее, как удар кнута: Антуан! Аббатиса могла проболтаться Гаспару... Что, если аббат... Что, если сейчас Гаспар с Антуаном... Антуан, конечно, малый не промах и солдат бывалый, но спросонья и против ножа... Схватив первое попавшееся ей под руку оружие увесистую клюку, с которой ходила несчастная Сильвия, - Марго выскочила из лазарета и со всех ног бросилась к конюшне. Она едва успела спрятаться за яслями, где обычно кормили лошадей приезжих, когда из конюшни галопом вымахнул красавец Корбо с аббатом на спине. Великолепным прыжком вороной перелетел через калитку и вскоре цокот копыт затих вдали. еужели - успел?! Марго, не чуя под собой ног, взбежала по лестнице.
Дверь в каморку конюха была открыта, и окровавленный кухонный нож нагло валялся на грубо сколоченном столе. Однако Антуан был жив, невредим и сперва чрезвычайно недоволен, что его разбудили.
По всему выходило, что д'Арнуле решил одной пулей убить двоих:
свалить на конюха вину за убийство лекарки.
Медлить было нельзя. Конюх с лихорадочной быстротой оседлал лучшую в конюшне лошадь - герцогского гнедого. Марго размотала свой драгоценный пояс и обвила им талию старого друга, - двести двадцать ливров, дружище, как-нибудь первое время продержишься!
Бывший солдат взобрался в седло, Марго вспрыгнула на круп коня, и они поскакали к главным воротам обители, - через калитку ехать было нельзя, чтобы не напороться на удирающего д'Арнуле. Марго, соскочив, отодвинула тяжелый засов и осторожно приоткрыла створку ворот, - так, чтобы смогла пройти лошадь. Услышав скрип петель, в окне привратницкой показалась встрепанная Доротея.
Маргарита сделала ей знак молчать, а конюх, скорчив страшную рожу, погрозил кулаком. Привратница испуганно кивнула и спряталась за шторкой.
- Спасибо, Марготон. Ты - настоящий друг. - Антуан наклонился с седла, чтобы поцеловать ее.
- Ладно, дружище, не тяни - скачи! Прощай, старина. Бог даст свидимся...
...Закрыв ворота, Маргарита с чувством выполненного долга побежала к себе и забралась в постель.
День седьмой
День, как того и следовало ожидать, начался с жуткого переполоха.
Заведующая лазаретом пропустила хвалитны. Если бы подобную вольность в отсутствие аббатисы позволили себе, к примеру, Августа, Гертруда или Иеронима - все сочли бы это только естественным. о - мать Сильвия! С ее-то набожностью! С ее-то пунктуальностью! ет, если старой лекарки в урочный час нет в церкви, - значит, что-то случилось или с кем-то из больных... или с ней! Обеспокоенная мать Ефразия, едва дождавшись конца хвалитных, побежала к подруге. В лазарете ее ждало страшное зрелище, - впрочем, уже описанное нами выше. а вопли кастелянши сбежался весь монастырь. Здоровые хватались кто за голову, кто за сердце и требовали нюхательных солей с успокоительным. Больные уверяли, что вот-вот отдадут души Всевышнему. Последним пожаловал отец Эрве, чтобы, как он выразился, cognoscere causas rerum . По совету Гертруды, опасавшейся за сохранность монастырской казны, перепуганные насельницы, в один голос заявлявшие, что теперь ночью ни за что не заснут, поскольку им всюду мерещатся убийцы, решили послать гонца за помощью во Флёри. "Лучше в Валь-де-Рей, это надежнее", - подсказал отец Эрве, и на его тонких губах мелькнула довольная усмешка. Его светлость, узнав, в чем дело, был так великодушен, что даже предложил своего коня гонцу.
о тут обнаружились, во-первых, пропажа этого самого коня вместе с седлом, во-вторых, отсутствие конюха Антуана, которого монахини думали послать за помощью, и, наконец, в-третьих, наличие на столе, в Антуановой комнатке, окровавленного ножа, которого накануне обыскались на кухне. Теперь все и всем стало ясно: убийца - конюх, он зарезал старуху и ускакал на герцогской лошади. Тогда, предположила Юнис, нет никакой нужды посылать за помощью: ведь преступник благополучно убрался с места преступления, так и скатертью дорога, авось, сам отыщет себе петлю на шею, но только подальше от обители!
Моя вина... Каюсь (лат)
"е прелюбодействуй" и "не убий".
Познать причины событий (лат)
При этих словах Эрве стиснул зубы, чтобы не выругаться. Он тут же снова овладел собой и придал лицу приличествующее случаю выражение. Однако злобная гримаса, на миг исказившая лицо достопочтенного пастыря, не укрылась от внимательных глаз Маргариты. Она, разумеется, тоже была на месте происшествия, и, всхлипывая, несла всякую чушь, - как все и вместе со всеми.
о Августа с блеском выручила де Форе, напомнив собравшимся, что преступник - несомненно, сумасшедший, ибо только безумец способен был посягнуть на жизнь матушки Сильвии, утешительницы страждущих, ангела милосердия! - может с тем же успехом шататься поблизости, подстерегая новую жертву. Естественно, после этих слов ничего не оставалось, как все-таки послать гонца в Рей. Жером, помощник садовника, белобрысый конопатый малый лет тридцати, тихий, простоватый и больше всего на свете боявшийся поссориться с церковью, влез кое-как на одного из рыжих и потрусил к воротам, провожаемый охами, вздохами и наставлениями, и предусмотрительно снабженный адресом аббата д'Арнуле.
... Аббат Гаспар оказался единственным, кто откликнулся на отчаянный призыв сестер из Фонтен-Герира. Прискакал, когда дело шло к вечерне, верхом на Корбо, в костюме ярко-зеленого бархата, при шпаге и пистолетах. аездник хоть куда, что есть - то есть, особенно рядом с недотепой-садовником, чуть не лежащим на шее рыжего. Спрыгнул с коня, подкрутил усики, поправил перевязь, картинно положил руку на эфес, - мол, теперь, прекрасные дамы под охраной доблестнейшего из рыцарей. Выслушал душераздирающую историю, ахнул, разразился анафемами каналье-конюху, и, раздавая направо и налево благословения, на совершенно законном основании отправился к себе в келью, дабы переодеться.
И снова в церкви стояли два гроба - смена караула, черт подери! В саду, на кухне, в прачечной - тревожно шушукались, ту же умолкая, когда кто-то из старших матерей появлялся на горизонте. Что-то надвигалось, что-то носилось в воздухе, и теперь это чувствовала уже не только Марго.
По матери Сильвии отслужили панихиду и заупокойную обедню.
Маргарита видела, как Гаспар - уже облачившийся в сутану и напустивший на себя донельзя благочестивый вид - устремил на де Форе взгляд, полный благодарности и восхищения, а отец Эрве кивнул ему - еле заметно, но одобрительно. А позже Маргарита увидела, как оба святых отца рука об руку вышли из церкви, и как кухонный нож - орудие убийства несчастной Сильвии снова перешел из рукава сутаны Эрве в карман д'Арнуле. ("Ага, значит, не сегодня-завтра жди еще одного убийства во славу Матери-Церкви! И ведь кого предупреди - ни в жизнь не поверят! Кто же следующий?
Уж не я ли, грешная? адо будет после ужина попытаться стырить нож на кухне... пока все стадо пойдет исповедоваться... И подумать только, что моего Антуана едва не замели... из-за этих лысых чертей...
и из-за этого долговязого труса герцога... ет, я ему выскажу все, что думаю, про его дворянскую честь!")
... Было изрядно за полночь, когда герцога разбудил негромкий, но настойчивый стук в окно. Рывком отдернув белую кисейную штору, он встретил презрительный и гневный взгляд монахини, которая, вцепившись одной рукой в шатающийся и потрескивающий трельяж, отважно висела над бездной в добрых двенадцать футов, бесстыдно подоткнув платье. Герцог узнал Маргариту. Стыд, как яд, жег его изнутри. Он отошел от окна, чтобы зажечь свечи, а больше для того, чтобы овладеть собой. у как ей объяснить... Монахиня, повидимому, испугавшись, что ее не впустят, снова забарабанила костяшками пальцев по стеклу. Герцог вздрогнул, узнав ритм: Яви, о Господи, Твой лик! Шестьдесят седьмой псалом... Как тогда, под Арком... В августе восемьдесят девятого... о откуда ей знать...? Он зажег свечи - все три, что были в подсвечнике, открыл окно и протянул руку Марго. Та, будто не заметив его учтивого жеста, ловко влезла в комнату, закрыла за собой окно и, не дожидаясь приглашения, уселась на кровать, поджав ноги. Лавердьер тяжело опустился на стул напротив.
- Маргарита, я... - герцог не мог заставить себя взглянуть ей в глаза.
- Я тогда видела все. Влезла на трельяж, как сегодня. Видела, как вы жали убийце руку. Я думала, что вы мужчина и воин... а вы старая баба, монсеньер, - почтительное обращение прозвучало, как ругательство.
- Маргарита... он во всем признался.... он обманул Иоланду, обольстил ее... это правда... но он не хотел ее убивать!
- Ах, вот как? - насмешливо произнесла Марго. - Всего лишь обольстил? И вам этого недостаточно?
- Вы были правы, Маргарита: аббат действительно встречался с ней по ночам... под предлогом совместных молитвенных бдений... - заговорил герцог, просто чтобы хоть что-то говорить. - Он сперва исповедовал ее, а потом заставлял выпить полный кубок вина - говорил, что это вино Тайной Вечери... из Рима... что он оказывает Иоланде большую честь... Она верила... Ей нужен был друг и покровитель... В пансионе ее недолюбливали... дразнили еретичкой... А когда бедняжка.... ну, словом...
