Екатерина - o fa076bfa4f9911dc
откуда-то из коридора. Предложение Джека звенело так ясно, как звучит
идеальный камертон//
он не надеялся сдохнуть в раю, но и заключать сделки с мексиканцами
только из ненависти к отцу - это казалось неразумным, хоть и заманчивым.
По болевой шкале от одного до десяти пацан чувствовал агонию "на
девять", отказываясь от препаратов, чтобы принять единственно верное
решение//
гематомы сходили. К Илаю постепенно возвращалось зрение, а Джек
испарился столь же внезапно, как и очутился в палате. На двадцатый день
мальчуган почти уверил себя в том, что ему не нужны неприятности. И
думал он так ровно до того момента, пока в палате его не навестил
Мэйсон//
- Эй, приятель, ты ведь не держишь на меня зла, верно?
- Если ты хочешь знать, подам ли я на тебя в суд, то нет. Не подам. Но ты
кое-что пообещаешь мне, Мэйсон.
- Сынок, не называй меня так...
- Сынок? Ты допился. Окончательно. В общем, слушай: больше ты никогда
не появишься в моей жизни. Окей? - злоба и ненависть тем и отличаются: ненависть шагает поодаль от гнева. - Можешь исчезнуть, встать на лыжи, умереть. Делай всё, что тебе угодно. Но не вздумай появляться там, где
нахожусь я.
- А как же...ну...наше дело?
- Какое дело? Впрочем, не отвечай. Просто собирай свои кости и вали
отсюда. В этот раз я ничего терпеть не стану. - Илай выудил "Глок".
Мэйсон обречённо выдохнул и перед уходом ещё раз оглянулся, словно
надеясь, что внутри одной секунды его сын изменит решение.
но ИИ.sysуже мечтал о своей личной коробке из-под дорогого
холодильника, рассматривая телефон, оставленный Джеком//
In progress...
80. Самообман провоцирует тебя. Инициирует недопонимания, потоки
рефлексии и компромиссы. Необратимость поступков вынуждает тебя
принять как факт неизбежность всех событий, что произойдут. Они
обязательно произойдут, заставив тебя жалеть о чём-то. Ты возьмёшь океаны
слов назад, пытаясь заслужить прощения. Придумаешь мириады оправданий
и миллиарды причин тому, что сделаешь. Найдёшь все слабые места в своём
теле и станешь давить туда, пока кто-нибудь тебя не остановит. С
приближением катастрофы хаос станет упорядоченным, флуктуация
обнаружит себя "как раз к месту", и тогда система выйдет на новый уровень
самоорганизации, но части её вновь распадутся по направлениям, будто
имитируя неминуемый беспорядок в более гротескной и зависимой форме.
Иди нахуй, Гейзенберг. И ты, Эверетт. Сейчас мы найдём все электроны на
своих местах.
81. Это не значит, что мы в сговоре с Сёрлом. Джон - тот ещё старый
обмудок.
Понедельники превратились в среды, пятницы - в субботы. Как ни назови
своё состояние, какую переменную ему ни присвой, мир продолжает
держаться на трёх китах: голод, секс и наркотики. Пространство сжимается, унифицируется, подгоняется под стандарты. "Икея" консолидирует отправки
целыми городами, и не разберёшь, где ты проснулся: Огайо, Штутгарт, Осло
или Милан. Ахроматическая палитра, дешёвые и аккуратные формы,
однообразные спальни с такими же женщинами, выкрашенными во все
типовые каталоги, одетыми в торговых центрах и накормленными "Цезарем".
Их фотографии - это копии, а паспорта - копии копий. Им нравятся
доступные страны, пирсы, имена на песках, фуршеты. И пока кожа бледнеет, они с каким-то агоническим восторгом разносят информацию о перелётах, точно пилигримы - сифилис. Они это делают. Встают в один ряд и хором
запевают песню о себе, полагая, что все только и ждут подобных мемуаров: монотонных вокализов об одном и том же.
Так делают они.
Так делаешь ты.
Обезьяны видят. Обезьяны принимают к сведению. Обезьяны делают.
Они почти застряли между Палаником и квантовой механикой: на достаточно
большом промежутке времени шанс выживания каждой из них приближается
к нулю, но вероятность не погибнуть в любой последующий момент по-
прежнему велика.
Типа: "Ты проиграл, толстяк",- но в туннелях бесконечной комы толстяк мнит
себя последним победителем. Там он никакой не жирдяй и не обезьяна, он
никому не проигрывает, а время не нависает над ним заряженной фугой, угрожая пристрелить неудачника за то, что тот просто жил и
"эволюционировал".
Можно, конечно, элементарно спустить крючок, не утруждая себя ловлей
настоящего, но сегодня не тот день. Сегодня - это момент времени, который
ты тратишь на ссаные отговорки. Сегодня для тебя вообще не существует.
Вот где начинается булимия. В безвременье.
82. Понятие смерти тебя больше не пугает. Ты уверен, что дерьмо случится с
кем-то другим: ты не подавишься таблеткой, не упадёшь с социальной
лестницы, не попадёшь под "колёса", ветка метро над тобой не обломится, шарики обязательно выйдут, "лёд" под тобой посыплют "солью".
А практика показывает: дерьмо должно с кем-то случаться. F#ck_simi1e.
83. Большие дети всегда чего-то боялись, сколько бы мышц ни обтягивало
скелет, сколько бы членов у них во рту ни побывало. Ведь истинный
параноик убеждён в одном: если всё идёт хорошо, значит, где-то есть подвох.
Теперь же: ни страха смерти, ни паранойи.
Ты продолжаешь пожирать своё говно, задавая сакральный вопрос: что со
мной может случиться? F#ck_simi1e.
"Мои глаза больше, чем мой живот".
Слишком много - это всё равно мало.
Удовольствие - тяжёлая ноша.
На деревянном стуле лежит пласт жира.
Модернизм в духе Пруста сдал свои позиции.
Слишком много - это всё равно мало.
Съешь ещё этих мягких французских булок.
Кодла буржуйских свиней радостно хлопает в ладоши.
Абдоминальное ожирение. Импотенция. Глютен.
Слишком много - это всё равно мало.
Нужно больше денег. Больше потаскух. Больше унций.
Короткий метр. Полнометражка. Сериал. Мыло.
Сигарета. Блант. Джойнт. Винт.
Аффект. Серийное. Массовое.
Слишком много - это всё равно мало.
Нам не нужны живые кумиры. Они должны умирать.
Мы больше не станем дрочить без пальца в жопе.
Мы никогда не будем ебаться бесплатно.
Нет "мы". Есть "я".
И я буду жрать столько, сколько понадобится, чтобы потом не жалеть, что я съел недостаточно. Иначе всё напрасно.
АВЕРСИВНАЯ ТЕРАПИЯ
#0010
тлетворный душок накатывал волнами//
даже амальгамирование не перебивало запах из кладовки//
Илай вышел на улицу и осмотрелся. Всё в его Орлеане казалось
умиротворённым, медленным, неброским. Инертная среда в инертной
среде. Как будто внутри мыльного пузыря, который всё никак не вынут
из баночки, чтобы надуть и пробить окурком//
без Джека сеть ИИ.sys"aвернулась к привычной схеме с бегунками//
пацан плевать хотел на угрозы картеля//
нет, он больше всего на свете хотел плевать на угрозы картеля//
душно. Солнце выпаривало осадки, раскаляя горячую пыль, которую изо
дня в день сметало бризом и луизианскими бурями. Редкий дождь
высыхал как слёзы - мгновенно. В таком круговороте было крайне трудно
дышать//
ведь барокамеру всегда закрывали снаружи//
Мэйсон растворился//
Джека казнили//
бездомный Вилли вот уже пару недель отлынивал от работы, а боль в
колене сводила Илая с ума//
отдалённый гул полицейской сирены, выстрелы, рваные крики//
ИИ.sysвслушивался и ждал//
рано или поздно кто-то точно должен был прийти за ним//
in progress...
84. Контроль, интенсивность, раздражитель.
Когда день за днем существуешь в ящике Скиннера, то единственное, что
остается делать - нажимать на кнопку и открывать рот. В принципе всё. На
этом можно закончить описывать принцип бытия, суть действа, смысл жизни.
Никаких целей. Никаких желаний. Рождение перестает быть сакральным и не
несет в себе никакой смысловой нагрузки. Просто еще один менеджер.
Инженер. Забитый подросток. Небритый ублюдок. Никаких Далай Лам.
Нострадамусов. Помпеев, Икаров, стремящихся к солнцу. Солнца. Всё
