Лена Мухина - Блокадный дневник Лены Мухиной
Сейчас 12 часов ночи. За сегодняшний день было девять тревог, из них две продолжались по два с лишним часа. Боже, как эти частые тревоги изматывают. По-моему, если в течение 10-ти дней сряду будет по 9 воздушных тревог, то в городе станет гораздо больше умалишенных, чем здравомыслящих людей. Я это говорю потому, что прошел только один такой день, а как уже люди нерв[н]ичают. На улицах суматоха, неразбериха. Люди мчатся по тротуару как угорелые. На трамваях висят, на троллейбус очередь. Это, конечно, легко сказать: были 9 В. Т. А какие это были В. Т: неистовствовали зенитки, грохотали, сотрясая все кругом, разрывы бомб.
Каждая В. Т. уносила с собой жизнь десятков людей. Каждая В. Т. — это разрушенные здания, это жертвы.
Девять В. Т. — это сотни человеческих жизней, это десятки разрушенных зданий, это завалы, пробоины, воронки.
Последняя, 9-ая В. Т. была жуткая. Я дежурила в домовой конторе с 9 до 11-ти. Здесь же сидела мама и еще одна общественница. То и дело сотрясалась земля от разрывов фугасов. И за все время тревоги продолжали, не умолкая, гудеть самолеты, хотя зенитки неистовствовали. Бомбы разрывались, казалось, где-то совсем близко. И каждый раз мы инстинктивно съеживались, нам казалось, что вот-вот бомба попадет в наш дом. Но все обошлось благополучно.
10-ого сентября
Еще только 11 часов утра, а уже было 3 В. Т. Я теперь каждый раз хожу в бомбоубежище. Одеваюсь в зимнее, надеваю галоши и беру с собой мой маленький чемоданчик. Я теперь с ним не расстанусь до окончания войны, у меня там чистая тетрадь, Бовин портрет, деньги, 2 носовых платка, бутылка с чаем, хлеб и этот самый дневник. На крышке чемодана, внутри, я написала свой телефон и адрес, если что со мной случится, можно будет сообщить домой. Вот сейчас тревоги нет, а слышно, как бьют зенитки.
Боже, как наш город кишит врагами. Сколько уже выловили ракетчиков, и все-таки, как только ночной налет, предательские ракеты, выпущенные неуловимым врагом, показывают цель для бомбометания. Вот многие люди, которые вчера во время налета были у ворот, на чердаке, на крыше, говорили, что над местом, где находится банк (на Фонтанке), Витебский вокзал и другие важные объекты, до тех пор вспыхивали ракеты, пока туда не сброшены были бомбы.
Вот еще факт, где враг наглеет: во время налета, под носом у дежурных и дворников, какой-то тип разлил на улице керосин и поджег его. Негодяя сейчас же задержали, но керосин удалось потушить не сразу, так как горящий керосин расползся по всей мостовой.
Четвертая тревога продолжалась около 2-ух часов. Сейчас 12–55 дня. Только что кончилась 8-ая В. Т. Сейчас около 5-ти. Кончилась 9-ая тревога.
Сейчас четверть 11-ого. Мама и Ака спят. У меня такое предчувствие, что скоро уже начнется ночное «представление». А сейчас я ложусь спать тоже. Я не ошиблась. Воет сирена. Половина 11-ого. Дан отбой 20 минут 1-ого.
30 минут первого снова В. Т. И только ровно в час отпустили наши души на покаяние.
14/IX-41 года
Немцы стреляют в нас из дальнобойных орудий. Вчера подвергся обстрелу наш район. Наш дом пока цел, но вокруг нас, буквально вокруг нас падали снаряды: на Ивановской, на Разъезжей, 16, во Владимирском садике, на ул. Марата, на ул. Правды, около Большого драматического театра, недалеко от Александрийского театра и в др. местах. Снаряды перелетали через наш дом, или не долетали до нас, или пролетали стороной. Но каждую минуту мы можем быть убиты. Почему наши не найдут и [не] разбомбят эти проклятые орудия. Казалось, что может быть проще, спустить 2 бомбочки по 2000 кг, и были бы спасены 1000 жизней. Ведь всем хочется жить. И тем, которые уже убиты, тоже хотелось жить. А среди убитых дети, грудные младенцы, старые люди, молодые: девушки, парни, всем так хотелось жить. Но снаряд не выбирает жертву, он слеп, этот зловещий кусок металла, он не щадит никого, и никак от него не убережешься, только и спасенье, что безвыходно сидеть в подвале. Но это невозможно для многих.
Я своими ушами слышала жужжанье неприятельского снаряда, потом свист, треск и грохот рушащегося здания и гулкое эхо. Жутко! Страшно! Но зато совсем нет В. Т.
Как ни странно, 10-ого было 10 В. Т., 11-ого — 11 В. Т., а 12-ого только 2 В. Т.: утром в 10 часов и вечером в 10 часов, причем ночная В. Т. не имела «представления». 13-ого, вчера, была только одна В. Т., и в такое время, когда никто не ожидал, в 3 часа ночи.
Мы, ленинградцы, за эти страшные 3 дня: 8, 9, 10-ое сентября привыкли к тому, что ровно около 11-ти выла сирена, все спешили в убежище (кому жизнь дорога) и начиналось представление: ракеты, гул самолетов, грохот фугасов, свист зажигательных бомб. Поэтому 11-ого многие уже заранее спустились вниз, а В. Т. продолжалась только полчаса. Но 12-ого начался интенсивный обстрел из орудий, и поэтому многие ночуют в бомбоубежище, особенно те, которые живут в 5-ом этаже той части здания, которая обращена в сторону, откуда стреляют.
И потом зря называется это подвальное помещение бомбоубежищем. Это, скорее, снарядоубежище, а перед бомбой не устоит. На основании наблюдений в эти 3 дня бомбардировки Ленинграда стало известно, что почти всегда убежище или пробивалось насквозь, или его заваливало. Так, например, было на 5-ой Красноармейской улице. Бомба большой взрывной силы ударила в каменный, очень прочный 9-тиэтажный дом и разрушила большую часть его до основания, но одна часть стены, над самым тем местом, где находилось бомбоубежище, устояла, но грозила каждую минуту рухнуть, и поэтому невозможно было откопать засыпанных в убежище, надо было рушить стену, но пока это делали, многие из несчастных погибли.
11-ого сентября
Сейчас половина десятого. Уже были две В. Т. Во время второй В. Т. были сброшены бомбы. Нет, зря думают те люди, которые успокаиваются мыслью, что днем-де не страшно, днем только разведчики летают. А вот нет, и днем бросают бомбы. Жутко!
А разве теперь отбой даст спокойствие. Бомб бояться нечего, а снаряды. Каждую минуту тебя может убить снарядом. Вот и сейчас тревоги нет, а где-то что-то грохает.
Третий день изматываются люди. Нет спокойствия ни днем ни ночью. Одна В. Т. сменяет другую. Вчера было 10 В. Т. Третьего дня 9. Всего 21 В. Т. — это только за 2 с 1/2 дня — И сколько впереди таких дней.
Рабочий — день и ночь у станка. В свободные часы — на посту. И только он придет домой на каких-нибудь 2–3 часа, как начинается В. Т. Одна В. Т. сменяет другую, и он идет [на] крышу, качаясь от усталости. Уже теперь большинство людей как сонные мухи. Идут ничего, но стоит присесть, глаза сами собой закрываются.
Сегодня хоть маленькая радость с фронта. Наши отбили у врага Вильно{47}.
Я совсем уже измучилась. 5-ая тревога продолжалась час с четвертью. Не прошло и 5-ти минут, как снова В. Т. Уже 6-ая. Я теперь не раздеваю пальто. Грохочут раскаты дальнобойного орудия.
Настали тяжелые дни. И вот в эти-то дни как я горда, что и я ленинградец. На нас смотрит весь дружественный нам мир. За нами следит вся страна. К нам на помощь, на помощь ленинградцам, готовы придти тысячи и миллионы советских граждан.
Впереди еще столько трудностей, лишений, борьбы! Но немецкий сапог не вступит на наши улицы. Только когда умрет последний ленинградец, враг вступит в наш город. Но ведь и враг не бесчислен. Наши нервы напряжены, нервы врага тоже. Враг раньше нас обессилет. Так должно быть, и так будет.
Как приятно слышать, когда горнист играет отбой. Ведь этот звук трубы да «Интернационал» в 11 часов — это и вся «музыка», которую мы слышим. Давно уже по радио не слышно ни песни, ни музыки. Только последние известия, передача для молодежи (вместо хроники) и изредка передача для старших школьников. А все больше разные подбадривающие внушительные статьи. Смысл все один и тот же: «Впереди тяжелые испытания и жертвы, но победа будет за нами. Мы не одни. С нами вся страна, с нами весь цивилизованный мир. Все следят за нами, все уверены в нашей победе. Ленинградец, собери все свои силы. Не позволь запятнать славное имя нашего города».
Рвутся фугасы, трясется земля.
Зарево красное, словно заря.
Злися, гадюка, бесись, но не взять,
Город родной мой тебе не отнять.
Вражья ракета встревожила тьму.
Мы за все это отплатим ему.
Земли советские кровь залила.
Гитлер за это заплатит сполна.
Рушатся здания, стекла звенят.
Летчики с свастикой город бомбят.
Наших зениток снаряды поют.
Сбросив свой груз, фашисты бегут.
Утра рассвет над домами стоял.
Раненый город тревожно молчит.
Трудятся люди, сил не жалея,
Чтоб его раны закрыть поскорее.
Город, тебя разрушает бандит.
Злобою лютой к тебе он горит.
Но не увидеть врагу никогда
Улиц широких, прямых как стрела.
Город, носящий имя вождя,
Город великий, творенье Петра.
Все как один желаньем горят,
Чтобы тебя отстоять, Ленинград.
19 сентября
Сегодня в 4 часа дня завыли сирены и гудки. Эта была 4 воздушная тревога. Я быстро оделась и продолжала читать книгу, я почему-то успокаивала себя мыслью, что днем бомбы не бросают. В общем, я не спустилась сразу вниз, но оделась.
