Неизв. - Дочери Лалады. Книга 2. В ожидании зимы
– У вас тут все девицы в таком виде разгуливают? – хмыкнул он с усмешкой.
– Здесь не принято стыдиться своего тела, как у вас, в Яви, – ответила та. – Я – Свигн?ва, дочь владычицы Дамрад. Послана тебе в подарок на эту ночь.
Вранокрыл хотел по привычке потеребить бороду, но пальцы наткнулись на голый подбородок, и он досадливо поморщился.
– Знатный подарочек, – ухмыльнулся он через мгновение. – Однако ж не пойму я твою матушку: то я у неё никто, пустое место, то вдруг – дочку свою посылает… Темнит что-то государыня! Не знаешь, что у неё на уме, а?
– Это не моё дело, – сказала Свигнева, переключая своё внимание со столба на плечи князя. – А вот проверить, что ты из себя представляешь как мужчина – это дельце как раз по мне!
Её ладони обжигали даже через одежду, а кончик языка влажно блестел, когда она скользила им по губам, покрытым светло-розовой краской с перламутровым отливом. Бледные губы здесь, видно, считались верхом красоты, потому что даже мужчины красили рты. «Как у покойников», – думал Вранокрыл об этом странном обычае.
– А чего меня проверять – вот он я, – хрипловато мурлыкнул князь. – И готов попробовать подарочек.
А про себя он рад был уцепиться за что-то знакомое и привычное: уж это-то дело всюду одинаково. Баба – она везде баба: две сиськи, зад, две ноги… ну, и то, что между ними. Князь быстренько разоблачился, а девице было почти нечего снимать, кроме того кусочка кожи на ремешках, который прикрывал ей срам. Окинув Вранокрыла оценивающим взглядом, Свигнева отозвалась о его статях не слишком лестно:
– Рыхловат будешь, княже. Из-за пуза-то хоть свой кончик видишь?
С этими словами она похлопала князя по круглому брюшку, покрытому тёмной седеющей порослью. А уже в следующий миг плюхнулась на кровать, брошенная волосатой рукой рассерженного Воронецкого владыки.
– Следи за своим языком, девка, – процедил он жёстко. – За такие слова я тебя во все дыры так отжарю, что месяц сидеть не сможешь!
– О-о, а ты на такое способен, седой кобель? – блестя белыми клыками, рассмеялась девица. – Я вся в нетерпении, жги, наяривай, коль сил достанет!..
Князь обомлел от такой дерзости и непочтительности: стоя над сладострастно извивающейся на постели развратницей, он так сопел, что ещё немного – и в небе появилась бы вторая воронка, сделанная его ноздрями. Однако, и распалила же она его!.. Добилась своего! Вранокрыл жаждал наказать эту клыкастую дрянь немедленно. Взгромоздившись на девицу, он устремился было к цели, но запутался в ремешках кожаной повязки, преграждавшей путь. Пока князь пыхтел, пытаясь развязать их, Свигнева хохотала, извивалась и выскальзывала, натёртая каким-то маслом.
– Долго же ты копаешься, княже! Ежели уж в одёжке моей заблудился, то дальше дорогу-то и не найдёшь, поди!..
– Не одёжа, а… хрен знает что, – прокряхтел Вранокрыл.
Был бы у него с собою нож – разрезал бы эти треклятые ремешки, и всё. Увы, оружие ему как гостю не полагалось иметь, а потому – хоть зубами грызи…
– Тебе помочь? – насмешливо спросила Свигнева.
Она дёрнула за кончик одного из ремешков, и хитро запутанные узлы распустились. Красный и потный от досады и смущения Вранокрыл сорвал повязки с её бёдер и груди, после чего наконец вонзился в скользкое, вёрткое и ненавистно-желанное тело со всей злостью.
Он пыхтел, потел, кряхтел. Задыхался, всаживал, долбил. Добился, зажмурился, крякнул – и обмяк. Он вложил все свои силы, показал свою мужскую мощь! И ушатом ледяной воды на него вылилось пренебрежительное разочарование:
– И это всё?
Выжатый, выдохшийся до искр перед глазами Вранокрыл был готов вскричать: «А что ещё надо-то?!» Отвалившись в сторону, он умирающе ловил ртом воздух, а девице – хоть бы хны! Она выглядела так, словно ничего с нею и не делали: даже малейшей капельки пота не выступило на её гладком смуглом лбу, а на лице замерла маска презрения. Сев в постели, Свигнева встряхнула своими косичками, словно клубком тонких чёрных змеек.
– У вас в Яви все такие скорые? – ехидно скривила губы она. – Молодец, княже, нечего сказать! Поелозил для своего удовольствия, а я даже не поняла, что это было!..
– Слушай, ты, шлюшка языкастая!.. – огрызнулся в ответ уязвлённый князь. – Что ты мне тут брешешь? Уж я-то, поди, знаю, как бабу покрывать надо!
– «Покрывать»! Ха! – хмыкнула девица. – Оно и видно, что только это ты и умеешь.
– Да чего тебе ещё надо, сладострастница балованная?! – не выдержал Вранокрыл.
Болотная зелень глаз девицы зажглась морозными белыми искорками, а уголок губ пополз вверх в недоброй ухмылке.
– Изволь, княже, я тебе покажу, как я люблю это делать.
– Меня на второй раз не хватит, – со стыдом сознался Вранокрыл, который уж и не рад был «подарочку», такому непочтительному, нахальному и дерзкому на язык. – Годы уж не те, чтоб без остановки, как кобель, спариваться…
– Ничего, пару капель из тебя выжать ещё можно, – глумливо хихикнула Свигнева.
Откуда-то взялся длинный и тонкий, как вожжа, ремень; Вранокрыл не сразу понял, где она его прятала: не так уж много на её теле имелось мест для этого. (Видно, всё-таки в сапоге: вон какие они высоченные! Там вполне себе и ножичек какой-нибудь мог прятаться. И даже, пожалуй, не один). Серединой ремня Свигнева туго скрутила князю руки, а концы привязала к столбам в изголовье кровати.
– Ты… это… это ещё зачем? – пытался возмущаться удивлённый Вранокрыл.
– Не рыпайся, старый пердун, – цыкнула девица, обнажив белоснежный оскал. – Сейчас всё узнаешь.
Вскочив на постель и слегка пружиня на ней ногами, она достала из сапога плётку со складной рукояткой. В свёрнутом виде она занимала совсем немного места, а вот в полную свою длину произвела на князя весьма ошеломляющее и не слишком приятное впечатление. Он встревоженно переводил взгляд с пушистого треугольника чёрных волос на плеть и обратно.
– Ты что задумала, окаянная?!
Плётка свистнула в воздухе, но удар пришёлся по подушке совсем рядом с головой князя: чуть правее, и Воронецкий владыка заработал бы второй рубец на лице.
– Твою усталую плоть надо малость взбодрить, – оскалилась Свигнева.
– Э-э! – закричал князь. – Не смей, гадюка! Ударишь меня – шею сверну!
Ледяных искорок в глазах девицы эта угроза не прогнала, пощады её взгляд не обещал. Две белые молнии хлестнули Вранокрыла, и его самолюбие скукожилось в жалкий комочек. Его холеные, сытые бока и откормленное брюшко покрылись полосками от ударов… Впрочем, хлестали его не до крови, а только до покраснения кожи, но и этого было довольно для невообразимого, жгучего унижения, смешанного с яростью. Вранокрыл ругался последними словами, брызгал слюной, брыкался, пытался достать Свигневу ногой и спихнуть на пол, но та с торжествующим хохотком охаживала его плетью снова и снова.
– Так, так тебе, хряк ты жирный! – добавляла она к телесному оскорблению ещё и словесное. – Ну вот, оживаешь мало-помалу! Еле шевелился, а теперь гляди-ка, как задёргался!
Её гибкий стан лоснился, высокая грудь с вызывающе вздёрнутыми сосками покачивалась при каждом взмахе плетью… Вранокрыл ненавидел каждую упругую ямочку на её полнокровном, здоровом теле, словно созданном для соблазнения и плотских утех; будь это в его власти, он в кровь исполосовал бы толстым пастушьим кнутом эти круто изогнутые, виляющие бёдра и округлый, подтянутый задок, а потом подвесил бы эту дрянь за руки, чтоб они с хрустом вывернулись из плечевых суставов…
– Сука… шлюха… ненавижу, – рычал он. – Удавил бы тебя, гадина!
– Да, да, княже, я такая сука, каких ещё поискать надо! – смеялась та, а плётка со свистом оставляла на коже князя новые и новые полоски.
Каждый удар поднимал воображение Вранокрыла на дыбы, и он представлял себе изощрённейшие пытки, коим он непременно подверг бы Свигневу за все эти издевательства и оскорбления его княжеской особы. Он мысленно вливал ей в горло кипящее масло, сдирал кожу, варил в кипятке, потрошил заживо… И с каждой новой картинкой этих кровавых расправ в паху у него всё сильнее разгорался похотливый огонь.
– О, а вот и зверь проснулся! – хохотнула Свигнева, а князь залился пунцовой краской, увидев свой уд, бесстыдно торчавший в железном стояке.
Дочка владычицы взобралась на князя задом наперёд, показав ему упругие ягодицы, и уселась Вранокрылу на лицо.
– Ты что творишь, зараза?! Это что за… – придушенно вскричал тот, но тут же охнул, ощутив руки девицы, которые, видимо, рассчитывали выжать из него намного больше, чем пару капель.
– Работай языком, старый хрыч, а то откушу тебе твой отросток – назад не пришьёшь! – рыкнула Свигнева.
Вранокрыл испил чашу унижения до дна. Нутро негодовало: «Что ты, мужчина, позволяешь бабёнке с тобой вытворять?» – но вскоре внутренний голос заткнулся. Руки и рот Свигневы знали своё дело и вили из него верёвки, заставляя делать то, что ему даже не пришло бы в голову делать для ублажения женщины: он привык только сам получать желаемое, а до таких способов не снисходил. Впрочем, трудного в этом ничего не было, и он глотал этот странный, извращённый напиток, в котором смешались издевательство и блаженство. Каждый глоток жестоко всверливался ему в кишки, насмехался над ним, обнажал его постыдные слабости и выявлял пороки. Как будто в него вколачивали его же собственный член.
