Санин Евгений - Чудо - из чудес
Стас с Леной оглянулись.
И увидели бежавшего к ним так, что только полы белого халата вразлет, Сергея Сергеевича.
— Стасик! Лена! — подбегая, спросил он. — Мне только что позвонили… сообщили… сказали… Это что — правда?!
И, не дожидаясь ответа, потому что по взгляду Лены сразу понял, что она видит его, сам, не сдерживая слез, принялся, тесно прижимая друг к другу, обнимать ошеломленных счастьем детей.
А затем, оставив свое отделение на заместителя — повез их домой…
15
— Кто?! — с полным недоумением взглянула на Зою мама Стаса.
… А дома Зоя развлекала проснувшегося ребенка большими фотографиями, на которых было множество людей.
— Вот это — дядя Сережа! — говорила она. — Это тетя Люда! И это тоже Люда, точнее, Людочка, потому что еще тоже маленькая! Видишь, как бы сказала твоя мама, какая я «однолюдка».
Она даже не услышала, как входная дверь открылась.
И только увидела вошедшую в спальню маму Стаса, у которой сохранился свой старый ключ от этой квартиры.
— Вы?..
— Вы?! — в один голос удивились обе женщины.
— А где…
Мама Стаса хотела спросить — Стасик и Лена.
Но тут ее взгляд упал на внука.
— Ой, — прижав ладонь к щеке, умиленно воскликнула она. — Да ведь это же — вылитый Стасик! Нет — Сергей Сергеевич в детстве. Да и от меня что-то есть. И от Лены…
Тиша, словно почувствовав родную кровь, что-то по-своему залепетал и потянулся ручонками к бабушке.
— Можно? — спросила та у Зои.
— Конечно! Ведь это же — ваш внук!
— Внучок… внучок, — осторожно доставая Тихона из кроватки, заворковала мама Стаса, впервые назвалась медсестре по имени отчеству: Людмила Ильинична. И счастливо вздохнула: — Господи, как же давно я не держала на руках таких малышей… И такой радости лишилась на целых полгода!
Тут вдруг она вспомнила о главной цели своего приезда и с беспокойством спросила:
— А что, собственно, здесь случилось?
Зоя рассказала ей, что знала сама.
И тогда Людмила Ильинична, не на шутку встревожившись, бережно передала внука Зое и набрала номер Стаса.
— Мам, прости, я сразу тебе все не сказал… — виновато начал он.
— Где Лена! — перебила его мать. — С ней все в порядке?
— Да, да! Более чем! Ты даже не представляешь!
— Надеюсь, ты рядом с ней и сопровождаешь ее?
— Да ей теперь никакой провожатый не нужен!
— То есть как это не нужен?
— Мам, прости, батарейка в телефоне садится. Приедем — сама все увидишь! Да, и папе, пожалуйста, сейчас не звони. Он как раз везет нас домой, а на дороге такие пробки, что как бы из офтальмологии в травматологию не попасть!
— Вот так у него всегда! — пожаловалась Зое Людмила Ильинична. — Сплошные тайны!
Зоя предложила ей чаю.
Они сели за стол — Тиша на коленях у бабушки — и Людмила Ильинична, кивая на фотографии, спросила: — Это что, ваши сослуживцы? Или одноклассники со своими детьми?
— Нет, это мои дети!
— То есть? — с полным недоумением взглянула на нее мама Стаса.
— Ну, как бы вам сказать… Вообще-то это довольно-таки длинная и грустная история. Но — со счастливым концом!
— Тем более! Нам все равно еще долго ждать. И чтобы не терзаться всякого рода сомнениями — расскажите! — попросила Людмила Ильинична.
Зоя тяжко вздохнула и не спеша поведала, что когда ей было восемнадцать лет — ну, посчитала себя уже достаточно взрослой, повстречалась с одним мужчиной, забеременела от него и, так как он, в конце концов, ее бросил, вынуждена была сделать криминальный аборт. Осложнение было очень тяжелым. Таким, что уже почти не оставалось шансов выжить, и ей в беспамятстве было видение. Она увидела своего ребенка. Причем, там и таким, что как только пришла в себя, первым делом поехала в один из немногих открытых тогда монастырей. Здесь она рассказала все старцу. И тот, после того, как она прожила рядом со святой обителью, ютясь в углу у одной сварливой, просто несносной по характеру старушки — но таким было непременное условие старца, постриг ее в монахини. Было тогда такое понятие — тайный постриг… И дал при этом послушание: поступить в медицинское училище. Стать акушеркой. И отговаривать от абортов всех идущих к ней в больницу женщин, несмотря ни на что…
— Все теперь ясно… — понимающе кивнула Людмила Ильинична и, вглядевшись, показала пальцем на стоящую в центре Зою в монашеском облачении: — Ой, да вот же вы! Как же вам идет эта одежда! Постойте, погодите… — оборвала она себя на полуслове. — Не хотите ли вы сказать, что все эти люди…
— Да, — подтвердила ее догадку Зоя. — Это те самые дети, которых мне удалось спасти. Ну, конечно, не все! Одни живут далеко на севере, другие на юге… Да где только не живут: здесь, в Москве, в Санкт-Петербурге, в Хабаровске, Киеве, Минске, городах, деревнях… На мой юбилей сумела приехать лишь небольшая часть. Это вот — главный инженер завода. Это — так сказать, новый русский. Кстати, очень помогающий в восстановлении и строительстве новых храмов. Это — домохозяйка, сама мать пятерых детей. А вот это — артист, вы наверняка его часто по телевизору видите!
— Ой, да! — узнала мама Стаса. — Я его так люблю!
— Этот, к сожалению, страдает алкоголизмом, — посетовала Зоя. — Но будем надеяться, что Господь, по нашей общей, соборной молитве, когда-нибудь вразумит его. А это, между прочим, двойняшки! Таня и Тоня. Честно говоря, никто кроме меня, даже родная мать не может их различить, поэтому они и одеты по-разному… Теперь вот и Тишу надо сфотографировать!
— Вы… вы… — голос Людмилы Ильиничны пресекся, и она только махнула рукой.
Мол, вы даже не знаете, кто вы и что сделали!
А когда пришла в себя, огляделась.
Увидела, что везде все чисто, опрятно.
Удивилась, что все в таком идеальном порядке при наличии в квартире вороны без клетки.
И спросила:
— А где, кстати, Горбуша?
Зоя только беспомощно развела руками и рассказала все, как есть.
То есть, как оно было.
— Надо же, погибла, спасая Лену с еще не родившимся сыном, с моим Тишенькой! — горестно покачала головой Людмила Ильинична и, утирая слезы, добавила: — Если бы птицам давали награды, то я дала бы ей не меньше Героя!..
— Слава Богу, что Он видит и ведает все, — сказала на это Зоя. — Я не знаю – какова посмертная участь птиц и зверей, но то, что всякое дыхание хвалит Господа и ни один подвиг во имя Любви, кто бы его не совершил не остается без вечной — а это куда выше любого земного звания — награды — в это я верю без малейших сомнений!
16
— Что это? — не понял Стас.
Дома Лена в первую очередь бросилась к своему сыну.
— Родной мой! Сыночек! Тишенька! Ой, какой же ты хорошенький! Какой же ты миленький! — подхватив его на руки, восторгалась она, никого и ничего, кроме него больше не видя. — Я ведь тебя именно таким и представляла! Даже вот с этой родинкой на височке!
Стас смущенно кашлянул в кулак, решив, что это он плохо отмыл брение с лица Тиши, потому что как-то никогда не замечал в этом месте у него родинку.
Хотя сам имел точно такую.
Когда Лена, наконец, заметив других, передала ему сына и стала здороваться со всеми, он наслюнявил палец, потер им висок Стаса.
И изумился.
Надо же: точно родинка!
Лена обошла квартиру, разглядывая все вокруг.
Увидев стол с пустой картой-схемой — всего две монетки остались! — недоуменно оглянулась на следовавшего по привычке за ней по пятам — ребенка уже успела отобрать Людмила Ильинична — Стаса:
— Стасик! А где все остальные?
— Потом расскажу! — пообещал Стас. — И покажу!
— Успокаиваешь? Я ведь понимаю, что все те обеды, икра, которыми ты баловал меня в роддоме, съели со мной все это…
— Да нет, они — у Владимира Всеволодовича! — умалчивая пока про музей, клятвенно прижал ладони к груди Стас. — Временно!
— Учти! — погрозила ему пальцем Лена. — Я ведь могу прямо сейчас позвонить ему и проверить!
— Зачем только деньги зря тратить? — тут же послышался знакомый голос, и Лена со Стасом увидели академика, которого только что впустил в квартиру Сергей Сергеевич.
