air - o f7d12d3eb98ba64b
вырвется и вцепится в него.
– Не думаю, что ты такая, но ты точно не обычная, – сказал он.
Потянувшись вперед, он поймал прядь ее волос и накрутил на палец, скользнул
по ней и легонько потянул. – Очень даже необычная. И когда ты так на меня
смотришь, я хочу провести языком по твоим губам, пока еще не село солнце.
В ее груди грохотало, как от промчавшегося табуна лошадей.
– Ты можешь.
Он сделал вид, что не услышал, и тихо сказал:
– Никто еще на меня так не смотрел.
И она ему верила. Она сама никогда и ни на кого так не смотрела.
– Почему бы тебе не поцеловать меня?
– Боюсь, тогда я не смогу остановиться, а ты опоздаешь домой.
Она представила злое лицо отца и встревоженное – матери, как они сидят
на кухне поближе к часам.
– Может, этого того стоит.
Он закусил губу, словно думал о поцелуе. Нежная красная плоть побелела, когда он сжал ее зубами. Он был для нее очень важен. Он был самым
чувственным человеком из всех, кого она видела. Дэлайла закрыла глаза.
– Думаю, тебя нужно целовать долго-долго, – прошептал он.
Она резко выдохнула и зажмурилась еще сильнее. Ей хотелось, чтобы он
остановился, но при этом она надеялась, что он этого не сделает.
– И не только целовать. Что бы я почувствовал, если бы ты укусила мое
плечо? Или если я укушу тебя в ответ – понравилось бы тебе?
Дэлайла подумала, что ей бы понравилось, она просто знала это. Эта
неизвестность и опасная тьма в нем притягивала ее, но еще сильнее ее влекло к
Гэвину его искренность: он говорил, о чем думал, и не стеснялся того, что
отличается.
Она хотела открыть глаза и увидеть, какой он, когда говорит ей такое, но
прежде чем успела, ощутила легкое прикосновение его губ к ее, как его пальцы
обхватили ее талию, и острый укус на своей нижней губе. Боль заставила ее
вскрикнуть и захотеть еще.
– Завтра скажешь, понравилось ли тебе.
Когда Дэлайла наконец открыла глаза, идущий по дороге Гэвин казался
черной точкой вдали.
Глава десятая
Он
Гэвин рассказал своей Комнате о произошедшем сегодня с Дэлайлой,
умудрившись не превратиться во влюбленного поэта. Как она улыбалась, как
смогла остаться смелой, как казалась крошечной рядом с ним. В комнате стало
тепло.
– Я устал. Разговоры с ней сложные. Она словно смотрит на меня и читает
мысли. Я ничего бы не смог от нее утаить.
В комнате стал холодно.
– Она уже была здесь, Комната. Она знает о тебе, ты уже не тайна. И ты ей
понравилась.
Края Одеяла приподнялись, обнимая Гэвина. Кто же знал, что все предметы
внутри Дома такие чувствительные, и им до всего есть дело?
– Ты приглядываешь за мной, когда я на улице? – ему всегда это было
интересно, а после разговора с Дэлайлой – особенно. Когда он был маленьким, что-нибудь из Дома всегда сопровождало его на улице. Но теперь, когда он
вырос, у него складывалось впечатление, что Дом старается дать ему
почувствовать, как оставаться независимым, несмотря на то, что он никогда не
был один.
Гэвин подозревал, Дом присматривает за ним почти все время, хоть он
толком и не понимал, как. Посредством сплетения веток или проводов? Он
никогда не спрашивал, ведь раньше это его не особенно и волновало.
А теперь ему нужно было знать, сможет ли он при желании уединиться с
Дэлайлой.
– Ну так что, Дом? Ты все время следишь за мной?
Температура в комнате не изменилась. Одеяло не сдвинулось. Ответа не
последовало.
– Я так и думал, – тихо произнес он.
Глава одиннадцатая
Она
– Хватит трогать губу, Дэлайла, – сказала ее мама и натянуто улыбнулась, пытаясь отвлечь ее. – Ты сломаешь себе челюсть. А еще у тебя грязные пальцы,
– появятся прыщи.
– Ладно, – пробормотала Дэлайла и опустила взгляд в тарелку. Пресные
овощи, мягкая курица, переваренный рис. Она подняла взгляд на потолок и на
миг захотела, чтобы лампа мигала не просто так, а в веселом ритме. Молчание
было пугающим. Она скучала по хаосу во время ужина в старой школе, когда
позвякивали вилки, кто-то проливал свой напиток и сотни девочек
взволнованно перешептывались. Она подумала и о том, каким мог быть ужин у
Гэвина и возможны ли поцелуи у него за столом.
Жаль, у нее не было его номера, чтобы позвонить после ужина и сказать, что ей понравился его поцелуй.
– Дэлайла Блу, я же сказала, перестань трогать губу.
***
В ту ночь сны Дэлайлы были путаными и притягательно пугающими. Она
постоянно просыпалась и каждый раз помнила, что погибала там по самым
невинным причнам: забыла выключить плиту, и весь дом взорвался; она снова
уснула, и в этот раз в наполненную ванну упал фен, а потом она упала с
лестницы и приземлилась на нож, который держала в руке. Каким-то образом
Дэлайла добралась до кухни и схватилась за нож. Она выронила его и, почувствовав подрагивание мышц, проснулась окончательно.
У нее болела голова и пульсировали виски, и она прижалась к ним
пальцами. В шкафчике в ванной нашла тайленол и снова легла, проспав до
восхода солнца.
Утро выдалось темным, и Дэлайла решила сделать вид для себя, что она
вовсе не ложилась спать, а протанцевала всю ночь. В душе она притворилась, будто сейчас три часа ночи, и она смывает с себя пот после танцев, а не всего
лишь последствие кошмаров.
Она взяла первую попавшуюся одежду, подозревая, что Гэвин даже не
заметит, что на ней надето. Справедливости ради стоит заметить, что появись
он в школе в брюках и рубашке-поло, у нее случился бы сердечный приступ.
Так что, наверное, и ее одежда была важна. Дэлайла разгладила руками красную
юбку и белый свитер. Слишком просто. Она переоделась. Выразить себя
посредством одежды – это труд, и немалый.
Глядя на себя в зеркало, она провела руками по узким девичьим бедрам к
груди, которой почти не было видно. Еще в частной школе она чувствовала, что
ее телу чего-то не хватает, чтобы нравиться парням и чтобы стать женственной
и догнать сверстниц. Ей нравились мускулы Гэвина под его футболкой.
Нравилось, как на его руке проступают вены, когда он закидывает сумку на
плечо, как из-под рукавов выглядывают бицепсы. Он был сильным и мог легко
повалить ее на траву одной рукой.
За завтраком – слишком много пресной вежливости. Дорога в школу –
слишком длинная. Но вид Гэвина, ждущего ее у ворот школы, тут же заставил
все внутри нее сжаться и запылать.
– Ну так как? – спросил он, пока она приближалась, но была еще слишком
далеко, чтобы расслышать.
– Что? – отозвалась она.
– Понравилось?
В ответ она ускорила шаги и прижалась к нему, обвив руками шею и
притягивая его все ниже
ниже
и ниже
к своему рту и губам.
– Слишком понравилось, – сказала она, и он снова прикусил ее губу. Она
ответила, втянув его губу в рот и потянула его за волосы. Звук, который он при
этом издал, запустил фейерверки по ее телу до кончиков пальцев ног.
– Слишком?
– Я не могла перестать думать об этом. Мама кричала, чтобы я не трогала
губу, – тут брови Гэвина поползли вверх.
– Да ну? Кричала?
– Ну ладно, не совсем. Она не кричала. Но ворчала весь ужин, и голос был
не из приятных.
– Потому что ты все время трогала губу?
Дэлайла кивнула.
– Теперь тебя это будет ждать постоянно.
Раздался школьный звонок, и Гэвин обхватил рукой ее плечи, уводя ее к
зданию.
– А в той школе были звонки?
Она взглянул на него, удивляясь, как быстро закончилась тема поцелуев.
– Нет. Мы должны были проявлять ответственность и приходить вовремя, –
ей и самой было слышно, как заученно звучали ее слова, будто были взяты из
памятки Святого Бенедикта.
– Вот значит как. А нам не доверяют быть ответственными.
Она посмотрела на тротуар под ногами. И заметила, что на нем были новые
черные ботинки, и принялась наблюдать за ними, чтобы отвлечься от желания
возобновить разговор о поцелуях.
– Хотя мне нравится думать, что я необычный, – сказал он. Она слышала в
его голосе дрожь, словно он улыбался. – Мне нравятся мои обязанности.
Целоваться и многое другое. Но особенно целоваться.
Дэлайла знала, что ее улыбка была слишком дурацкой, и ее заметил Давал.
Он вскинул брови и скрестил руки на груди, давая ей понять, что заметил ее
безумную улыбку и позже собирается выведать все подробности. Гэвин
замедлил шаги и отпустил ее, поцеловав в висок и пообещав, что они
пересекутся позже.
Он ушел, расправив плечи, волосы его были темными, как тень от деревьев, а она почувствовала пустоту, словно он забрал с собой часть нее.
Трава была бурой и грязной, перед школой было много таких тусклых
пятен.
Давал сидел на верхней ступеньке рядом с Корнелией Стинтон, которую
