Милена завойчинсквая - дом на перекрестве 102
- Вот и славно. А теперь давай вернемся к тому разговору, который нам перебил водяной. Что там само открылось? Расскажи подробно?
- Да я хотел об нее почесаться, навалился, а она скрип - и открылась, - выдал Филимон.
- Кто она? - вмешался Тимар.
- Ну как кто? Дверь.
- Филь, какая дверь? Ты попонятнее объясни? - я потерла лоб. Что-то голова разболелась с этими общениями.
- Ну как это какая? - Филя всплеснул лапами. - Я же говорю, дверь. Та, которая заперта была, на втором этаже. Я на нее навалился, а она приоткрылась. Но я внутрь не входил, ты не думай.
- Дверь, говоришь? - я быстро взглянула на Тима. - Идем?
Дверь, про которую мы с Тимаром уже и забыли, так увлеклись забором и облагораживанием участка, сейчас была немного приоткрыта. Я потянула ее на себя, ключ оказался вставленным в замочную скважину изнутри.
- А вот и ключик, - я аккуратно вынула его, и вставила обратно, но уже со стороны коридора. Заглянула внутрь.
А там оказалась лестница наверх. О как! А как это, кстати? Тут что, еще и третий этаж есть? Входить внутрь и подниматься по лестнице я не спешила. Очень уж там было грязно, и все затянуто паутиной.
- Тимка, - я обернулась к оборотню, топтавшемуся за моей спиной. - Сходи, а? Я пауков боюсь, а тут паутины куча. Бр-р-р, - меня брезгливо передернуло. - И давай сразу по мере поднимания наверх ты будешь всю ее сметать?
- Ну ты даешь, - Тимар фыркнул. - Водяного не испугалась, а пауков боишься.
- Ну... Они такие мерзкие, эти их лапы... И паутина, фу, гадость, - я смущенно рассмеялась. - Давай ты всю эту мерзость прямо сразу в пылесос? А я за тобой следом пойду.
Тимар философски пожал плечами, пробурчав под нос что-то типа 'все девушки странные' и отправился за ним. А я в который раз порадовалась своему выбору - пылесос у меня такая же адская машина, как и пароочиститель. Засасывал так, что я щетку потом от пола с трудом отрывала.
Вот такой вереницей мы и отправились по лестнице вверх. Впереди Тимар с пылесосом, включенным в удлинитель, за ним Филимон и последней я. Лестничных пролетов оказалось два. Причем было стойкое ощущение, что мы поднимаемся в башню, очень уж узкой и крутой была эта лестница. Да и последний раз ходили по ней явно, бог знает, сколько лет назад. Пауки тут постарались на славу. Все было не просто в паутине, а вот как в фильмах ужасов показывают, когда она висит как полотна, от пола до потолка, от стены до стены. Сама бы я сюда точно не полезла, ни за что на свете. Но ступая по уже очищенному пространству, только брезгливо сглатывала, глядя на колышущиеся на сквозняке серые полотнища. Какая мерзость!
Тимар остановился, выключил пылесос, и я выглянула из-за его плеча. Огось! Мы пришли в комнату, которая, как я и предполагала, находилась в башне. Или точнее башенке, так как лестница не длинная. Так вот - круглая комната метров двадцати, высокий сводчатый потолок, три стрельчатых окна по периметру, одно из них от пола до потолка и открывается на балкончик с коваными перилами. Стены обшиты светлым деревом, пол тоже деревянный, но очень темный, почти черный. На стене старый гобелен, выцветший и покрытый пылью настолько, что понять, что на нем изображено невозможно. У одного окна письменный стол, кожаное кресло. Рядом высокий узкий книжный шкаф со стеклянными дверцами. С потолка свисает хрустальная люстра на цепи, а с люстры клочья паутины. Собственно она здесь была везде, так же как и на лестнице, поэтому входить я не торопилась.
А завершала увиденный нами интерьер комнаты - кровать у одной стены. Старинная, под вишневым балдахином. Точнее, когда-то он был вишневым, а сейчас и не поймешь какого цвета, столько на нем было пыли. Пространство между столбами, удерживающими балдахин, тоже в паутине, и меня в очередной раз скрутило от отвращения. На самой кровати застеленной покрывалом в цвет балдахина, лежит что-то крупное и продолговатое, и накрыто сверху полотном. Понять, что там, невозможно с порога, видно только, что на покрывале толстый слой пыли, и откровенно говоря, мне даже страшно представить, сколько ее поднимется в воздух, если это покрывало снять.
- Ого, - нарушил тишину Филимон. - Какая интересная башенка.
- Угу, - промычала я. - Тим, давай переоденемся и попробуем тут разобраться? Только нам надо на волосы что-то повязать и на лицо, а то задохнемся.
- Это точно, - оборотень тоже брезгливо поморщился. - Тут надо все тряпки сразу или выкидывать, или выносить на улицу и уже там выбивать и пылесосить.
И вновь мы принялись за уборку. Пока Тимар все пылесосил и убирал паутину, мы с Филькой ждали на пороге. Потом оборотень добрался до кровати и тут уже я вошла.
- Ну что, взялись? - мы с Тимом потянули балдахин с двух сторон и, насколько могли аккуратно, стащили его вниз.
Пыль столбом взвилась в воздух, и кот на пороге закашлялся.
- Ну вы, поаккуратнее там, - пробурчал недовольно.
- Филь, не лезь со своими советами, - злобно шикнула я. - И так стараемся не пылить.
Истлевший бархатный балдахин, который рассыпался в руках от старости, скатали и засунули в большой мешок, который оттащили к двери. Тим снова пропылесосил то, что нападало с него, и мы, кивнув друг другу, взялись за то полотно, которым была накрыта кровать. Сдернули, и я, взвизгнув от неожиданности, отпрыгнула назад, а Тимар проворчал под нос какое-то ругательство.
Полотнище упало на пол, взметнув с себя столбом пыль, и пока она медленно опадала, мы в немом изумлении смотрели на кровать. А там лежал крупный высокий мужчина в черных брюках и рубашке, которая когда-то была белой. Светлые волосы, длиной до самых пят, в беспорядке разметались по покрывалу. Руки сложены на груди, как у покойников. Спокойное лицо можно назвать красивым - волевой подбородок, высокие скулы, брови и ресницы на несколько тонов темнее волос. Породистое такое лицо, не смазливое, но определенно красивое. Глаза закрыты. И весь он - и лицо, и волосы, и одежда, припорошены вездесущей пылью и посерели. Похоже, даже полотнище, укрывавшее его, не спасло от нее.
А вот и труп в подвале, о котором говорила в свое время на форуме Авантюристка. В данном случае не в подвале, но от этого не менее страшно. И волосы светлые... А вдруг это его призрак являлся мне тогда, а вовсе это и не сон был. Ужас!
- Тим, - я перешла на шепот. - Он мертвый?
- Не знаю, - он тоже сглотнул.
- Тимочка-а-а, - протянула я. - А ты сможешь проверить? Я боюсь к нему подходить.
Тимар как-то жалобно взглянул на меня, и мне даже стыдно стало. Блин, взрослая девица, а заставляю пацана идти проверять живой этот мужик или нет. Ни стыда, ни совести. Оборотень переминался с ноги на ногу, и идти, тоже не спешил.
- Филимон, - я обернулась к фамильяру. - Филя, ты у нас единственное волшебное существо. И ты тут единственный взрослый мужчина, хоть и кошачий. Проверь, а?
- А че сразу я? - кот, похоже, тоже не горел желанием осматривать 'труп' и попятился назад.
- Филь, ну должен же ты хоть что-то делать. Мы вот с Тимаром грязь всю убрали. А завтра нам еще к водяному идти, помогать пруд чистить.
- Вот вечно так... - пробурчал он недовольно. - Как сметанки мне налить, так попа, видите ли, толстая, а как трупы проверять, так я единственный взрослый мужчина.
- Хорошо, уговорил. Получишь целую пачку сметаны сегодня, - я чуть улыбнулась и с опаской покосилась на спокойно лежащего мужчину.
Филимон бурча что-то под нос, прокрался к кровати. Встал на задние лапы и с осторожностью понюхал плечо мужчины. Затем вспрыгнул на подушку, понюхал его лицо. Приложил одну лапку к шее, там, где обычно бьется жилка. Потом этой же лапкой приподнял мужчине веко и заглянул ему в глаз. Как он это сделал лапой, все же кот, я не знаю, но сделал.
- Филь, ну что там? - я не выдержала первая.
Тимар за то время, что Филимон обследовал тело, подошел ближе и сейчас стоял у кровати. А вот я приближаться не спешила.
- Спит он, представляете? - обернулся к нам фамильяр.
- Как спит? - не поняла я.
- Ну как? Обычно. Живой он, и спит.
- И что нам теперь делать?
- Что-что, - пробурчал кот, спрыгивая с кровати, и громко чихая. - Выкидывать все эти тряпки. А мужика этого мыть и переодевать. Можете еще волосы ему подрезать - вон как отросли, видно не один год тут спит.
- Блин! Я не пойму, я что - клининговая компания? Почему я вечно должна что-то отмывать и чистить. Достало уже! - психанула я.
Подошла к кровати, с опаской потянула за ворот на рубашке спящего мужчины, чтобы рассмотреть, что за цепочка у него на шее поблескивает. А ворот так у меня в пальцах и остался - ткань вся истлела, и пока ее не трогали, сохраняла форму, а от прикосновения расползлась. М-да. Страшно представить, сколько же времени он тут лежит? И явно сон это не простой. Ведь ни один человек не проспит столько времени, чтобы на нем истлела одежда. А мужик-то, вон какой, очень даже неплохо сохранившийся, на вид ему не больше тридцати.
